Рассказ г. А.Б. (Жаботинский): различия между версиями
[непроверенная версия] | [непроверенная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
new entry |
м оформление |
||
Строка 11:
<div class="indent">
в большом торговом городе. Слово принадлежит
***
Я согласился. Доход — в пользу раненых солдат из того города; отчего же не согласиться? И англичане теперь так рады всякому слову о России. Я, правда, не оратор и
Вдруг за неделю до лекции я получил от секретаря благотворительного общества большое письмо на машинке. Там подробно излагалось, когда я должен приехать и когда уехать и как я там проведу время. Оказалось так: в час дня — завтрак в торговой палате под председательством ее выборного главы лорда М. От
Прежде, однако, чем это письмо дошло до него, я получил от него второе. Он просил прислать мой портрет для газет — если можно, в национальном русском костюме. Кроме того, он просил меня прислать программу лекции для напечатания в газетах, а чтобы избавить меня от лишнего труда, он прилагал тут же примерную программу, добавляя, что если не будет с моей стороны возражений, он сдаст ее редакциям. Я успел только заметить: «Часть вторая: Дух русского народа (вера, престол, отечество). Древняя и новая слава казаков. Великие полководцы от Суворова до Николая Николаевича». Очнувшись от обморока, я помчался на телеграф и послать депешу в три страницы.
И вот я приехал. Встретил меня секретарь, человек очень милый. Сожалел о недоразумении, сказал, что совсем вычеркнуть программу было неудобно, но, считаясь с моим желанием, он ее напечатал в сокращенном виде. Я уж порешил лучше не смотреть, что там сказано, — зачем себя даром расстраивать, раз это непоправимо. Мне только попалась на глаза одна строчка: «Мистицизм русской народной души». С ужасом вспомнил, что ни разу в жизни еще не прочел ни одной строчки по богоискательству. «Откуда вы все это взяли?»— спросил я у секретаря слабым голосом человека, который добит, которому все на свете все равно. Он посмотрел на меня удивленно, выражая всем лицом своим убеждение, что о России именно так полагается читать, а не иначе, но опять любезно говорил, что сожалеет о недоразумении. Однако пора было бриться и надевать визитку, и мы поехали в торговую палату.
Вообразите завтрак в парадной зале огромного дворца на восемьдесят персон. Все персоны — местные купцы. Мне потом объяснили, что они вместе представляли капитал в сто миллионов фунтов, или больше. Самому младшему было лет под пятьдесят. Когда мне их представляли (так точно: не меня им, а их мне), я расслышал несколько имен фабрикантов, которые даже в России известны каждому покупателю, бывающему в хороших магазинах. Представлял сам лорд М., старичок с огромной репутацией финансиста и миллионер. В интересах справедливости должен отметить, однако, что было два исключения: епископу и городскому голове он представил меня, а не их обоих мне. Ибо
За завтраком я сидел по правую руку
— Первый тост будет за короля, тогда все встанут, и вы тоже встанете. Второй тост будет за нашего гостя, т.е. за вас, и все встанут, а вы не вставайте.
И вот он встал, сделалось тихо; он поднял бокал и кратко заявил: «Джентльмены, король!» Ах, хотел бы я быть королем в Англии. Есть два рода величия: праздничное и будничное. Первое не любит показываться в люди, кроме как по исключительным случаям, в торжественной обстановке, издали; слишком частое соприкосновение с толпой опасно для его престижа; попросту говоря, оно боится надоесть публике. Но есть великие вещи, которые будничны и вместе с тем никогда не могут надоесть, как хлеб, вода и воздух.
После короля пришла моя очередь. Лорд мой опять поднялся, вытащил из кармана бумажку и стал читать мне речь. Да, читать; должен даже признаться, что бумажка содержала четыре страницы на ремингтоне. Сначала он описал размеры России, ее население, назвал главные города, остановился на важнейших предметах ввоза и вывоза, указал на горячее желание Англии завязать тесные торговые отношения с доблестным и могучим союзником, упомянул с удовлетворением об интересе к изучению русского языка, проявившемся за
Я понимаю: у вас на языке вертится слово: Хлестаков. Конечно, и я в это время думал о Хлестакове. Мои глаза открылись, и впервые в жизни понял я душу Хлестакова. Хлестаков — ничуть не обманщик и ничуть не пустейший человек. Он — просто жертва обстоятельств. Если вас
Словом, я встал и произнес речь высокого государственного значения. Я удостоверил, что Россия будет чрезвычайно рада торговому сближению и охотно пойдет навстречу всем, чем только можно. Понизить пошлины я, однако, отказался ввиду огромной задолженности и особенно ввиду отпадения спиртного дохода. Я указал им, что запрещение продажи питей есть лучшее средство повысить платежеспособность населения, а тогда это население способно оплатить какие угодно пошлины плюс солидный барыш. Я напомнил им, что немцы ведь не испугались тех самых ставок, которые благородный лорд назвал запретительными. При этом случае я вообще пожурил их отечески за косность и негибкость их торговой традиции. В заключение прибавил, что, однако, экономическое развитие России будет в значительной мере зависеть от того, кто будет хозяином Дарданелл, и закончил тостом за вечное согласие. Все персоны захлопали, и лорд, епископ и городской голова пожали мне руку.
Я уже не хочу описывать, как мне показывали заводы и больницу. Я уже не хочу описывать обед у городского головы, где меня посадили на главном месте и где соседка
<small>газета «Русские ведомости», 20.11.1916</small>
|