О доброй воле (Доувес Деккер; Чеботаревская)/ДО
| О доброй волѣ |
| Оригинал: нидерландскій. — Источникъ: Мультатули. Повѣсти. Сказки. Легенды. — СПб.: «Дѣло», 1907. — С. 180. |
I править
Я знавалъ одну модистку, у которой былъ «законный» ребенокъ. Упоминаю о «законности» дитяти для охраненія чести модистки, ибо она была замужемъ. Сейчасъ скажу вамъ, какъ звали отца этого ребенка.
Добрая женщина очень любила малютку и прилагала всѣ старанія, чтобы одѣть его со вкусомъ. Повсюду прикалывала бантики, и простенькія платьица мѣняла на цвѣтныя, яркія. Единственной утѣхой матери было заботиться о нарядахъ своего дитяти.
Иногда случалось слышать такія замѣчанія: этотъ цвѣтъ слишкомъ красенъ, или слишкомъ желтъ, или слишкомъ блѣденъ… кантъ черезчуръ широкъ, крепъ слишкомъ густъ, а газъ рѣдокъ… Находились люди, которые указывали на недостатокъ вкуса или умѣнья, но никому никогда не приходило въ голову обвинять заботливую мать въ недостаткѣ любви къ своему ребенку.
Мать звали «Параболой» или «Притчей». «Поэтомъ» звали отца.
Имя ребенка, котораго такъ любила наряжать мать, было — «Истина».
II править
Однажды мать показала кому-то ребенка, и въ глазахъ ея читался вопросъ:
— Какъ тебѣ нравится мое дитя, мое сокровище, мой свѣтъ? Взгляни на эти краски!
— Да, желтый цвѣтъ недуренъ.
— Желтый… ты находишь его личико желтымъ? Да вѣдь оно — розовое!
— Я говорю о платьицѣ.
Въ другой разъ она опять показывала свое дитя и спрашивала взглядомъ:
— Какъ тебѣ нравится мое дитя, мое сокровище, мой міръ? Неправда ли, оно прекрасно? Взгляни, какой румянецъ, какая кожа бѣлая и гладкая, словно мраморъ!
— Черезчуръ крѣпко!
— Какъ, ты находишь черезчуръ много силы въ этихъ ручкахъ?
— Я говорю о платьицѣ, оно слишкомъ крѣпко накрахмалено.
Опять показывала кому-то заботливая мать своего ребенка, вопрошая взглядомъ:
— Какъ находишь ты мое дитя, мое сокровище, мой міръ? Взгляни на его формы… какая округлость… какая чистота линій…
— Черезчуръ коротокъ станъ.
— Какъ, ты находишь, что у моего ребенка станъ слишкомъ коротокъ?
— Я говорю о платьицѣ.
Досадно стало матери. Ее огорчало, что никто не любовался малюткой. Она продолжала рядить своего любимца, но ей было больно, что за нарядами не замѣчали ребенка.
III править
Страданіе дѣлаетъ человѣка несправедливымъ. Парабола разсердилась на невиннаго Поэта. Она отлучила его отъ стола и ложа и приняла вновь свое дѣвичье имя: Ameleia[1].
Она сорвала съ ребенка обманчивое платьице, отвлекавшее отъ него вниманіе, и показала его людямъ, спрашивая глазами:
— Какъ вамъ нравится мое дитя, мое сокровище, мой міръ?
Кто-то изъ толпы крикнулъ:
— Оно непристойно.
Остальные молчали. Они не поняли вопроса матери и не замѣтили ребенка.
Это огорчило мать. Она примирилась съ Поэтомъ, который былъ радъ этому, и стала называться по-прежнему Параболой. Дитя свое она снова стала рядить.
— Ахъ, — говорила она, — ужъ пусть смотрятъ на платьица, на шнурочки и ленточки! Можетъ быть, наконецъ, обратятъ вниманіе и на ребенка и замѣтятъ, что онъ прекраснѣе своихъ нарядовъ.
Примѣчанія править
- ↑ Что означаетъ: беззаботность, равнодушіе.