Вильям Вильсон (По; В.И.Т.): различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Нет описания правки
Нет описания правки
Строка 64:
 
Может быть, эта последняя черта в поведении Вильсона в соединении с тождеством наших имен и случайным одновременным поступлением в школу — и была причиной возникновения в старших классах убеждения в том, что мы братья. Обыкновенно они не особенно вникали в дела учеников младших классов. Я уже говорил, или должен был сказать, что Вильсон не находился ни в какой даже самой отдаленной родственной связи с моей семьей. Но, несомненно, если бы мы были бы братьями, мы должны были быть близнецами; потому что случайно, уже после того, как я покинул школу доктора Брансби, я узнал, что мой однофамилец родился 19 января 1813, что представляет замечательное совпадение, так как мое рождение приходится в это же число.
 
Может показаться странным, что, несмотря на постоянную боязнь, внушаемую мне соперничеством Вильсона и его невыносимым духом противоречия, я все-таки не мог его ненавидеть в полной мере. Почти всякий день между нами происходила ссора, в которой, уступая мне публично пальмы победы, он старался все-таки до некоторой степени дать мне почувствовать, что не я, а он заслужил их; как бы то ни было, но с моей стороны чувство гордости, а с его — сознание собственного достоинства заставляло нас твердо держаться определенных рамок приличия, несмотря на то, что в наших характерах было достаточно точек соприкосновения для пробуждения такого чувства, которому только принятые нами взаимные отношения мешали перейти в дружбу. И действительно, мне очень трудно определить или описать мои настоящие чувства к нему; они составляли очень причудливую и разнородную амальгаму — из враждебности, не перешедшей еще в ненависть, из уважения, почтения, боязни и сильного, тревожного любопытства.
 
Совершенно излишне прибавлять, для сведения моралиста, что мы с Вильсоном были неразлучными товарищами.
 
Без сомнения эти ненормальность и двуличность наших отношений и преплавляли все мои многочисленные явные и скрытые нападки на него в формы иронии и карикатуры (шутовство тоже может наносить тяжелые раны), отнимая от них характер настоящей определенной враждебности. Но, несмотря на все мои усилия, я не всегда достигал на этом поприще полного торжества, хотя все мои планы были очень остроумно задуманы, так как у моего однофамильца в характере было много той строгости, соединенной с сдержанностью и спокойствием, которая, наслаждаясь уколами своих шуток, никогда не показывает своей Ахиллесовой пяты и совершенно недоступна для насмешек. Я мог найти в нем только одну уязвимую точку, а именно один физический недостаток, происходящий, может быть, от какого-нибудь конституционального поражения и которым менее ожесточенный противник никогда не стал бы пользоваться для своих целей — у моего соперника наблюдалась слабость голосового аппарата, вследствие которой он мог говорить только очень тихим шепотом. Я же всегда старался извлечь из этого недостатка все возможные для меня выгоды.