Вильям Вильсон (По; В.И.Т.): различия между версиями
| [досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Нет описания правки |
Нет описания правки |
||
Строка 56:
Моя пылкая, властная, полная энтузиазма натура не могла не выдвинуть меня из среды моих товарищей и мало-помалу совершенно естественно создала мне первенствующее положение между всеми моими сверстниками, за исключением одного.
Этот ученик хотя и не был моим родственником, но назывался так же, как и я — в этом обстоятельстве, на первый взгляд, не было ничего удивительного, так как мое имя, несмотря на аристократичность моего происхождения, было одним из тех обыденных имен, которые с незапамятных времен по праву давности считалось принадлежностью толпы. В этом рассказе я присвоил себе имя Вильяма Вильсона — и это вымышленное название очень схоже с моим настоящим именем. Ученик, называвшийся таким же именем, один из всего нашего класса, решался соперничать со мной, как в успехах по учению, так и в играх и спорах во время рекреации, отказывался слепо принимать на веру утверждения и не выказывал полного подчинения моей воле — одним словом, обнаруживал противодействие моей диктатуре во всех возможных случаях. Едва ли можно найти где-либо такой неограниченный деспотизм, какой наблюдается у выдающегося по способностям ребенка над его менее одаренными товарищами.
Протест Вильсона был для меня источником больших затруднений, тем более что, несмотря на то, что я считал своей обязанностью публично бравировать его претензиями, в глубине души я чувствовал, что боюсь его. Кроме того, я не мог не уважать его за уменье поставить себя на равную непринужденную ногу со мной, что и было доказательством его настоящего превосходства — между тем, как с моей стороны существовало только постоянное усилие не очутиться в подчиненном положении. А, между тем, только я один замечал это превосходство или, вернее, равенство; наши товарищи вследствие какого-то необъяснимого ослепления даже и не подозревали о чем-либо подобном. И действительно, его соперничество, его противодействие и в особенности его вмешательство в мои планы имело совершенно частный характер. У него, по-видимому, совершенно отсутствовало честолюбие, которое возбуждало во мне жажду власти, и та страстная энергия, которая давала мне возможность ее осуществить.
Можно было думать, что в этом соперничестве он руководится только одним странным желанием пойти в разрез с моим мнением, изумить и больно задеть меня; хотя в некоторых случаях я не мог не заметить с смешанным чувством изумления, унижения и гнева, что он примешивал к своим оскорблениям, дерзостям и противоречиям, совершенно не подходящую и потому страшную неприятную для меня снисходительность и нежность. Я мог объяснить такое странное поведение с его стороны, только предположив, что оно является результатом полного самодовольства, позволяющего себе вульгарный тон покровительства.
Может быть, эта последняя черта в поведении Вильсона в соединении с тождеством наших имен и случайным одновременным поступлением в школу — и была причиной возникновения в старших классах убеждения в том, что мы братья. Обыкновенно они не особенно вникали в дела учеников младших классов. Я уже говорил, или должен был сказать, что Вильсон не находился ни в какой даже самой отдаленной родственной связи с моей семьей. Но, несомненно, если бы мы были бы братьями, мы должны были быть близнецами; потому что случайно, уже после того, как я покинул школу доктора Брансби, я узнал, что мой однофамилец родился 19 января 1813, что представляет замечательное совпадение, так как мое рождение приходится в это же число.
| |||