Привидение в Инженерном замке (Лесков): различия между версиями
| [непроверенная версия] | [непроверенная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Метка: очистка страницы |
Nastoshka (обсуждение | вклад) м Откат правок 95.169.137.28 (обс.) к версии Lozman |
||
Строка 161:
страшная история, испугавшая тех самых героев, которые долго пугали других.
==ГЛАВА
Генерал Ламновский умер позднею осенью, в ноябре месяце, когда
Петербург имеет самый человеконенавистный вид: холод, пронизывающая сырость
и грязь; особенно мутное туманное освещение тяжело действует на нервы, а
через них на мозг и фантазию. Все это производит болезненное душевное
беспокойство и волнение, Молешотт для своих научных выводов о влиянии света
на жизнь мог бы получить у нас в это время самые любопытные данные.
Дни, когда умер Ламновский, были особенно гадки. Покойника не вносили
в церковь замка, потому что он был лютеранин: тело стояло в большой
траурной зале генеральской квартиры, и здесь было учреждено кадетское
дежурство, а в церкви служились, по православному установлению, панихиды.
Одну панихиду служили днем, а другую вечером. Все чины замка, равно как
кадеты и служители, должны были появляться на каждой панихиде, и это
соблюдалось в точности. Следовательно, когда в православной церкви шли
панихиды, - все население замка собиралось в эту церковь, а остальные
обширные помещения и длиннейшие переходы совершенно пустели. В самой
квартире усопшего не оставалось никого, кроме дежурной смены, состоявшей из
четырех кадет, которые с ружьями и с касками на локте стояли вокруг гроба.
Тут и пошла заматываться какая-то беспокойная жуть: все начали
чувствовать что-то беспокойное и стали чего-то побаиваться; а потом вдруг
где-то проговорили, что опять кто-то "встает" и опять кто-то "ходит". Стало
так неприятно, что все начали останавливать других, говоря: "Полно,
довольно, оставьте это; ну вас к черту с такими рассказами! Вы только себе
и людям нервы портите!" А потом и сами говорили то же самое, от чего
унимали других, и к ночи уже становилось всем страшно. Особенно это
обострилось, когда кадет пощунял "батя", то есть какой тогда был здесь
священник.
Он постыдил их за радость по случаю кончины генерала и как-то коротко,
но хорошо умел их тронуть и насторожить их чувства.
- "Ходит", - сказал он им, повторяя их же слова. - И разумеется, что
ходит некто такой, кого вы не видите и видеть не можете, а в нем и есть
сила, с которою не сладишь. Это серый человек, - он не в полночь встает, а
в сумерки, когда серо делается, и каждому хочет сказать о том, что в мыслях
есть нехорошего. Этот серый человек - совесть: советую вам не тревожить его
дрянной радостью о чужой смерти. Всякого человека кто-нибудь любит,
кто-нибудь жалеет, - смотрите, чтобы серый человек им не скинулся да не дал
бы вам тяжелого урока!
Кадеты это как-то взяли глубоко к сердцу и, чуть только начало в тот
день смеркаться, они так и оглядываются: нет ли серого человека и в каком
он виде? Известно, что в сумерках в душах обнаруживается какая-то особенная
чувствительность - возникает новый мир, затмевающий тот, который был при
свете: хорошо знакомые предметы обычных форм становятся чем-то прихотливым,
непонятным и, наконец, даже страшным. Этой порою всякое чувство почему-то
как будто ищет для себя какого-то неопределенного, но усиленного выражения:
настроение чувств и мыслей постоянно колеблется, и в этой стремительной и
густой дисгармонии всего внутреннего мира человека начинает свою работу
фантазия: мир обращается в сон, а сон - в мир... Это заманчиво и страшно, и
чем более страшно, тем более заманчиво и завлекательно...
В таком состоянии было большинство кадет, особенно перед ночными
дежурствами у гроба. В последний вечер перед днем погребения к панихиде в
церковь ожидалось посещение самых важных лиц, а потому, кроме людей, живших
в замке, был большой съезд из города. Даже из самой квартиры Ламновского
все ушли в русскую церковь, чтобы видеть собрание высоких особ; покойник
оставался окруженный одним детским караулом. В карауле на этот раз стояли
четыре кадета: Г-тон, В-нов, 3-ский и К-дин, все до сих пор благополучно
здравствующие и занимающие теперь солидные положения по службе и в
обществе.
==ГЛАВА ПЯТАЯ==
Из четырех молодцов, составлявших караул, - один, именно К - дин, был
самый отчаянный шалун, который докучал покойному Ламновскому более всех и
потому, в свою очередь, чаще прочих подвергался со стороны умершего
усиленным взысканиям. Покойник особенно не любил К - дина за то, что этот
шалун умел его прекрасно передразнивать "по части доения носа" и принимал
самое деятельное участие в устройстве погребальных процессий, которые
делались в генеральские именины.
Когда такая процессия была совершена в последнее тезоименитство
Ламновского, К - дин сам изображал по-койника и даже произносил речь из
гроба, с такими ужимками и таким голосом, что пересмешил всех, не исключая
офицера, посланного разогнать кощунствующую процессию.
Было известно, что это происшествие привело покойного Ламновского в
крайнюю гневность, и между кадетами прошел слух, будто рассерженный генерал
"поклялся наказать К - дина на всю жизнь". Кадеты этому верили и, принимая
в соображение известные им черты характера своего начальника, нимало не
сомневались, что он свою клятву над К - диным исполнит. К - дин в течение
всего последнего года считался "висящим на волоске", а так как, по живости
характера, этому кадету было очень трудно воздерживаться от резвых и
рискован-ных шалостей, то положение его представлялось очень опасным, и в
заведении того только и ожидали, что вот-вот К - дин в чем-нибудь
попадется, и тогда Ламновский с ним не поцеремонится и все его дроби
приведет к одному знаменателю, "даст себя помнить на всю жизнь",
Страх начальственной угрозы так сильно чувствовался К-диным, что он
делал над собоюотчаянные усилия и, как запойный пьяница от вина, он бежал
| |||