Памятники литературного и общественного быта
Неизданные письма к А. Н. Островскому
М. —Л., «ACADEMIA», 1932
Эдельсон, Евгений Николаевич
править1
правитьЛюбезный Александр Николаевич. Мы готовили было вам целый ряд описаний нашей дороги, но последнее время мы были очень серьезно заняты вопросом о поездке в Дербент. — Не дождавшись окончательного его решения, нам не хотелось писать к вам. — Теперь же честь имеем вас известить, что Дербенту нас не видать, как своих ушей; мы и без него проживем; — у нас составились новые планы насчет нашей деятельности: что касается до моего, так он очень прост, я держу на магистра и толковал об этом с кем надобно. — У Евгения тоже есть план, об котором вы узнаете по приезде. — Теперь мы занимаемся отыскиванием квартиры и все ищем подальше от вас. — Вы — полно там с месяцем-то возиться, приезжайте-ка поскорей к нам, заживем так, что… Москва теперь повеселей, холеры почти нет… Вчера на Якиманке были, сколько народу под Донской проехало — просто страх. Накануне были у всенощной: видел графиню Катерину Михайловну Зубову, урожденную Прудникову. — Она меня узнала… У нас в Ржеве было больных за 5000, умерло слишком 1000; брат выздоровел, мать была больна до крайности, холера перешла в тиф, но ее как-то спасли, поправляется. — В чем вы нам никогда не простите… боюсь даже сказать… мы до сих пор не были у вашей сестры. — Денежки, которые были, все ухнули, а пешком далеко. —
Сделайте одолжение, извините нас перед, Николаем Федоровичем и Эмилией Андреевной: мы чувствовали себя обязанными выказать им нашу признательность и не сделали этого. — Теперь уж как-то неприлично. — Вы хвастались в Вашем письме великолепными ночами, роскошною природою; что все возможные красоты природы пред Московскими купчихами? Мы видели их целыми тучами в Новоспасском монастыре в Донском и кроме того, в разных других местах, и остановились на том мнении, что если на том свете будут Гурии, то уж, конечно, из Московских купчих. —
Я не ручаюсь, чтобы Филиппов не израсходывался совершенно до Вашего приезда от сильных ощущений, приезжайте, ради Магомета спасти его Вашими сценами — пусть он, каналья, узнает, что за души скрываются под такими великолепными наружностями, и что за жисть ведут они. — Но довольно о купчихах. —
Мы взялись за жизнь положительную, начав с того, что отказались от мечтательной поездки в Дербент — хвала пророчеству Николая Федоровича — скажите ему это. Кстати уж и поклонитесь ему от меня низко, низко, сложа руки на груди за его гостеприимство, и за то, наконец, что ему также обязаны мы отчасти тем, что не поехали в Дербент. Вчера были у [неразборчиво] танцовали, пели русские песни хором, с одною дамою и, наконец, любовались на пляску хозяйчика дома с кухаркою. — Хотел бы еще порассказать кое-что, да ведь надеюсь Вы скоро приедете — не дожидаться же Вам в самом деле следующих лунных ночей. — Как Ваши дела с Пашей. — Обнимаем Вас и братьев Ваших. Письмо Ваше получили.
2
правитьЛюбезнейший Александр Николаевич.
Спешу с первою же почтою ответить на письмо Ваше, полученное мною только вчера. У нас в Москве случилось важное несчастие, о котором впрочем слухи вероятно уже дошли до Костромы. 11-го числа нынешнего месяца сгорел Большой театр. Теперь остались только голые стены. Впрочем, мы все обстоим благополучно. Агафья Ивановна совершенно здорова: если успею нынче я заеду к ней с этим письмом и тогда сообщу Вам новейшие известия. Вчера у Погодина было заседание молодой редакции, по возобновлении в первый раз; не доставало только Бориса, который в деревне. Письмо к Панову я отправил еще вчера, к Никулину надеюсь завести сам нынче или завтра. Посылаю Вам 30 р. серебр., которых, вероятно, будет достаточно на обратный проезд. Погодин не возразил ничего на переданную мною от Вас просьбу о деньгах, но не дал их мне вчера, а обещал прислать и потому пока я посылаю свои. Поклонитесь от меня А. Ф. Писемскому и А. А. Потехину, у последнего особенно попросите извинения, что я не отвечал на его письмо. Оно пришло в мое отсутствие, потом я был болен, хлопотал и т. д.; впрочем, если захочет извинить, то извинит и без оправданий. Жена Вам кланяется, а также Писемскому, супруге его и Потехину. Больше писать пока нечего. Напрасно Вы не написали ничего о том, в каком положении застали в деревне дела и проч., это всех нас очень интересует. Сергей уже уехал из Москвы с Лукиным в пятницу на первой неделе. Прощайте, желаю Вам скорого возвращения или вообще того, что найдете для себя более нужным и приятным. Истинно преданный Вам
Р. Э. Мальцов сообщает мне точные известия о надобностях Аг. Ив., и они удовлетворяются, впрочем пока это случилось только однажды, именно по случаю дров.
[другой рукой:]
Хорошо, что успел захватить а то бы послали без меня, а теперь, конечно, я взялся за это дело с особенным удовольствием услужить Вам, хоть чем-нибудь. Пишу у Вас в доме, Агафия Ивановна сильно тоскует по Вас и как заговоришь, так и плачет. Верно уж очень любит, а между прочим здорова и уповает пуще всего на бога и святых его.
Велела скорей приезжать и тратить, как можно меньше, денег.
Театр-то Театр а? Вот горе-то! по крайней мере утешение в ответных трех пунктах государя по телеграфу, вот они: 1) Спасать народ, 2) Не давать гореть окружным обывательским зданиям, 3) От чего загорелся?
Говорят человек 50 погибло.
Ужасно! ужасно, как вспомнишь об этом, это истинное горе всех благородных. Прощайте, приезжайте скорей
Получил письмо от Бурдина, ни чего нет особенного, а то бы переслал, все хвалится.
3
правитьПолучив вчера Ваше письмо, дорогой Александр Николаевич, я сделал все от меня зависящее, чтобы розыскать Горбунова и отобрать от него нужные Вам сведения, сходил нарочно к Еремееву, где он часто бывает и приказал прислать его ко мне, если покажется, поручил одному господину посмотреть его в представлении Ристори, где, как мне сказали, он должен был быть, наконец, послал ему на квартиру письмо с строгим приказанием дать нужное известие немедленно — лично или письменно. Но все эти старания мои остались напрасными и, прождав его до половины двенадцатого, я, наконец, решаюсь писать к Вам. Съездить к Горбунову сам сегодня утром не мог, ибо уже несколько дней нездоров и вчера был в бане именно с целью сколько-нибудь пропотеть и поправиться.
Мне очень жаль, что я не мог отвечать Вам обстоятельно о деле сегодня, как Вы этого желали, но во всяком случае поиски Горбунова буду продолжать и напишу Вам тотчас же, как добьюсь от него толку. Сейчас только я догадался, что мне бы послать к нему рано утром Егора с тем, чтобы он непременно добился от него ответа, но, откровенно говоря, я не ожидал от Горбунова такой подлости, чтобы он не явился, зная, что непременно нужен.
Я послал Егора в театр — так как сегодня Гроза — может быть он на репетиции. Жду ответа.
Егор воротился в 12 часов и объявил, что Горбунова на репетиции не было.
В 3 часа я поймал, наконец, Горбунова у Еремеева, вот что узнал от него.
Сегодня воротился Тимашев, завтра ценсор обещал представить ему на утверждение пропуск Вашей пьесы. Долгорукий, с своей стороны, не видит препятствий к этому пропуску. 417
Ценсор, как рассказывает Горбунов, вчера или третьего дня, встретясь с ним, спросил: шепнул ли; он в Москву о пропуске пьесы и на отрицательный ответ Горбунова, сказал: «шепните».
Горбунов уверяет, что он следит за этим делом с величайшим усердием и как только узнает что-нибудь решительное, пошлет Вам телеграмму. Письмо это я дописываю уже сегодня, т. е. в Субботу, но так как оно решительного ответа в себе не заключает, то, вероятно, и нет большой беды, что оно опоздало днем.
4
правитьЯ к Вам с покорнейшею и несколько деликатною просьбою, любезнейший Александр Николаевич, которою, конечно, не решился бы Вас беспокоить, если бы был сам в Москве. Дело вот в чем: Ап. Григорьев был у жены и объявил ей, что продаст дом и надеется отдать нам деньги. Я совершенно верю его желанию и твердому намерению рассчитаться с нами, но Вы знаете, в какой степени он управляем различными веяниями. Очень может быть, что, при получении денег за дом, новое веяние прикажет ему обратить должные нам деньги на подарки Марье Федоровне или на что-либо другое. Откровенно Вам говорю, что такой оборот, дела был бы для меня весьма тяжелым сюрпризом. Так как Вы единственный человек, которого он еще побаивается, то я прямо обращаюсь к Вам с просьбой помочь нам, сколько от Вас зависит в этом деле. Принимая в соображение, что продажа дома есть единственный случай, когда Аполлон может рассчитаться с нами, Вы, вероятно, поймете и оправдаете мою мысль обратиться к Вам в этом случае, как бы ни щекотлива показалась Вам на первый раз моя просьба. Ответьте мне, пожалуйста, об этом деле.
Письма и посылки Ваши я разослал по принадлежности. Комедия Востокова Писемскому не нравится. Новостей в Петербурге, кажется, нет. Вы ведь читаете газеты и притом, вероятно, уже видели Якушкина. Что же я могу рассказать после него? Михаил Николаевич Вам кланяется. Желаю Вам всего лучшего и остаюсь
P. S. Лизавета Константиновна Вам кланяется. Я видел ее на именинах у Писемской.
5
правитьЯ нахожусь в чрезвычайно глупом положении, любезнейший Александр Николаевич. Во время моей болезни Шипов уехал сюрпризом в Петербург и оставил нас совершенно без денег. Не можете ли Вы одолжить мне на небольшой срок руб. 25 или немного более или менее, смотря по Вашим средствам. Я надеюсь возвратить их Вам не позже конца месяца, а в случае, если бы Вам понадобилось, и ранее. Если Вы в состоянии оказать мне такую ссуду, то пришлите ее с посланным, чем много обяжете.
6
правитьВ среду, любезнейший Александр Николаевич, я предполагаю поехать в Петербург, и если Вам нужно, как Вы говорили, переслать со мной Михаилу Николаевичу доверенность, то потрудитесь доставить ее ко мне. Как ни желал бы я побывать у Вас перед отъездом, но по слабости здоровья не могу еще решиться на подобный путь при совершенной неизвестности дороги к вам.
7
правитьПосылаю Вам, любезнейший Александр Николаевич, письмо и посылки для передачи Надежде Николаевне, Эмилии Андреевне и Андрюше. Я сейчас только приехал. Петербургские Вам кланяются. О своей пьесе Вы, конечно, знаете по телеграфу.
[1860?]
ПРИМЕЧАНИЯ
править417 «Гроза» в первый раз была представлена в Александрийском театре 2 декабря 1859 г. 23 сентября 1859 г. начальник III отделения генерал Тимашев запретил пьесу Островского «Воспитанница». Этими данными определяется датировка письма Евг. Эдельеона.
Дополнения
правитьЭдельсон, Евгений Николаевич
правитьСадовский дебютировал в Бедности не порок во вторник 23 апреля. Несмотря на дурную погоду в этот день, театр был почти полон и, по замечанию здешних, публика была гораздо чище обыкновенной александрийской. Нетерпение видеть и приветствовать дорогого гостя было так сильно, что каждый раз, как отворялась дверь и показывалось на сцену новое лицо, раздавались рукоплескания, которые, конечно, тотчас умолкали, как скоро публика замечала свою ошибку. Наконец, появился и Садовский. Я, как вам известно, видел его и в первый раз, видел и потом, но никогда он не производил на меня такого впечатления. Он мне даже показался выше ростом (говорю без преувеличения). Минуты две или три публика не давала ему начать, и он оставался в дверях в своей монументальной позе, с поднятою рукой. Дальнейшая его игра была рядом торжеств. Уж и постарался же он! Я спрашивал его на другой день, что он делал особого в этот раз и почему игра его была так особенно рельефна, всякое слово так хлестко? Он отвечал мне, что хотел повнятнее передать публике точные слова роли, которые здесь безжалостно коверкаются. Можете удовлетвориться или нет этим (Объяснением, а я, по обязанности рассказчика, перехожу опять к рассказу о представлении. Впечатление, произведенное на всех незнакомою петербургской публике игрою Садовского, новость и неожиданность смысла, которые он придал знакомой всем роли, были так сильны, что сами актеры поддались этому обаянию и сделались тоже как будто публикой. С ними случилось то же самое, что с самим Садовским при появлении Васильева в Наездниках. Дамы, старики, гусары и проч. плакали без различия. Какой-то старик со звездой, кажется, Греч, говорил во всеуслышание, что он в первый раз видит истинное и высокое исполнение этой роли. По окончании этой пьесы Садовский был вызываем неоднократно; об остальных актерах все как будто забыли (да уж и плохи же были остальные). Садовский играл после того еще три раза: в четверг, т. е. 25, в Женитьбе, в воскресенье, по желанию публики, опять в Бедности не порок и в понедельник, в бенефис М. Максимова (Лоскутова), в Что имеем не храним вместе с Мартыновым. В последних двух я, по болезни, не был, а о втором скажу вам несколько слов. Публика, да и сам, остались не совсем довольны этим представлением. На это было много причин. Во-первых, тон, взятый Садовским в первом дебюте, был так высок, что ни в какой другой роли нельзя уже приблизиться к нему, и как бы ни хорошо знала публика разницу между ролью Любима Торцова и Подколесина, под влиянием свежего еще первого впечатления, она все-таки ждет от нового, еще впервые представшего ей, актера чего-то подобного первому впечатлению. Во-вторых, все остальные актеры наводили просто тоску, с небольшими исключениями, особенно Марковецкий (в роли Кочкарева), которого хорошая игра так необходима для яркости лица Подколесина, был невыносим. Не зная совершенно роли, он говорил, бог знает что, кричал, ломался, даже заставил самого Садовского пропустить целую тираду. В-третьих, наконец, сам Садовский был, по моему мнению, не совсем удовлетворителен в этой роли, но об этом я поговорю с вами при свидании. Не испугал ли я вас однако и не подумали ли вы, что Садовский хлопнулся в Женитьбе? Напротив, вызовов было много, хотя и холоднее первого представления. Спешу однако кончить письмо, потому что устал.[1]
- ↑ «Русская Мысль», 1897, май, стр. 4 (в статье С. Максимова — "Александр Николаевич Островский (По моим воспоминаниям). Письмо было получено Островским в Ярославле во время поездки его по Волге.