О мире править
Мир подписан в Амьене 27 марта, Иосифом Бонапарте за Францию, лордом Корнваллисом за Англию, кавалером Ацарою за Гишпанию и Шиммельпеннинком за Голландию. Сей трактат, напечатанный в Монитере и во всех ведомостях, есть ничто иное, как подтверждение мирных условий, заключенных в Лондоне; то есть, Англия, довольствуясь островом Троицы и Цейланом, отдает все свои завоевания в трех частях света; а Франция, из благодарности за такое великодушие, соглашается, чтобы турецкий султан и король португальский владели покойно всеми своими землями, исключая однако же то, что Португалия отдала, в силу Баядосского трактата, Испании и Франции. Ни слова об итальянской республике, ни слова о короле сардинском и Швейцарии! Что ж скажут теперь английские журналисты, которые надеялись, что Амьенской трактат будет для Англии гораздо выгоднее лондонских условий? Что скажет теперь Демосфен парламента, мрачный и высокопарный Виндам? Какой богатой предмет для его восточного красноречия! — А мы, беспристрастные зрители политических феноменов, скажем только, что сей мир останется памятником могущества французов в консульство Наполеона Бонапарте и миролюбия англичан в министерство Аддингтона и Гакесбури. История решит вопрос: от чего Англия была так снисходительна и бескорыстна при заключении Амьенского трактата? Для нас сия загадка непонятна: ибо мы знаем, что миролюбие в политике есть только нужда в мире; а Великобритания цвела войною!
Самая любопытнейшая статья трактата касается до Мальты. Орден Иоанна Иерусалимского, восстановленный со всеми древними правами своими под защитой Франции, Великобритании, России, Испании, Австрии и Пруссии, не будет иметь на французского, ни английского языка, а вместо первого учреждается новый мальтийский язык, в который могут быть приняты и неблагородные, и который имеет все права других языков. Сие установление, и другое, по коему большая часть судебных и прочих властей острова должны состоять из его жителей, дают мальтийцам истинное гражданское бытие: ибо прежде были они ничто иное, как поданные иностранных рыцарей, не имевшие никакого участия в правлении. Сего без сомнения требовал Бонапарте в пользу своего бывшего завоевания[1]. Англия и Франция не хотели присвоить себе особенных выгод в мальтийских гаванях: корабли их должны платить равную пошлину с кораблями других наций. Сей сбор обращается на содержание мальтийского языка и больницы для всех флагов.
Статья о размене пленных обязывает республику заплатить английскому правительству все то, чего стоило ему содержание французских пленников (числом около 20 тысяч); но как Англия, по силе той же статьи, обязывается платить республике не только за своих пленников (которых во Франции очень мало), но и за других, бывших у нее на жаловании, следственно немцев и русских: то вероятно, что Франция, вместо 20 миллионов рублей, которых ожидали лондонские журналисты, заплатит Англии весьма немного. — Мы не считаем за нужное говорить здесь о тех статьях, которые касаются до рыбаков Тернёвских. Заметим только, что Англия и Франция признают республику Семи-Островов.
Всякой может спросить: о чем же министры так долго рассуждали в Амьене, когда они не прибавили ничего к лондонским мирным условиям? о тайных ли статьях? Но Бонапарте, как пишут из Парижа, торжественно сказал президенту сената, что их нет в трактате.
Теперь политики наши угадывают следствие мира как для Англии, так и для Франции. Одни говорят, что республика будет ежегодно возвышаться торговлею, промышленностью и внутренним своим благоустройством; что Англия, разделяя коммерческие выгоды с другими народами, утратит постепенно свои бесчисленные богатства, которыми она обязана исключительной торговле во время войны; что моральное влияние Франции на другие земли должно умножиться, влияние Англии уменьшиться. Но другие отвечают им, что для сего надлежит еще утвердиться французскому правлению; что оно весьма ненадежно, если держится только великим именем и характером одного человека; что французы ветрены и непостоянны; что англичане напротив того имеют надежное, мудрое правление, твердый характер и дух народный; что их богатые капиталы дают им надолго верное первенство в торговле; что Франция возвеличена своим консулом, а Британия своим народом; что человек умирает в секунду, а народы гибнут только веками.
Что принадлежит до нас, то мы желаем, если можно, благоденствия и той и другой державе, которых судьба составляет любопытнейшую часть европейской политики, и которые столь важны в истории гражданственности (civilization), следственно и человечества. Величие народов имеет конечно свои пределы, за которыми начинается их падение; и нынешнее состояние Англии таково, что по вероятностям обыкновенного рассудка она может скорее унизиться степенью, нежели еще возвыситься. С другой стороны и то остается вопросом, что Франция будет со временем без Бонапарте? И колосс ее, лишенный сей опоры, устоит ли незыблемо на своем новом основании?.. Но всего лучше надеяться на провидение и довольствоваться добрыми желаниями.
Политическое спокойствие Европы, при нынешней отменной деятельности умов, обещает нам много приятного для жизни и много полезного для гражданского состояния людей. Философия, устыдив злых невежд и клеветников своих, будет скромною, миролюбивою наставницею государей и частных людей. Революция кончилась не только во Франции, но и в умах, которые теперь от одних мудрых законных властей ожидают лучшей доли для человечества в гражданском порядке.
[Карамзин Н. М.] О мире // Вестн. Европы. — 1802. — Ч. 2, N 8. — С. 371-376.
- ↑ Известно, что Бонапарте на пути своем в Египте взял Мальту.