Час бил; отверзся гроб пространный,
Где спящих ряд веков лежит;
Туда протекший год воззванный
На дряхлых крылиях летит;
Его туманы провождают
И путь слезами омывают;
Коса во длани не блестит,
Но, смертных кровью пресыщенна
И от костей их притупленна,
Меж кипарисами висит.
Сын вечности неизъясненной,
Исторгнувшись из бездны вдруг,
Крылами юности снабденный,
Слетает в тусклый смертных круг;
Фемиды дщери воскресают
И пред лицом его играют;
Весна усопшие красы
Рассыпать перед ним стремится
И вместо вихрей вывести тщится
Спокойны в январе часы.
Она с улыбкою выходит
Из храмины своей пустой,
Дрожащих зефиров выводит
На хладный воздух за собой;
Но, взор одеждой закрывая
И паки в храмину вступая,
Стенет, что скинуть не могла
Толь рано с древ одежд пушистых
И погрузить в слезах сребристых
Зимы железного чела.
Грядет сын вечности священной
Исполн влияния планет,
И жребий мира сокровенный
Во мрачной урне он несет;
Пред ним ирой с щитом робеет,
И червь у ног его немеет;
Кривому острию косы
Душа правдива лишь смеется,
Не ропщет, что перестрижется
Нить жизни в скорые часы.
Иной рыдает иль трепещет,
Что изощренно лезвее
Уже над головою блещет,
Готово поразить ее;
Другой, стоя вдали, вздыхает
И робки взоры простирает
На нового небес посла,
Железную стрелу держаща,
О роковой свой брус точаща,
Дабы пронзить его могла.
Колики смертны почитают
Сей новый год себе бичем
И сколь не многи обретают
Вождя к спокойной смерти в нем!
Но если я твой одр суровый
Слезой омою в год сей новый
И ты — в свой темный гроб сойдешь,
Возможно ль, ах! — при смерти люты
Иметь тебе тогда минуты?
Любезный друг! — ты лишь уснешь.
Когда же парки уважают
Тобой боготворимых муз
И ножниц острие смягчают,
Да не прервется наш союз, —
Тогда скажу я, восхищенный:
«О Феб, Латоною рожденный!
Еще дай новых нам годов,
Да мы продлим дни в дружбе нежной,
Доколе век наш безмятежный
Не осребрит на нас власов!»
