ЕЭБЕ/Россия. Русско-еврейская литература: различия между версиями

{{ЕЭБЕ

| ВИКИПЕДИЯ =

}}

 

 

''Русско-еврейская художественная литература.'' — Несмотря на то что за последние 50 лет выдвинулся ряд литературных сил, в Р.-Е. Л. нет ни одного действительно художественного произведения. Р.-Е. Л. не служит проявлением еврейского свободного творчества, так как в момент ее возникновения русский язык в общем был чужд еврейской массе, сами писатели знакомились с ним уже в довольно зрелом возрасте и никогда не предполагали, чтобы их произведения имели художественную ценность, как таковую, для евреев. Свое время они считали переходным и верили в ближайшее и полнейшее слияние еврейской жизни с русской; существование самостоятельной литературы представлялось им нежелательным и невероятным. Этими моментами определялась и чисто служебная роль литературы. В еврейской жизни еще кипела борьба за просвещение, борьба отцов и детей, a с другой стороны, русское общество было так чуждо всему еврейскому, что необходимо было его знакомить с еврейским бытом и его особенностями. Вот почему, посвящая свои произведения своему народу, еврей-писатель не забывал, что его читатель находится не только в этой среде, но также и в окружающем обществе, и потому он взвешивал каждое свое слово из боязни, чтобы его не поняли превратно; нередко он увлекался апологетическим пылом, благодаря чему лишал себя объективного творчества и становился тенденциозным. Первое русское публицистическое произведение, написанное евреем, [[../Невахович, Лев Николаевич|Л. Неваховичем]] (см.) — «Вопль дщери Иудейской» (1803), имевшее своею целью вызвать гуманные чувства к евреям, как бы наложило свой отпечаток и на беллетристику первого периода существования Р.-Е. Л. С сознанием этой служебной роли приступили к ней ее первые творцы. [[../Рабинович, Осип Ааронович|О. Рабинович]] (см). дал прочувствованные рассказы «Штрафной» и «Наследственный подсвечник», рисующие ужасы еврейской жизни, созданные исключительным законодательством; Л. Леванда, автор «Депо бакалейных товаров», намеревался «действовать оборонительно против нападок извне, когда дело идет ο защите наших человеческих и конфессиональных интересов, a наступательно — против нашего внутреннего врага: мракобесия, рутины, общинных неурядиц и т. д.», и эта двойственная задача отражалась и на его романах. И еще спустя 30 лет, когда уже была пережита слава высшего расцвета Р.-Е. Л., ее приверженцы готовы были видеть в ней «литературу ненормальную, случайную и исключительную» (Лазарев, «Восход», 1885, V, VI). Она не имела почвы под собою, не верила в свою самобытность; была убеждена, что составляет лишь часть великого русского, которым должна неизбежно быть поглощена; не имела за собою народа. Вечное опасение, что скажут соседи, скрытая апологетика даже в бытовых, народных сценах, где она почти граничит с этнографией, только усугубляли это положение. С течением времени, начиная со второй половины 70-х годов, Р.-Е. Л. приобретает обширный круг читателей, ее представители начинают проникаться мыслью о создании Р.-Е. Л. для евреев же, и тогда художественная ценность их произведений повышается. Не считаясь более с мнением окружающего общества, творя только для своего народа, писатели стали в своих произведениях более самостоятельными и цельными. Развитию этого течения воспрепятствовали события восьмидесятых и последующих годов, когда национальное чувство вызвало к новой жизни литературу на древнееврейском языке и на народном жаргоне (см. соотв. статью), вследствие чего евреи-писатели, начавшие свою деятельность в русско-еврейских органах, среди евреев-читателей, должны были перенести ее в русскую литературу (из них выделяются С. Юшкевич и Д. Айзман). Сильно сказалось на Р.-Е. Л. влияние литератур еврейской и русской. Влияние первой ограничилось, впрочем, первыми периодами развития Р.-Е. Л., последней же — давало себя чувствовать вплоть до нашего времени. Писатели, принадлежавшие к первому поколению, являлись типичными «маскилим» по своему воспитанию и воззрениям. «Маскилизм» и борьбу за гаскалу они внесли в свои произведения, и романы их отражают те же взгляды, что и романы еврейской литературы. В русской литературе они заняли место — в силу своего мировоззрения — среди писателей-народников. Это тяготение объясняется еще тем, что в произведениях народнического духа, в среде, вполне изученной ими, они чувствовали себя гораздо свободнее, тогда как их романы из жизни современного еврейства, за исключением тех глав, где они могли использовать свои воспоминания детства, страдают бледностью изображенных лиц, которые являются, собственно говоря, лишь манекенами с известным ярлыком (Леванда). Эти бесцветные личности символизируют то или другое направление общества, которое они выражают в ряде бесконечных речей. Типичный маскил виден в первых писателях Р.-Е. Л.; он исчезает с течением времени, когда выступают писатели, менее знакомые с еврейскою литературой. Старшее поколение этих писателей (О. Рабинович и Богров) заинтересованы еще религиозною борьбою («Колонист Якоб»), реформистскими стремлениями, и заражены ненавистью к традиционному укладу жизни. Леванда является учеником казенного еврейского училища, которое было далеко от прежнего иешибота, и герои его также менее заняты вопросами религии. Их увлекает текущая жизнь с ее вопросами и политическими треволнениями («Горячее время»).У него не было той закоснелости, которая вырабатывалась годами пребывания в иешиботе, и он сохранил настолько живую душу, что и на старости мог переменить коренным образом свое мировоззрение. Не вполне достаточное знакомство с еврейской литературой заметно в произведениях Ярошевского, Бен-Ами, Фруга и Наумова. По-видимому, представители Р.-Е. Л. чувствовали до некоторой степени свою слабость в изображении современной им эпохи, почему и вознаграждали себя изображением жизни прошлого, экскурсиями в области этнографии и народного быта: Леванда дал «Школобоязнь», «Путевые впечатления», Богров — «Пойманника» и первую часть «Записок еврея»; Бен-Ами — «Детство» и др. Высшего своего художественного значения Р.-Е. Л. достигла лишь тогда, когда отказалась от тенденциозности, когда поверила в необходимость своего существования как проявления духовной жизни самостоятельной группы, имеющей право на самостоятельное существование. К произведениям последнего типа следует отнести романы и повести Ан—ского («Пионеры», «Пасынки», «Бумаги», «В еврейской семье»); рассказы Бен-Ами («Бен-Юхид», «Баал Тефила», «Маленькая драма» и др.). Своего расцвета Р.-Е. Л. достигла в стихотворениях С. Г. Фруга. Не отличаясь художественными качествами, Р.-Е. Л. представляет собою ценный исторический материал — она зафиксировала переживания еврейской мысли за последние 60 лет. Здесь и первые стремления еврейской молодежи к новой жизни («Первая ласточка», «Разрушители ограды» Ан—ского), и борьба со старым, и стремление принять участие в гражданской и политической борьбе своего отечества («Горячее время» Леванды, «Записки еврея» Богрова), стремление к ассимиляции, разочарования и возвращение ко всему светлому в исчезающем укладе («Баал Тефила», «Пурим», «Лаг Беомер», «Ночь в Гошана Раба» Бен-Ами), увлечение палестинофильством («Разные течения» С. Ярошевского, «Маниак» Богрова), распад еврейской семьи и события последних годов («В новом русле» Ан—ского) — все отразилось в той или иной форме. Переживания еврейской забитой массы, загнанной в город, как и ужасы событий 1905 г., нашли свое отражение в произведениях Д. Айзмана и С. Юшкевича.

 

[[Категория:ЕЭБЕ]]