Клитофон (Платон; Карпов): различия между версиями

Один человек недавно рассказывал вам, что Клитофон, сын Аристонима, разговаривая с Лизиасом, порицал собеседования Сократовы и превозносил похвалами обращение Тразимахово<ref>1) Эти первые строки Клитофона походят более на надписание, или на схолию, показывающую повод, по которому происходил разговор между Клитофономи Сократом. Здесь между начальною заметкой и самым текстом нет никакой связи, и заметка эта о Сократе и Клитофоне говорит в третьем лице, чего Шатов в своих сочинениях никогда не де-</ref>.

{{перенос2|убедительны|ми}} и весьма полезными, так что они будто пробуждают нас от сна. Потом я приложил старание услышать, что следовало за этим, и сперва не тебя, Сократ, спрашивал ö том, а сверстников своих и соревнователей, — твоих друзей, или как иначе сказать о них, относительно к тебе; притон из этих спрашивал особенно тех, которые слывут у тебя первыми, стараясь разузнать, что говорено было после сего, и подражая тебе, держал к ним такую речь: Почтеннейшие! как же теперь разуметь слышимые нами увещания Сократа к добродетели? Только ли всего требуется тут, и идти далее в этом деле нельзя, чтобы овладеть им окончательно, но во всю жизнь считать своею обязанностью — убеждать еще не получивших убеждения, и чтобы последние в свою очередь убеждали других? Или, согласившись, что это самое должен делать человек, следует нам спросить Сократа и друг друга<ref>1) Спросить Сократа''и друг''друга, τονΣωκράτην καὶ ἀλλήλους ἐπανερωτᾶν. Эта фраза представляется нам вовсе не платоновскою. Платон соединяет собственные имена нередко с каким-нибудь местоимением, но никогда не поставляет пред ними члена, если не требуется особенного указания на лицо, или когда член принимается не вместо местоимения указательного.</ref>, что же из этого? каким образом, скажем, начать нам учение о справедливости? Пусть бы кто-нибудь, видя, что мы, будто дети, и не подозреваем, что есть какая-то гимнастика и медицина, увещевал нас иметь попечение о теле, да еще и укорял, говоря, что стыдно нам всячески заботиться о пшенице, ячмене, садовых растениях и о всем, над чем трудимся и что приобретаем для тела, — а относительно того самого не отыскиваем никакого искусства или способа, как бы вышло наилучшим наше тело, хотя такое искусство и есть. Мы, конечно, спросили бы тогда своего увещателя: скажешь ли ты нам, какие это искусства? А он, может быть, отвечал бы: гимнастика и медицина. Спросим же мы и теперь: в чем состоит искусство о добродетели души? и пусть Сократ отвечает. — Тут казавшийся иг них самым сильным взялся отвечать на это и

сказал мне: искусство, о котором ты слышишь от Сократа, есть не иное, как справедливость. — А я возразил: не имя мне нужно, а вот что: Медицина, вероятно, называется каким-нибудь искусством; а она совершает два дела<ref>1) Совершает два дела, διττὰ τὰ ἀποτελούμενα: выражение неплатоновское в вообще неточное, хотя оно было в употреблении, особенно во времена позднейшие.</ref>: во-первых, кроме наличных врачей, всегда приготовляет других; во-вторых, восстановляет здоровье. Но одно из этих дед есть еще не искусство, а только способ научить и научиться искусству, называемому восстановлением здоровья. То же самое и в занятии домостроительном: одно — дом, другое — домостроительство; то — дело, а это — наука. Подобной должно быть и в справедливости: одно пусть делает справедливыми, как там — художниками, а другое — то, что может делать нам справедливый. Скажи же мне, как назвать это последнее? — Собеседник мой, помнится, отвечал, что это есть полезное, другой, — что это должное, третий, — что это выгодное, четвертый, — что это прибыльное. — А я опять сказал: ведь и там — в других искусствах те же имена, то есть, делать правильно — значит делать прибыльное, полезное и иное тому подобное; но к чему все это клонится? Каждое искусство выскажет свое собственное дело, как например, строительное объявит своим делом — хорошо, красиво, по надлежащему приготовлять деревянные вещи, что самое еще не составляют искусства. Пусть же подобно этому сказано будет и о деле справедливости. — Тогда наконец, Сократ, кто-то из твоих друзей, говоривший, по-видимому, с самоуверенностью, отвечал мне, что особенное дело справедливости, не относящееся ни к какому иному искусству, есть — установлять в городах дружбу. Этот, по поводу делаемых ему вопросов, полагал, что дружба есть добро и никогда не бывает злом. Но как скоро спросили его о дружеских отношениях детей и зверей, означаемых у нас тоже именем дружбы, — он не хотел признать этого дружбою, ибо {{перенос|прихо|дилось}}