Вильям Вильсон (По; В.И.Т.)/ДО: различия между версиями

Я потомокъ рода, отличавшагося во всѣ времена легко возбудимымъ темпераментомъ, соединеннымъ съ богатымъ воображеніемъ; и мое раннее дѣтство доказало, что я въ полной мѣрѣ унаслѣдовалъ фамильныя черты характера. По мѣрѣ того, какъ я росъ, мой характеръ обрисовывался все яснѣе и яснѣе и сталъ, по многимъ основаніямъ, причиной серьезнаго безпокойства для моихъ друзей, и положительнаго предубѣжденія для меня самого. Я сдѣлался своевольнымъ, склоннымъ къ самымъ страннымъ причудамъ и сталъ жертвой самыхъ непреоборимыхъ страстей. Родители мои были слабовольны, сами страдали отъ такихъ же недостатковъ и потому не могли оказать достаточнаго вліянія, чтобы задержать развитіе моихъ дурныхъ наклонностей. Правда, съ ихъ стороны было сдѣлано нѣсколько слабыхъ, плохо направленныхъ по-пытокъпопытокъ въ этомъ отношеніи, которыя окончились для нихъ неудачей, а для меня полнымъ торжествомъ. Начиная съ этого момента, мой голосъ сталъ въ домѣ закономъ; и въ томъ возрастѣ, когда мои сверстники ходятъ еще на помочахъ, мнѣ была предоставлена полная свобода дѣйствій, и я сталъ господиномъ своихъ поступковъ. Мои первыя впечатлѣнія о школьной жизни связаны съ воспоминаніемъ объ обширномъ и причудливомъ домѣ въ стилѣ Елизаветы, находившемся въ мрачномъ англійскомъ мѣстечкѣ, славившемся своими гигантскими узловатыми деревьями и необыкновенно старинными постройками. И въ самомъ дѣлѣ это достопочтенное селеніе обладало всѣми данными для того, чтобы казаться фантастическимъ. Я какъ сейчасъ могу представить себѣ освѣжительный холодокъ его тѣнистыхъ аллей, ароматъ его лѣсковъ, и до сихъ поръ сладостный трепетъ охватываетъ меня при воспоминаніи глубокаго и глухого звука колокола, всякій часъ врывающагося своимъ страннымъ, мрачнымъ гуломъ въ тишину сѣроватыхъ сумерекъ, обволакивающихъ зубцы готической колокольни. Въ настоящее время, это перебираніе въ памяти мельчайшихъ школьныхъ воспоминаній и мечтаній, доставляетъ мнѣ удовольствіе, если возможно говорить объ удовольствіи въ моемъ положеніи. Для меня, придавленнаго несчастьемъ — увы не фантастичнымъ, а слишкомъ реальнымъ — извинительны поиски какого-нибудь хотя-бы мимолетнаго утѣшенія въ этихъ ребяческихъ и несущественныхъ подробностяхъ. Кромѣ того несмотря на то, что они очень обыденны и можетъ быть сами по себѣ смѣшны, они пріобрѣтаютъ въ моей фантазіи особое значеніе, вслѣдствіе ихъ связи съ тѣмъ мѣстомъ и съ той эпохой, въ которой я теперь различаю первыя предупрежденія судьбы, съ тѣхъ поръ все больше и больше захватывавшей меня своими когтями. Позвольте же мнѣ подольше остановиться на этихъ воспоминаніяхъ.