Ион (Платон; Карпов): различия между версиями

''Сократ.'' Здравствуй, Ион! Откуда ты теперь к нам приехал<ref>1) ''Откуда ты теперь к нам приехал?'' Πόθεν τὰ νῦν ἡμῖν ἐπιδεδήμηκας; τὰ νῦν — форма времени, определяемая вопросом когда, следовательно однознаменательная с выражением ''ἐν'' τῶ νῦν. Дательный ἡμῖν в разговорном языке Платон часто употребляет вместо πρός ἡμᾶς. Phaedr. р. 257 С. Resp. I, p. 343 A. Lysid. p. 208 D.</ref>? Не с родины ли — из Ефеса<ref>2) ''Не с родины ли'' — ''из Ефеса?'' Иону, как декламатору Омира, естественно было происходить из ионийского города Ефеса, потому что Ионяне особенно расположены были к слушанию рапсодистов, которых в этой греческой области находилось очень много.</ref>?

''Ион.'' Совсем нет, Сократ; из Епидавра, с асклепиад<ref>3) Город Епидавр находился в Арголиде и известен был, между прочим, по отправлявшемуся в нем в честь Эскулапа празднику, который, ради своей торжественности, назывался μεγάλα ἀσκληπίεια, или также μεγαλα ασκλήπεια. На этом празднике Греки преимущественно любили состязаться в музыке. ''Spreng''. Geschichte d. Medicin. I, p. 180 sqq.</ref>.

''Сокр.'' Хорошо; давай же, как-нибудь одержим победу и на панафинеях<ref>4) С этого поворота беседы начинают уже обрисовываться тщеславие рапсодиста и ирония Сократа. Ион в своем ответе весьма выразительно употребляет множественное число вместо единственного: ''получили'' первую награду, Сократ; а Сократ, подделываясь под тон его хвастливости, {{перенос сноски|ref}}</ref>.

''Сокр. А'' ведь я, ради вашего искусства, Ион, часто завидовал вам, рапсодистам. Да и можно ли не завидовать? По его требованию, и тело-то ваше всегда разукрашено, — отчего вы кажетесь весьма красивыми, — и рождается необходимость заниматься как многими другими хорошими поэтами, так особенно<ref>1) Так ''особенно Омиром'' — καὶ δὴ καὶ μάλιστα ἐν Ομήρῳ. Выражение καὶ δή καὶ μάλιστα, употребляемое вместо οὐτω καὶ μάλιστα, встречается у Платона весьма часто. См. Phaed. р. 112 Е. Polit, р. 268 Е, р. 270 С. Sophist, р. 216 А, р. 242 А alib. Поэтому невероятно мнение Геккия (De simultate, quae Platoni et Xenophonti interest, p. 20), будто это место Платон взял целиком из Ксенофонтова Симпосиона G. III, § 6.</ref> Омиром, превосходнейшим и божественнейшим из них, и изучать его мысль, а не одни стихи. Ведь уж верно нет рапсодиста, который бы не понимал, что говорит поэт. Рапсодист то ведь для слушателей должен быть истолкователем мыслей поэта; но делать это хорошо нельзя, когда не знаешь, о чем у него речь. Итак, все такое достойно зависти.

''Ион.'' Ты правду говоришь. По крайней мере меня с этой стороны искусство занимало весьма много, и я думаю, что могу превосходнее всех беседовать об Омире; так что ни Митродор лампсакский, ни Стизимврот фасийский, ни Главкон<ref>2) Платон не без цели заставляет Иона сравнивать себя с Митродором ламосакским, Стизимвротом фасийским и Главконом. Первые два в таком совершенстве высказывали, говорят, и раскрывали мысли Омира, что повествования его превращали в аллегории. ''Lobeck.'' Aglaoph. T. I, p. 155 sqq. ''Wolff.'' Proleg. CLXI. Поэтому в Ксенофонтовом Симпосионе Сократ противополагает Стизимврота рапсодистам неученым. Что же касается до Главкона, то это, вероятно, был Региец, написавший книгу περὶ ποιητών. ''Sydenham.'' De script. Hist. Phil. I, 2, 4.</ref>, и вообще, никто из людей, когда-либо существовавших, не в состоянии высказать мыслей О мира столь многих и столь прекрасных, какие высказываю я.

''Ион.'' Да и стоит-таки послушать, Сократ, как хорошо ''я'' украшаю Омира. Мне кажется, стоило бы Омиристам<ref>1) Под именем Омиридов или Омиристов у Греков, без сомнеиия, понимаемы были хвалители мудрости Омира, на которого творения они смотре· ли, как на законодательное начало религии, политики и философии; поэтому, кто лучше и изящнее истолковывал их, того должны были они награждать· Намеки на них встречаются de Rep. X, р. 599 E. Phaedr. р. 262 В.</ref> увенчать меня золотым венком.

''Сокр.'' Но я буду еще иметь время слушать тебя. Теперь отвечай-ка мне вот на что: только ли в Омире силен ты, или и в Исиоде, и в Архилохе<ref>2) Что греческие рапсодисты любили декламировать и стихи Архилоха, свидетельствует Атеней (XV, р. 630 С). Считаю нужным заметить, что Шлейермахер напрасно видит здесь несостоятельность Сократа, который прежде сам вызывал Иона к декламации стихов Омировых, а теперь говорит, что он будет еще иметь время слушать их, и спрашивает о другом. В том-то и состоит столь свойственное Сократу искусство завлекать молодых людей в исследование, что он сперва затрагивает интересы их самолюбия и потом уже нечувствительно заставляет их следовать зa собою.</ref>.

''Сокр.'' Но любезная голова<ref>2) ''Любезная голова, Ион'', — ὦ φίλη κεφαλἡ Ιών. Шлейермахер думает, что эти слова — плохое заимствование из Омира: Τεύκρε φίλη κεφαλή, и что эта формула гораздо лучше перенесена в Федра (р. 264 В): Φαῖδρε φίλη κεφαλή; потому что Платон в этом случае выдержал размер. Но ученый критик не обратил внимания на то, что слова: ὦ φίλη κεφαλή, встречаются также в Горгиасе (р. 513 С) и в Эвтидеме (р. 293 Е): μετὰ Διονυσιοδόρου τούτου φίλης κεφαλῆς. Эта формула, без сомнения, была обыденною поговоркой.</ref>, Ион! представь, что из {{перенос|мно|гих}}

''Сокр.'' Хотелось бы, Ион, чтобы слова твои были справедливы; но мудры-то, должно быть, вы, рапсодисты, да комедианты, да те, которых стихи вы поете: я же не говорю ничего более, кроме правды<ref>1) Я не говорю ''ничего более, кроме правды'', — οὐδὲν ἄλλο ἤ τἀληθῆ λέγω. Эти слова, кажется, не совсем идут к Сократу, любившему притворяться, что он не знает истины. Посему, вместо τἀληθῆ λέγω, не следует ли читать τὰ εὐῆθη λέγω? Это больше гармонирует и со следующими тотчас словами; οῖον εἰκὸς ιδιώτην άνθρωπον.</ref>, как свойственно человеку простому. Заключай и из того, о чем я сейчас спросил тебя: как ничтожны, простоваты и всякому известны слова мои,

''Сокр.'' Ну, а между ваятелями — неужели видывал кого-нибудь, кто о Дедале Митионовом, или об Эпее Панопсовом, или о Феодоре Самосце<ref>1) Говорят, что статуи Дедала сохранялись в Греции довольно долго, и потому-то, может быть, Платон часто упоминает о них. Hipp. Maj. р. 282 А. Menon, р. 97 D. de Rep VIII, р. 529 D. О них многое рассказывает ''Paus an.'' IX, 40, 2. И Эпею также усвояют много статуй, о которых см. ''Heinii'' Excurs. ad. Virgil. Aeneid. II. 264. О Феодоре же Самосце говорит Плиний. Hist. Bat. 34. ''Diodor. Sic''. 1, 1, 98.</ref>, или об ином каком-нибудь одном ваятеле, силен рассказать, что он изваял хорошо, касательно же работ, принадлежащих прочим ваятелям, затрудняется, спит и не может ничего сказать?

''Сокр.'' Так значит, и между игроками на флейте, либо на цитре, и между певцами под цитру, либо рапсодистами, ты, как мне по крайней мере кажется, не видывал ни одного человека, который об Олимпе, или Тамире, или Орфее, или фимие, итакском<ref>2) Произведения вокальной музыки Олимпа, вероятно, дошли до времен Сократа. По крайней мере о них говорит ''Aristophan,'' Equit. 9, где см. {{перенос сноски|ref}}</ref> рапсодисте, рассказывать был бы в

''Сокр.'' Я и смотрю, Ион, и намерен высказать тебе свое мнение. Ведь что ты хорошо говоришь об Омире, это, как я недавно заметил, не есть искусство, а божественная сила, движущая тебя и находящаяся в тебе, как в камне, который у Эврипида назван магнитом, а у многих — ираклием<ref>1) Платон в этом месте с удивительною простотой и ясностью поназывает различие между поэтическим воодушевлением и философским созерцанием. Как поэт, так и философ, — оба проникнуты идеей предмета: но первый, действуя в области фантазии, не сознает ее умом, как начало истинного и доброго, а чувствует сердцем, как силу, порывающую его к прекрасному; напротив, последний, внося ее в сферу рассудка не подвергается ее влиянию с рабскою необходимостью, а стремится сознательно осуществить ее стройным рядом понятий. У поэта чем сильнее порыв восторга, тем меньше искусственности; напротив, у философа чем отчетливее мышление, тем удовлетворительнее наука. Поэтому порожденное музою творение поэта Платон весьма хорошо сравнивает с магнитом, арапсодиста с железным кольцом, которое само не знает, почему влечется к магниту. Магнит у Платона называется также ''ираклием'' — по имени лидийского города Ираклеи, в окрестностях которого находили значительное количество магнитов. ''Hesychius''.</ref>. Да, этот камень не только притягивает железные кольца сами по себе, но и сообщает им силу делать в свою очередь то же самое, что делает камень, то есть притягивать другие кольца; так что из взаимного сцепления железных вещей и колец иногда составляется очень длинная цепь<ref>2) По замечанию Геснера (ad Claud. idyll., под названием Magnes, T. II, p. 653), это самое место Платонова разговора служило оригиналом Люкрецию для следующих стихов (VI, v. 910 sqq.):</ref>. Сила же

всех их зависит от того камня. Так-то муза сама творит людей вдохновенными; а чрез этих вдохновенных составляется уже цепь из других восторженников. Ведь все добрые творцы поэм пишут прекрасные стихотворения, водясь не искусством, а вдохновением и одержанием. То же и добрые творцы мелоса. Как кориванты пляшут не в своем уме; так и творцы мелоса пишут эти прекрасные мелосы не в своем уме: но лишь только напали на гармонию и размер, то и вакханствуют, и являются одержимыми, будто вакханки, которые, когда бывают одержимы, черпают из рек мед и молоко, пришедши же в себя, этого не могут. Ведь душа творцов мелоса делает то, что они говорят; а говорят нам поэты именно то, что свои мелосы почерпают из источников, текущих медом в каких-то садах и на лугах муз, и несут их нам как пчелы, летая подобно им. И это справедливо; потому что поэт есть вещь легкая, летучая и священная: он не прежде может произвести что-либо, как сделавшись вдохновенным и исступленным., когда в нем нет уже ума; а пока это стяжание есть, каждый человек бессилен в творчестве и в излиянии провещаний. Итак, кто говорит много прекрасного о предметах, как ты, тот водится не искусством: всякий может хорошо творить по божественному жребию — и творить только то, к чему кого возбуждает муза, — один дифирамбы, другой — стихотворные похвалы, иной — плясовые стихотворения, тот — эпосы, этот — ямвы<ref>1) Между различными родами поэтических произведений Платон помещает: 1, дифирамбы: это — стихотворения в честь Вакха, плоды фантазии исступленной и кипучей, во притон всегда веселой и торжественной; 2, ἐγκώμια, или похвальные оды, посвящавшиеся знаменитым мужам, оказавшим какие-нибудь услуги отечеству; 3, ὑπορχήματα, или {{перенос|стихотво|рения}} {{перенос сноски|ref}}</ref>. В противном же {{перенос|слу|чае}}

{{перенос2|слу|чае}}, каждый из них слаб. Явно, что они говорят это, водясь не искусством, а божией силою; иначе, умея по искусству хорошо говорить об одном, умели бы и о всем прочем. Для того-то Бог и делает их служителями, вещунами и божественными провещателями не прежде, как по отнятии у них ума, чтобы, то есть, слушая их, мы знали, что не они говорят столь важные вещи, поколику в них нет ума, а говорит сам Бог, только чрез них издает нам членораздельные звуки. Сильнейшим доказательством этого служит Халкидец Тинних<ref>1) Об этом Тиннихе не упоминает никто, кроне Порфирия (de abstinentia 1, 18), который приводит слова Эсхила, свидетельствующего) что пэан, написанный Тиннихом, лучше всех произведений этого рода.</ref>, который никогда не написал ни одного достойного памяти стихотворения, кроме пэана; но этот пэан, всеми воспеваемый и лучший почти из всех мелосов, по словам самого Тинниха, есть просто изобретение муз. Так этим-то, мне кажется, Вог особенно выводит нас из недоумения, что прекрасные стихотворения суть не человеческие и принадлежат не людям, а божии и богам. Что же касается до поэтов, то они не иное что, как толмачи богов, одержимые — каждый тем, чем одержится. С этою целью Бог иногда нарочно воспевал прекраснейший мелос устами самого плохого поэта. Или тебе кажется, Ион, что я говорю неправду?

''Сокр.'' Скажи ясе мне, Ион, да отвечай откровенно на мо& вопрос. Когда ты хорошо говоришь эпос и сильно поражаешь зрителей, когда, например, воспеваешь Одиссея, бросающегося на порог<ref>1) См. Homer. Iliad. XXII, 405 sqq. 437 sqq.</ref>, открывающегося женихам и рассыпающего стрелы пред ногами их, или Ахиллеса, гонящагося за Гектором<ref>2) ''Нарядившись в разноцветное платье''. Объясняя это место, Миллер приводит слова Евстафия ''(Eustath.'' ad Iliad. α, p. 6), который говорит: Позднейшие довольно драматически декламировали творения Омира. Для пения Одиссеи они надевали пурпуровые одежды, а когда намеревались петь что-нибудь из Илиады, тогда являлись в одеждах красных. Первые, по понятию древних, приличны были мореплавателю Одиссею (вероятно, при атом имелись в виду пурпуроносные раковины); а последние напоминали об убийствах и о пролитой крови под стенами Трои.</ref>, или, когда рассказываешь что-нибудь жалкое об Андромахе, о Гекубе, о Приаме<ref>3) См. ''Homer''. Odyss. XXII нач.</ref>, тогда в уме ли бываешь ты, или вне себя, так что твоя душа будто бы находится близ тех предметов, о которых она в своем восторге воспевает, например, в Иттаке, в Трое, вообще там, куда ведет ее эпос?

''Сокр.'' Так что же скажем мы, Ион? в уме ли бывает тот человек, который, нарядившись в разноцветное<ref>4) См. ''Homer''. Iliad. XXII. 311 sqq.</ref> платье и увенчавшись золотыми венками, плачет в дни жертвоприношений и праздников, — плачет, ничего не потерявши, или поражается страхом, стоя среди многих тысяч дружественного себе народа, — поражается страхом, когда викто не грабит и не обижает его?

''Сокр.'' Так тебе известно, что последнее из колец, которые, как я говорил, преемственно заимствуют свою силу от камня-ираклия, есть этот зритель, среднее — ты, рапсодист и комедиант, а первое — сам поэт? Бог, исходная точка силы, чрез все эти кольца, влечет души людей, куда хочет, и от него, будто от того камня, тянется чрезвычайно сложная цепь хоревтов, их учителей и подучителей<ref>1) ''Тянется чрезвычайно сложная цепь хоревтов, их учителей и подучителей.'' Под именем хоревтов древние Греки разумели то же, что ныне хористы или певцы, назначаемые для пения в хоре; им противополагаются солисты. ''Wolf.'' Prolegg. ad Demosth. Mldian. p. XCI. А учители и подучители, или помощники учителей, к греческому театру принадлежали, как наставники В хорном пении. ''Hesich''. Ѵ. ὑποδιδάσκαλος.</ref>, прильнувших со стороны е кольцам, имеющим связь с музою. Притом один поэт зависит от той музы, другой — от той, и это мы называем одержимостью — довольно близко, потому что он держится. От первых же колец, то есть поэтов, идут в зависимости уже и прочие, всякий от своего, и восторгаются — один Орфеем, другой — Музеем, а большая часть бывает одержима и овладевается Омаром. К числу последних относиться и ты, как одержимый Омиром: посему, когда кто воспевает иного поэта, ты спишь и не чувствуешь в себе способности говорить, а как скоро отзывается мелос, принадлежащий твоему поэту, тотчас пробуждаешься, душа твоя прыгает, и ты готов рассказывать; потому что не искусство и знание дают тебе слова, которые говоришь, а божественный жребий и одержимость.

Ступицей жаркою. Но берегись, не ударься о камень<ref>1) Эти стихи взяты из Илиады. XXIII, 335 sqq.</ref>.

''Сокр.'' Что же теперь? когда Омир говорит<ref>1) Омир говорит это в своей Илиаде (XI. 639 sq.).</ref>, что Гекамида, наложница Нестора, предложила раненному Махаону принять лекарственный напиток, и когда дело описывается как-то так:

''Сокр.'' Ну, а когда он говорит<ref>1) Эти стихи см. Iliad. XXIV, 80 sqq.</ref>:

''Сокр.'' Смотри еще, положим, ты спросить меня: если у Омира, Сократ, ты находишь нечто такое, о чем должны судить эти искусства порознь; то найди мне также у него рассказ, свойственный провещателю и провещанию, — такой рассказ, в котором только провещание могло бы распознать, хорошо или худо говорит поэт. — Смотри, как легко и верно<ref>2) Мы уже имели случаи много раз заметить, что у Платона весьма нередко употребляется имя прилагательное вместо наречия. В этом месте употребление его тем замечательнее, что оно соединяется с другим наречием: ὡς ῥαδίῳς τε καὶ ἀληθῆ ἐγώ σοὶ ἀποκρινοῦμαι. Такое же соединение прилагательного с наречием читаем Protag. р. 352 D: καλῶς γε σὺ λέγων καὶ ἀληθῆ; Phaedon, p. 79 D: καλώς καὶ ἀληθῆ λέγεις; Phaedr. p. 234 Ε: σαφῆ — καὶ ακριβῶς.</ref> я буду отвечать тебе. Этого предмета Омир касается во многих местах Одиссеи. Вот что,например, провещатель Феоклимен, из дома Меламподидов, говорит женихам<ref>3) О Феоклимене, происходившем из рода Мелампода см. Odyss. XV, 223—256.</ref>:

Много подобных мест и в Илиаде; например, битва у стены, о чем Омир говорит так:<ref>4) См. Илиад. XII, 200 sqq.</ref>

''Сокр.'' Которого Афиняне, не смотря на то, что он иностранец, часто избирали себе военачальником; да и Фаносфена Андрийца и Ираклида клазоменского, которых, хоть и иностранцев, этот же город почтил своим мнением, как людей, достойных внимания, и возлагает на них военачальническую и другие правительственные должности<ref>1) Атеней (XI, С. 114, р. 506 А) говорит: ὅτΐ δὲ καὶ δυςμενὴς ἦν (Платон) πρὸς ἄπαντας, δῆλον καὶ ἐκ τῶν ἐν τῷ Ἴωνι ἐπιγραφομένῳ. Ἐν ᾧ πρῶτον μὲν κακολογεί πάντας τοὺς ποιητάς ἔπειτα καὶ τοὺς ὑπὸ τοῦ δήμου προαγομένους, Φανοσθένη τὸν Ἄνδριον, Απολλόδωρον τὸν Κυζικηνόν, ἔτι δέ τὸν Κλαζομένιον Ἡραχλείδην. Но что в этом месте для упоминаемых лиц высказано оскорбительного или враждебного, — я не вижу. Скорее отсюда и из других многих свидетельств этого дипнософиста видно собственное его враждебное чувство в отношении к Платону. Разве колкость слов Платона находил он в том что эти люди не сделали для республики ничего замечательного, а между тем превознесены от Афинян почестями. Об Аполлодоре и Ираклиде, действительно, ничего неизвестно; а Фаносфен, по сказанию Ксенофонта (Hist. Graec. 1, 5, 18 п 19), посылаем был с войском против его земляков, Андрийцев, и это было на ''2′' году 93 олимп. Отсюда Аст заключает, что Ион написан вскоре после сего времени. Сравн. ''Aelian''. V. Η. XIV, 5.</ref>. Так Иона ли ефесского не почтит он и не изберет в военачальники, если признает его достойным внимания? Да что еще? разве Ефесяне, по происхождению, не Афиняне<ref>2) ''Разве Ефесяне, по происхождению'', не ''Афиняне?'' Известно, что колонию в Малой Азии основали сыновья Кодра. Эта колония, поселившаяся на западном берегу, впоследствии получила самостоятельное политическое существование под именем Ионии. ''Perizon. ad Aelian''. V. Н. VIII, 5.</ref>, и разве Ефес меньше других городов? Нет, ты, Ион, несправедлив, когда справедливо, что твоя способность прославлять Омира зависит от искусства знания: — ты уверял меня, что знаешь много прекрасного из Омира и обещался показать это, а между тем обманываешь меня; ибо не только не {{перенос|по|называешь}}

{{перенос2|по|называешь}}, даже не хочешь сказать, в чем именно ты силен, хоть я и давно докучаю тебе об этом. Ты просто, как Протей, принимаешь разные образы, бросаемые туда и сюда, и наконец, думая ускользнуть от меня, являешься полководцем, лишь бы только не показать, в чем состоит твоя Омировская мудрость. Итак, если ты искусник, но, обещавшись, как я заметил, показать свое искусство в Омире, обманываешь меня; то дело твое неправое: напротив, если ты водишься не искусством, а божественным жребием, поколику одержишься Омиром и, ничего не зная, говоришь из этого поэта много прекрасного, как я и прежде упоминал; то неправды тут нет. Выбирай же теперь любое<ref>1) ''Выбирай любое''. В заключение диалога вышла дилемма, показывающая, что Ион либо есть человек божественный, — и в таком случае ничего не знает, либо он действительно знает нечто, — и тогда есть человек несправедливый. Выбирай любое.</ref>: почитать ли нам тебя человеком несправедливым, или божественным?