Слово о Сковороде, по поводу рецензий на его сочинения, в "Русском Слове" (Костомаров)/ДО

Слово о Сковороде, по поводу рецензий на его сочинения, в "Русском Слове"
авторъ Николай Иванович Костомаров
Опубл.: 1862. Источникъ: az.lib.ru • (Журнал «Основа» 1862 № 8, 9, ответ Вс. Крестовскому)

Слово о Сковороде, по поводу рецензій на его сочиненія, в «Русскомъ Словѣ.» править

(Журналъ «Основа» 1862 № 8, 9, ответъ Вс. Крестовскому)

Въ нашей текущей литературѣ случается, что писатель, особенно рецензентъ какой-нибудь выходящей книги, произносить рѣшительнымъ тономъ знатока сужденія и даже осужденія надъ предметами, которыхъ не изучалъ, надъ которыми прежде пе думалъ, которыхъ вовсе не знаетъ. Сверх того, у насъ стало входить въ обычай печатно бросать грязью въ дѣятелей мысли и слова, оскорблять ихъ личность, не считая необходимыми, даже сколько-нибудь объяснять — какой поводъ подали эти лица такъ презрительно обращаться съ ними. Быть можетъ, нѣкоторые думаютъ, что они этимъ творять поклоненіе призраку гласности? По нашему мнѣнію, отозваться неуважительно, хотя бы и слегка — вскользь — о какой либо личности въ печати, мы вправѣ или тогда, когда эта личность была прежде обличена достаточно и поражена невыгоднымъ приговоромъ общественнаго мнѣнія, или-же когда мы сами представляемъ несомнѣнныя доказательства ея виновности предъ судомъ общества. Иначе, это будетъ оскорбленіе не только тѣмъ, на которыхъ незаслуженно мы нападаемъ, но и обществу. Какое мы имѣемъ право ожидать, чтобъ общество, не требуя отъ насъ доказательствъ и объясненій, одобряло оскорбленія, которыя мы наносимъ его членамъ? Эти мысли пришли намъ, когда мы, перелистывая VII книгу «Русскаго Слова», встрѣтили въ ней рецензію «сочиненій въ стихахъ и прозѣ Григорія Савича Сковороды», подписанную буквами Вс. К--овскій. Рецензентъ, приводя слова издателя сочиненій Сковороды: «которыя (сочиненія) считались народными», ставитъ два вопросительныхъ знака, приводитъ затѣмъ несколько стиховъ и потомъ произноситъ такіе возгласы: «но вотъ-что за мысль терзала насъ неотступно с начала книги до самого конца: для чего и кого неизвѣстиый издатель Сковороды издавалъ въ свѣтъ всю эту схоластическую ерунду, семинарскую мертвечину? Кому какое до нея было дѣло?»

Стихи Сковороды чрезвычайно-плохи и уродливы и могутъ сравниться, по художественности, развѣ съ безсмертними произведеніями Василія Кириловича: тѣмъ не менѣе рецензентъ напрасно поставилъ два вопросительныхъ знака. Мало можно указать такихъ народных лицъ, какимъ былъ Сковорода, и которыхъ бы такъ помнилъ и уважалъ народъ. На всемъ пространствѣ отъ Острогожска (Воронежской губ.) до Кіева, во многихъ домахъ, висятъ его портреты; всякій грамотный малороссіянинъ знаетъ о немъ; имя его извѣстно очень многимъ изъ неграмотнаго народа; его странническая жизнь-- предметъ разсказовъ и анекдотовъ; въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, потомки, отъ отцовъ и дѣдовъ, знаютъ о мѣстахъ, которыя онъ посѣщалъ, гдѣ любилъ пребывать и указываютъ на нихъ съ почтеніемъ; доброе расположепіе Сковороды къ нѣкоторымъ изъ его современнковъ составляетъ семейную гордость внуковъ; странствующіе слѣпцы усвоили его пѣние; на храмовомъ праздникѣ, на торжищѣ, нерѣдко можно встрѣтить толпу народа, окружающую группу этихъ рапсодовъ и со слезами умиленія слушающихъ: всякому граду свои правь и права. До какой степени пѣсни Сковороды сдѣлались народными во всей южнорусской странѣ, можно судить потому, что нѣкоторыя вошли въ собраніе Галицкихъ пѣсенъ Вацлава зъ Олеска и Жеготы Паули, безъ сознанія самихъ собирателей, что эти пѣсни сочинены Сковородою.

Сочиненія Сковороды не нравятся рецензенту; не нравятся они, быть-можетъ, и намъ, но изъ этого не слѣдуетъ, что они не имѣютъ никакого достоинства и что не надобно ихъ печатать. Значеніе писателя прошедшаго времени измѣряется или по эстетическому достоинству, или по его вліянію на свой вѣкъ, по степени въ какой онъ выражаетъ направленіе, нравственное состояніе окружающей его среды, по вмѣстимости въ немъ умственныхъ требованій и вкуса современниковъ. Рецензентъ полагаетъ, что слѣдуетъ довольствоваться первымъ, а все, что намъ не нравится, предавать забвенію. Такъ у насъ и дѣлаютъ: въ архивахъ, мыши и сырость поѣдали старыя дѣла; ханжи замазывали древнія Фрески въ храмахъ; губернаторы разбирали, для лучшаго вида въ городѣ, старинныя здаиія; кухарки пекли аладьи на листахъ сборниковъ ХІѴ-го и XV-го вѣковъ. Благодаря всему этому, мы такъ мало знаемъ свою старину. И теперь еще многое лежитъ подъ спудомъ: пусть себѣ лежитъ! по мнѣнію рецензента, нѣтъ никому дѣла до этой «ерунды и мертвечины». Но вѣдь и многое изи древнихъ памятниковъ, драгоцѣнныхъ для насъ по выраженію своего вѣка, само-по-себѣ — безотносительно къ исторіи — можетъ показаться, сообразно нашимъ эстетическимъ воззрѣніямъ, хуже виршей и посланій Сковороды… Зачѣмъ же издавать его?.. Такъ по вашему?? Нашедши у Сковороды такіе стихи:

Убій злую волю, братъ,

Такъ упразднишъ увесь адъ, —

рецензентъ говоритъ:

«Григорій Савичъ особенно не долюбливаетъ воли, каковое качество, впрочемъ, для такого мудреца весьма почтенно». «Но довольно! Бога ради, довольно!!», слышу я возгласы нетерпѣливаго читателя, которые имѣютъ на меня дѣйствіе холоднаго душа, --и я останавливаюсь."

Рецензентъ вообразилъ себѣ, что Сковорода преслѣдовалъ умственную и гражданскую свободу, тогда-какъ Сковорода говорить о злой волѣ, то-есть о дурныхъ и порочныхъ наклонностяхъ. Тутъ-то рецензентъ и попалъ впросакъ! Григорій Савичъ Сковорода былъ поборникомъ свободы въ сферѣ религіозной, нравственной, гражданской, терпѣлъ за то гоненіе и, не уживаясь въ деспотизмомъ окружающей его среды, обрекъ себя на скитальческую жизнь. Ханжество, низкопоклонничество, угнетеніе слабыхъ, лень барства, постоянно находили въ немъ смѣлаго обличителя. Всѣ народные разсказы о немъ, переходящие изъ устъ въ уста, отъ поколѣнья къ поколѣнью, изображаютъ его такимъ. Даже въ извѣстной пѣснѣ " Всякому граду нравъ и права, " онъ громитъ и того, "кто для чиновъ углы папскіе треть и попа, безъ христіанской добродѣтели, исполняющаго одйнъ внѣшній обрядъ, и ханжу-пана, который "на нищихъ роздалъ сто рублей, что содраль съ подданных бѣдныхъ людей, — и всякого высшого шчо нижчого гне, и дужчого шчо недужого давить и жме. Какъ проповѣдпикъ правды и добра, Сковорода сталъ народнымъ идеаломъ мудреца. Можетъ-быть, теперь уже надобно отличать Сковороду дѣйствительнаго отъ Сковороды идеальнаго, народнаго; но нѣтъ сомнѣнія, что послѣдній образъ возникъ изъ перваго, а потому нельзя не поблагодарить за изданіе его сочиненій. Мы надѣемся поговорить подробнѣе объ этомъ, въ высшей степени замѣчательномъ, лицѣ, когда будемъ владѣть достаточнымъ запасомъ свѣдѣній объ умственномъ развитіи южнорусскаго народа въ XVIII вѣкѣ: только въ связи съ нимъ можно оцѣнить Сковороду.

Въ заключеніе, рецензентъ "Русскаго Слова, " задавъ себѣ вопросъ: для кого издаются такія сочиненія, выбралъ трехъ подписчиковъ и покрылъ ихъ своимъ презрѣніемъ: первый изъ нихъ — г. Аскоченскій; второй — г. Данилевскій; третій — г. Срезневскій… Вотъ-что говоритъ смѣлый критикъ: «все понятно! Понятно и высокое достоинство произведений Сковороды, и сочувствіе ему такихъ именитыхъ людей какъ гг. Данилевскаго, Срезневскаго и Аскоченскаго. Всѣмъ имъ предстоитъ равное безсмертіе съ Григоріемъ Савичемъ. Сковородой. И по заслугамъ!»

И. И. Срезневскій извѣстенъ намъ какъ труженикъ науки, оказавшій важныя, по нашему мнѣнію, услуги языкознанію и исторіи своими сочиненіями и изданіями. Вѣдь вы, г. рецензентъ, привели его имя наравнѣ съ издателемъ ханженской газеты, (предающей анаѳемѣ и изданіе въ свѣтъ историко-литературныхъ памятниковъ и всякій оттѣнокъ мысли, съ нею не согласный), — не потому что г. Срезневскій подписался на изданіе сочиненій Сковороды: иначе за чѣмъ же вы пощадили библіотеку харьковскихъ студентовъ, — которая подписалась на десять экземпляровъ? Да притомъ, вы бы никакъ не рѣшились поставить здѣсь на позоръ имени неизвѣстнаго вамъ какого-нибудь отставнаго полковника или вятскаго купца, подписавшегося на сочиненія Сковороды? Очевидно, вамъ хотѣлось бросить комкомъ грязи въ И. И. Срезневскаго. Надѣемся, что вы найдете совершенно умѣстнымъ нашъ вопросъ: за чемъ? — потому что деятельность г. Срезневскаго какъ ученаго, литератора, профессора, академика, еще, не была оцѣнена печатно и не подверглась осужденію общественнаго мнѣнія. Послѣ вашего неуважительнаго обращенія съ этимъ именемъ мы именно отъ васъ имѣемъ право этого требовать, если у васъ достанетъ столько свѣдѣній въ археологі§), филологіи, исторіи… Иначе, вы сами не должны оскорбляться если мы скажемъ вотъ-что: на васъ, г. Вс. К-овскій, возгласы какого-то читателя имѣютъ дѣйствіе холодной души, а на насъ чтеніе вашей рецензій производить дѣйствіе отвратительнаго запаха невѣжества и школьническаго нахальства.

Н. Костомаровъ.