Сашка. Нравственная поэма (Лермонтов)/ИПСС 1914 (ДО): различия между версиями
| [досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Нет описания правки |
Нет описания правки |
||
Строка 1749:
И въ голосѣ его, инымъ казалось,
Надменностью безумной отзывалось.
<center><h5> СХХХІ. </h5></center>
{{indent|4}} Союзъ довольно странный заключонъ
Межъ имъ и Сашей был давно. Ихъ разговоры
Казалися таинственны, какъ сонъ;
Вдвоемъ, бывало, ночью, точно воры,
Уйдутъ и пропадаютъ. Одаренъ
Соображеньемъ бойкимъ, нашъ приіятель
Восточныхъ словъ былъ страшный обожатель,
И потому „Зафиромъ” нареченъ
Его арапъ. За нимъ повсюду онъ,
Как мрачный призракъ, слѣдовалъ... и что же? —
Всѣ восхищались этой скверной рожей!
<center><h5> СХХХІІ. </h5></center>
{{indent|4}} Зафиру Сашка что-то прошепталъ;
Зафиръ кивнулъ курчавой головою,
Блеснулъ, какъ рысь, очами, денегъ взялъ
Изъ бѣлой ручки черною рукою.
Онъ долго у дверей еще стоялъ
И говорилъ все время, по несчастью,
На языкѣ чужомъ, и тайной страстью
Одушевленъ казался. Между тѣмъ,
Облокотясь на столъ, задумчивъ, нѣмъ,
Герой печальный моего рассказа
Глядѣлъ на африканца въ оба глаза.
<center><h5> СХХХІІІ. </h5></center>
{{indent|4}} И наконецъ он подалъ знакъ рукой,
И тотъ исчезъ быстрѣй китайской тѣни.
Проворный, хитрый, съ смѣлою душой,
Он жилъ у Саши какъ служебный геній,
Домашній духъ (по-русски домовой).
Какъ Мефистофель, быстрый и послушной,
Он исполнялъ безмолвно, равнодушно,
Добро и зло. Ему была законъ
Лишь воля господина. Вѣдалъ онъ,
Что, кромѣ Саши, въ цѣлом Божьемъ мірѣ
Никто, никто не думалъ о Зафирѣ.
<center><h5> СХХХІѴ. </h5></center>
{{indent|4}} Однако были дни давным-давно,
Когда и онъ на берегу Гвинеи,
Имѣлъ родной шалашъ, жену, пшено
И ожерелье красное на шеѣ,
И мало ли?.. О, тамъ онъ былъ звено
Въ цѣпи семей счастливыхъ!.. Тамъ пустыня
Осталась неприступна, какъ святыня.
И пальмы тамъ растутъ до облаковъ,
И пѣна водъ бѣлѣе жемчуго{{Гравис2}}въ.
Тамъ жгутъ лобзанья, и пронзаютъ очи,
И перси дѣвъ чернѣй роскошной ночи.
<center><h5> СХХХѴ. </h5></center>
{{indent|4}} Но родина и вольность, будто сонъ,
Въ туманѣ дальнемъ скрылись невозвратно...
Въ цѣпяхъ желѣзныхъ пробудился он.
Для дикаря все стало непонятно —
Блестящихъ городовъ и шумъ и звонъ.
Такъ облачко, оторвано грозою,
Бродя одно подъ твердью голубою,
Куда пристать не знаетъ; для него
Все чуждо — солнце, міръ и шумъ его;
Ему обидно общее веселье;
Оно, нахмурясь, прячется въ ущельѣ.
<center><h5> СХХХѴІ. </h5></center>
{{indent|4}} О, я люблю густыя облака,
Когда они толпятся надъ горою,
Какъ на хребтѣ стального шишака
Колеблемые перья! Предъ грозою,
Въ одеждахъ золотыхъ, издалека
Они текутъ безмолвнымъ караваномъ
И, наконецъ, одѣтыя туманомъ,
Обнявшись, свившись будто куча змѣй,
Беспечно дремлютъ на скалѣ своей.
Настанетъ день — ихъ вѣтеръ вновь уноситъ:
Куда, зачѣмъ, откуда? — кто ихъ спроситъ?
|}}
| |||