Неистовый Роланд (Ариосто)/ДО

Неистовый Роланд
авторъ Лудовико Ариосто, пер. Лудовико Ариосто

Оригинал: ит. Orlando furioso, опубл.: 1516. — Источникъ: az.lib.ru • Песнь первая — Песнь десятая.
Перевод с италіанскаго Сергия Уварова.
Изданіе журнала «Пантеонъ Литературы». С.-Петербургъ, 1891.

ЛУДОВИКЪ АРІОСТО.

НЕИСТОВЫЙ РОЛАНДЪ.

Переводъ съ италіанскаго СЕРГІЯ УВАРОВА. Изданіе журнала «Пантеонъ Литературы». С.-ПЕТЕРБУРГЪ. Паровая Типо-Литографія Муллеръ и Вогельманъ, Невскій, д. 148. 1891.

ПѢСНЬ ПЕРВАЯ.

1.

Имперскій дворъ, дамъ, рыцарей пою,

Любовь и доблесть, встрѣчи боевыя,

Когда въ слѣдъ Аграманту ихъ царю

На Францію напали Мавры злые,

Все обрекая въ ней мечу, огню.

Царь молодой мечты питалъ пустыя:

За смерть Трояна де я поднялъ брань

На Карла, императора Римлянъ.

2.

За разъ и про Роланда вамъ скажу я,

Что врядъ читали въ прозѣ иль стихахъ:

Какъ отъ любви онъ въ немочь палъ лихую,

Какъ обуялъ его безумья мракъ; —

Коль та, что участь мнѣ почти такую

Готовитъ, умъ мой страшно точитъ такъ,

Дастъ мнѣ довольно свѣта и покою

Чтобъ выполнить обѣщанное мною.

3.

О Ипполитъ, о геній свѣтлый мой,

Сынъ Эрколя, вѣтвь древа вѣковаго,

Хвала и честь Италіи родной!

Прійми мое нехитростное слово,

Что приношу, слуга смиренный твой,

Наперсникъ скромный княжескаго крова.

Коль бѣденъ даръ, не я въ томъ виноватъ:

Все приношу, чѣмъ только я богатъ.

4.

Среди вѣнчанныхъ славными дѣлами

Рогера славныя дѣла скажу;

Въ немъ, озаренномъ свѣтлыми лучами,

Главу колѣна Эсте укажу;

Хоть слабыми, но вѣрными устами

Твоихъ я предковъ славу изложу; —

Лишь удостой высокаго вниманья

Мои нелживыя повѣствованья.

5.

Давно Роландъ къ Ангёликѣ пылалъ,

И для нея, имъ въ Индіи спасенной,

Надъ Модами, надъ Татарвой стяжалъ

Не мало лавровъ славы незабвенной.

Теперь на Западъ съ ней онъ поспѣшалъ,

Гдѣ императоръ Карлъ съ соединенной

Французовъ, Нѣмцевъ силой Мавровъ злыхъ

Ждалъ у подножья Пириней крутыхъ.

6.

Германія и Франція желала

Царей невѣрныхъ дерзость посрамить,

Какъ съ Аграмантомъ Африка возстала

На насъ, и всѣхъ, кто могъ копье и щитъ

И мечъ поднять, всѣхъ за море послала;

Съ Марсиммъ — вся Испанія. На видъ

Нашъ витязь время улучилъ благое,

Но вотъ печаль запало въ ретивое.

7.

Не думалъ онъ быть съ милой разлученъ —

Увы! какъ часто судимъ мы превратно! —

Не для нея-ль такъ подвизался онъ

Въ странахъ востока? Ею не возвратно

Мечталъ онъ обладать — и вдругъ лишенъ

Ея, лишенъ не шпагою булатной,

Нѣтъ, приговоръ разлуки Карлъ изрекъ,

Чѣмъ поводъ къ распрямъ пагубнымъ пресѣкъ,

8.

Красавицы плѣнительные взоры

Въ какихъ-нибудь дня два, иль три всего,

Уже успѣли заронить раздоры

Между Роландомъ графомъ и его

Родней Ринальдомъ. Чтобъ покончить споры

Карлъ, гласу внявъ совѣта своего,

Раздора яблоко сдалъ на поруки

Баваріи владѣтельному Дуки.

9.

И объявилъ имъ Карлъ: царевну мы

Тому изъ васъ обоихъ обѣщали,

Кто большія враговъ побьетъ толпы,

И пуще Мавру дастъ отвѣдать стали.

Побѣды ждалъ Державный, но, увы!

Крещеные отъ нехристей бѣжали.

Съ другими многими взятъ былъ въ полонъ

И дукъ, но пустъ его шатеръ найденъ.

10.

Ангелика въ шатрѣ томъ оставалась,

Храбрѣйшему обѣщанная мзда;

Но вѣщая заранѣ догадалась,

Что христіанъ фортуны ихъ звѣзда

Обманетъ. Изъ шатра княжна помчалась,

Бодцы коню, и спущена узда —

Станъ Карловъ за спиной, какъ изъ дубравы

Ей выступилъ на встрѣчу рыцарь бравый.

11.

Въ кольчугѣ, шлемъ пернатый на главѣ,

Глаза блестятъ отвагой боевою;

Что свищетъ вѣтеръ по степной травѣ,

Тамъ рыскалъ витязь легкою стопою.

Какъ отъ зміи сокрытой въ муравѣ

Отскочишь, вдругъ завидѣвъ предъ собою,

Такъ осадила всадница коня,

Недоброй встрѣчею поражена.

12.

Эмоновъ сынъ тотъ витязь величавый,

Графъ Монтальбана. Онъ коня искалъ

Баярда (утромъ раннимъ конь лукавый

Случайно изъ рукъ витязя бѣжалъ).

Едва завидѣлъ даму рыцарь бравый,

Не глазомъ только, сердцемъ въ ней призналъ

Видъ ангельскій, плѣнительныя очи —

Душѣ влюбленной звѣзды мрачной ночи.

13.

Спасенье дѣвицѣ одно — бѣжать!

Блѣдна, живое ужаса подобье:

Себя коню рѣшилася предать.

Пришпорила его, дала поводья;

Чрезъ горы, долы, воды, дичь и гладь

Рванулся конь, помчался на свободѣ —

И вотъ ее заноситъ дикій скокъ

На бурный, съ горъ несущійся потокъ.

14.

А у воды, подумаешь нарокомъ —

Покрытый пылью, кровью Феррау.

Припалъ онъ, боемъ удрученъ жестокимъ,

Глотаетъ жадно хладную волну;

Напился и остался надъ потокомъ,

Гдѣ шлемъ, скользнувъ съ чела, ушелъ ко дну.

И долго, долго Сарацынъ питался

Поймать тотъ шлемъ, а шлемъ все не давался.

15.

И вотъ царевна на берегъ крутой

Взвилась и вопитъ въ ужасѣ жестокомъ.

Вскочилъ на ноги Сарацынъ младой,

На всадницу взираетъ жаднымъ окомъ.

Ланитъ хоть блѣдны розы той порой,

Хоть съ дѣвой разлученъ онъ долгимъ срокомъ.

И про нее и слухомъ не слыхалъ,

Но Феррау Ангелику узналъ.

16.

Какъ истый рыцарь, какъ и въ немъ горѣло

Къ ней сердце, и не меньше чѣмъ у той

Четы родныхъ; — всегда готовый въ дѣло,

На помощь ей безъ шлема Мавръ лихой,

Мечъ обнаживъ на Монтальбана смѣло

Рванулся. И то было не впервой:

Не разъ и до того на полѣ славы

Съ Ринальдомъ воевалъ язычникъ бравый.

17.

И вотъ у нихъ жестокій бой кипитъ.

Хоть пѣшіе, какъ ратники какіе,

Но рыцарски ударовъ строй звучитъ:

Подумаешь — не шпаги огневыя,

А будто гдѣ громъ молотовъ гремитъ.

Межъ тѣмъ какъ сыплятся удары злые,

Исхода битвы дѣва не ждала,

А скачетъ вдаль, и такова была.

18.

И долго, яростью двойной пылая,

Любви ревнивой, славы боевой,

И колятъ и разятъ, не уступая

Другъ другу поля въ схваткѣ огневой.

Гремятъ доспѣхи, блещетъ сталь лихая,

Какъ закричалъ Ринальдъ: «довольно, стой»!

Не врагъ донялъ его, доняла злоба,

Что ускользнула вновь души зазноба.

19.

И басурману говоритъ: «скажи,

Къ чему нашъ бой? Коль яркое свѣтило,

Чей блескъ и солнца помрачитъ лучи,

Твое любовью сердце опалило,

Что толку, хоть бы предъ тобой въ пыли

Я палъ, иль въ плѣнъ меня бы угодило?

Души твоей коль радость и печаль

Отъ насъ завистливая скрыла даль.

20.

Любви тебя коль уязвило жало,

За дамой мчись кратчайшею стезей.

Иль ждешь, чтобъ счастіе твое пропало,

Добычею далось рукѣ чужой?

Идемъ, добудемъ плодъ! А тамъ, пожалуй,

Разсудитъ мечъ между тобой и мной.

Идемъ! Я пѣшій, ты же ногу въ стремя,

Кчему намъ тратить дорогое время!»

21.

Рѣчь эта Мавру по душѣ пришлась.

На время битву прекратили оба,

Скрѣпили сдѣлку мирную тотъ-часъ,

И до того у нихъ исчезла злоба,

Что, съ берегомъ и шлемомъ распростясь,

Не хочетъ Мавръ конемъ владѣть особо;

Но графа онъ съ собою посадилъ,

И по слѣдамъ Ангелики спѣшилъ.

22.

О доблесть витязей вѣковъ минувшихъ!

Вотъ два врага по вѣрѣ и любви,

Измученныхъ, едва на мигъ вздохнувшихъ

Отъ злыхъ ударовъ, всѣ въ пыли, въ крови,

И слѣда нѣтъ страстей едва уснувшихъ:

Трудъ братски дѣлятъ, только часъ лови.

О дву-паръ шпоръ жегомый конь примчался,

Гдѣ на двое слѣдъ прежній развѣтвлялся.

23.

Задумались: изъ двухъ, который путь

Взяла царевна, лѣсомъ иль горою?

(И тамъ свѣжъ оттискъ отъ копытъ и тутъ).

Кому которой слѣдовать тропою,

Рѣшили жребій межъ себя тряхнуть,

И Мавру выпалъ лѣсъ. Дорогой тою,

Дремучимъ лѣсомъ витязь доскакалъ

Туда, гдѣ нашъ разсказъ его засталъ.

24.

Опять онъ у потока очутился,

На мѣстѣ томъ, гдѣ шлемъ ушелъ на дно.

Ну, думаетъ, коль даромъ прокатился,

И мнѣ догнать царевну не дано,

Достану шлемъ; и берегомъ спустился

До самыхъ струй. Но шлема подъ волной

Не видно; онъ засѣлъ на днѣ. Сдается,

Что поработать для него придется.

25.

Тутъ Феррау озлился не путемъ:

Могучее изсѣкъ булатомъ древо,

И шаритъ имъ въ потокѣ какъ багромъ,

Туда, сюда, на право и на лѣво.

Какъ бьется конь ретивый подъ бичемъ,

Вскипѣлъ потокъ отъ витязева гнѣва —

Неистовый шумитъ водоворотъ;

Вдругъ грозный витязь выглянулъ изъ водъ.

26.

Онъ въ брони, но съ главою обнаженной,

И въ правой онъ тотъ самый шлемъ держалъ,

Скользнувшій шлемъ, потокомъ поглощенный,

Что долго тщетно Сарацынъ искалъ;

И вскрикнулъ призракъ рѣчью раздраженной:

«Марранъ, измѣнникъ, что, разбойникъ взялъ?

А шлемъ то все же мнѣ таки достался.

Не ты ль давно отдать его мнѣ клялся?

27.

Припомни, нехристь — брата ли забылъ

Ангелики, убитаго тобою

Аргалію? Ты въ рѣку опустилъ

Копье, доспѣхи, щитъ и все за мною,

И вскорѣ шлемъ отдать мнѣ посулилъ!..

Фортуна шлемъ дала мнѣ подъ водою,

Не ты; къ чему жъ серчаешь? Коль серчать,

Серчай, что слово не хотѣлъ сдержать.

28.

Коль зорится на шлемъ завистно око,

Что жъ? Рыцарски ищи добыть другой.

Вотъ шлемъ Роланда цѣнится высоко,

И шлемъ Ринальда то же не простой.

Съ Альмонта снятъ былъ тотъ въ борьбѣжестокой,

Ринальдъ же у Мамбрина отнялъ свой.

Любой изъ нихъ бери себѣ на славу,

А мой при мнѣ останется по праву.»

29.

Внезапность призрака наводитъ страхъ

На Мавра. Дыбомъ волосъ, помертвѣло

Лице, и слово замерло въ устахъ.

Аргальи тѣнь — въ потокъ Мавръ бросилъ тѣло —

Что призракъ говорилъ, все было такъ,

И Феррау чело стыдомъ горѣло.

Аргальи тѣнь онъ въ призракѣ призналъ,

Его упрековъ правду сознавалъ.

30.

Исчезла тѣнь, но въ Маврѣ пробудила

Вины сознанье, стыдъ и гнѣвъ нѣмой,

И прежній страхъ на ярость измѣнила.

Одинъ исходъ онъ видитъ предъ собой:

Клянется Сарацынъ всей вражьей силой,

Клянется онъ Ланфузиной душой,

Взять шлемъ, что нѣкогда близь Аспрамонта

Роландъ отбилъ у гордаго Альмонта.

31.

Ту клятву лучше прежней онъ сдержалъ.

Вотъ въ путь идетъ онъ съ мыслью одною,

Та мысль пронзила сердце какъ кинжалъ,

Ни днемъ, ни ночью не даетъ покою:

Роландовъ шлемъ повсюду онъ искалъ,

По шлемѣ томъ чуть не изнылъ душою.

Но пусть тоскуетъ басурманъ,

Посмотримъ, что творить графъ Монтальбанъ.

32.

Прошелъ не много онъ, и конь ретивый

Баярдъ, предъ витяземъ пронесся вдругъ;

По вѣтру чуетъ, встряхиваетъ гривой.

«Сюда, Баярдъ, сюда товарищъ, другъ.»

Не слушаетъ Баярдъ, и боязливо

Заржавъ, бѣжитъ отъ витязевыхъ рукъ.

Вотъ снова поискъ за конемъ напрасной,

Но что съ царевной сталося прекрасной?

33.

Бѣжитъ она пустынной стороной,

Бѣжитъ чрезъ рѣки, горы, долы, боры,

Не рада шуму рощи зеленой,

Не въ радость ей полей, луговъ уборы.

Тревожной думой занята одной,

Вездѣ Ринальда зрятъ пугливы взоры —

Раздается ль шумъ какой, иль тѣнь мелькнетъ,

Ринальдъ подумаетъ, и вся вздрогнетъ.

34.

Бѣжитъ такъ серна или лань младая,

Въ родномъ лѣсу заслышавъ дикій ревъ,

съ которымъ тигръ, живой крови алкая,

Терзаетъ мать ея въ глуши деревъ.

Бѣжитъ, изъ лѣса въ лѣсъ перебѣгая,

Такъ лютаго врага ей страшенъ гнѣвъ —

Задѣнетъ вѣтку утлую порою,

И чудится — звѣрь хищный за спиною.

36.

Царевна скачетъ сутки, день другой,

Куда? — Сама, несчастная, не знаетъ.

Вотъ наконецъ вечернею порой

Подъ сводъ зеленой рощицы въѣзжаетъ.

Шумитъ она веселою листвой,

Журча ручей по рощѣ пробѣгаетъ,

И шуму древъ, и ропоту ручья

Волшебный вторитъ голосъ соловья.

36.

Здѣсь, думаетъ, на сотню миль и болѣ

Погоню рыцаря обогнала,

Здѣсь, гнавшая безъ отдыха дотолѣ,

Прибѣжище спокойное нашла.

Манитъ ее травы, цвѣтовъ раздолье,

Пастись коню усталому дала,

Сама же жаждетъ тѣни и покоя

Отъ ужаса, отъ устали и зноя.

37.

Вотъ ложе пышное готово ей:

Защищено шипами розы алой.

Разлился зеркаломъ вокругъ ручей,

Воздушное надъ ложемъ покрывало

Тѣнистыхъ древъ и листьевъ и вѣтвей.

Прохладой, нѣгой ложе то дышало,

И скрыто такъ, что хоть въ полдневный часъ

Лучъ солнца не найдетъ, не только глазъ.

38.

За вѣрною кустовъ, шиповъ оградой

Не дурно бы вздремнуть часокъ, другой.

Вотъ прилегла, травѣ шелковой рада,

И въ сладкомъ снѣ забылась той порой.

Уже ее лелѣетъ грезъ отрада,

Какъ чей-то шагъ прервалъ ея покой.

Вздрогнула, спряталась, очей не сводитъ —

То въ бронѣ витязь къ ручейку подходитъ.

39.

Кто витязь новый, недругъ или другъ?

Царевна спросить, сердцемъ замирая,

Недвижима и затаивши духъ.

А витязь новый, тяжело вздыхая, —

Въ чертахъ его кручины злой недугъ, —

Присѣлъ, чело рукою подпирая;

И въ думу горькую такъ погруженъ,

Что словно въ камень превратился онъ.

40.

На цѣлый часъ онъ въ думу погрузился.

И часто, часто онъ, синьоръ, вздыхалъ.

Вотъ наконецъ плачъ воплемъ разразился,

И такъ печально вопля гласъ звучалъ,

Что хладный камень чай бы умилился,

И тигръ свирѣпый кротокъ, смиренъ сталъ:

Печаленъ вопль, слезами блещутъ очи,

Грудь, что волканъ, чело мрачнѣе ночи.

41.

«О дума», молвитъ, «что же сердце ты

Мнѣ жжешь и знобишь? Или до могилы

Подъ гнетомъ быть обманчивой мечты?

Моя ль вина, что поздно розой милой

Прельстился я, что дивной красоты

Расцвѣта рокъ лишилъ меня постылый?

Чужой рукой коль сорванъ розы цвѣтъ,

Въ кручинѣ адской ужь и смысла нѣтъ.

42.

Цвѣти дѣвица розой горделивой,

Защищена оградою родной.

Не страшенъ ей напоръ толпы пытливой,

Улыбки ей Аврора шлетъ одной,

Зефиръ ее лелѣетъ шаловливый,

Она плѣняетъ землю красотой.

По ней всегда влюбленные вздыхали,

И голову и грудь ей украшали.

43.

Но только съ вѣтки роза сорвана,

И съ чащею разлучена густою —

Съ зарей простится раннею она,

Съ зефиромъ нѣжнымъ, съ утренней росою.

Не та ли участь дѣвѣ суждена?

Утрать она недоброю порою,

Что дѣвы больше жизни берегутъ,

Какъ всѣ ея поклонники бѣгутъ.

44.

Такъ пусть ему всѣмъ сердцемъ предается,

Кому въ добычу сладкую далась! —

А мнѣ теперь одно лишь остается,

Фортуну проклинать и самый часъ,

Что мнѣ съ мечтами выпало бороться.

Увы: что голосъ разума для насъ?

Душа горитъ, облилось сердце кровью,

А той-же все пылаю къ ней любовью».

45.

Вы спросите: кто рыцарь грустный тотъ,

Что такъ кручинится и такъ тоскуетъ,

И надъ ручьемъ потокомъ слезы льетъ?

Отвѣчу вамъ: предъ нами, что горюетъ,

Король Черкесовъ, Сакрипантъ, и жжетъ

Любовь его, его любовь чаруетъ,

Онъ мученикъ любви, и все по ней,

Царевнѣ — тутъ припомнился онъ ей.

46.

Любовію къ Ангеликѣ пылая,

Ее отъ странъ востока онъ искалъ;

Вѣсть въ Индію проникла^роковая,

Что на закатъ княжну Роландъ умчалъ.

Во Франціи ждетъ вѣсть его иная:

Царевну Карлъ де на поруки сдалъ,

И имъ тому обѣщана дѣвица,

Златыхъ кто въ пользу лилій отличится.

47.

На поле битвы прискакалъ потомъ,

Съ котораго рать Цесаря бѣжала —

Царевны не найдется-ль слѣдъ на немъ?

Но слѣдъ исчезъ, и всяка вѣсть пропала.

Какъ быть теперь? — Въ отчаяньи тупомъ

Душа его млѣла и страдала.

Такъ жалокъ вопль, что вызвать солнца лучъ

Казалось могъ бы изъ-за черныхъ тучъ.

48.

Межъ тѣмъ какъ, мучимый судьбой опальной

Онъ проливаетъ горькихъ слезъ ручей,

(Не много словъ привелъ души печальной,

Другіе мимо пронеслись ушей),

И мысли бѣдный не имѣетъ дальней,

Какъ близко счастіе къ нему! Ей, ей,

Таково, лѣтъ до тысячи и болѣ,

Не слышно, чтобъ случилося дотолѣ.

49.

Царевна съ витязя не сводитъ глазъ,

Его рѣчей ни слова не проронитъ;

И не впервой его внимаетъ гласъ.

Уже-ль теперь онъ сердце ей не тронетъ?

Ни чуть. Скорѣй, будь сказано межъ насъ,

Къ любви статую хладную преклонитъ.

Таковъ ужь нравъ: любовь для ней смѣшна,

Влюбленныхъ любитъ презирать она.

50.

Но чтожъ? Чѣмъ дальше рыскать одинокой,

Не лучше-ль стража вѣрнаго избрать?

Какъ гордъ ни будь, а разъ въ водѣ глубокой,

Придется всякаго на помощь звать.

А сторожъ готовъ, надежный, безъ упрека,

Надежнѣй ввѣкъ царевнѣ не сыскать.

Хотя надъ нимъ безжалостно смѣялась,

Но въ доблести его не сомнѣвалась.

51.

Но далека Ангелика душой

Отъ самой тѣни даже состраданья,

Не то чтобъ думала души больной

Неистовыя врачевать стаданья

Снадобьемъ тѣмъ, извѣстнымъ ей одной.

Ей надобны умѣнье, выжиданья,

Все обѣщаньями его манить,

Пока онъ нуженъ, а потомъ забыть.

52.

Рѣшилась и, блистая красотою,

Изъ темной чащи выступила вдругъ.

Киприду прелестью затмитъ. Такою

Діану пишутъ. Выступивъ на лугъ,

Сказала кротко: "Будь миръ съ тобою.

Честь съ Богомъ охраняй мою, какъ другъ,

И пусть разсѣетъ Онъ сомнѣнье злое,

Что сердце гложетъ и не даетъ покоя.

53.

Такъ сыну нѣжная не рада мать,

Когда его благое Провидѣнье

Въ ея объятья приведеть опять,

Спасеннаго изъ грознаго сраженья,

Какъ всей душой нашъ бѣдный витязь радъ,

Узрѣвъ нежданно милой появленье.

Такъ радъ очамъ и розовымъ устамъ,

Улыбкѣ ихъ, ихъ ласковымъ рѣчамъ.

54.

И внѣ себя, какъ зельемъ опоенный,

Къ ней ринулся, своей богинѣ, онъ.

Она его къ груди жметъ вожделѣнной,

(Въ Катаѣ врядъ бы такъ онъ былъ почтенъ).

Сама же объ отчизнѣ отдаленной

Мечтаетъ, грезится Катая тронъ,

И въ сердцѣ вновь надежда воскресаетъ

На все, по чемъ уже давно вздыхаетъ.

55.

И полный тутъ дала отчетъ во всемъ,

Что съ нею съ самаго того дня было,

Какъ Сакрипанта въ Сариканъ посломъ

На помощь звать Градасса отрядила

Противъ враговъ несмѣтныхъ, и потомъ

Какъ жизнь и честь Роланду поручила;

И божится затѣмъ, что дѣвства цвѣтъ

Хранитъ съ тѣхъ поръ, какъ сей узрѣла свѣтъ.

56.

Быть можетъ такъ, но мало вѣроятно

Ея слова звучали бъ предо мной.

Да Сакрипантъ довѣрчивъ необъятно.

И часто вѣрой вѣрится слѣпой,

Гдѣ вѣрить лучше, вѣрить гдѣ пріятно.

Ктому жъ Амуръ покажетъ вамъ порой,

Чего малѣйшей тѣни не бывало,

Порой на васъ накинетъ покрывало.

57.

Хоть вѣрой проситъ, но простъ не слишкомъ онъ.

Простъ, думаетъ, Англантскій витязь славный,

Что, — словно мимо пролетѣвшій звонъ —

Такъ пропустилъ поживы часъ забавный,

Что ввѣкъ другому не былъ поднесенъ.

Не мнѣ съ нимъ въ дури провиниться равной.

Шальной фортуны часъ разъ прозѣвай,

А тамъ вѣкъ цѣлый плачься и пеняй!

58.

Вотъ утренней росы свѣжѣе роза:

Сорву ее — иль ждать, чтобъ отцвѣла,

Поблекла отъ дыханія мороза?

Про дамъ давно пословица слыла,

Ихъ гнѣвъ, порой, лишь алыхъ устъ угроза.

А дѣлу смѣлому успѣхъ — хвала:

Лишь не робѣй, брось всякое сомнѣнье,

Лишь успѣвай, тамъ сыщешь и прощенье.

59.

Едва покончилъ рыцарь монологъ,

Еще на приступъ рыцарь не собрался,

Какъ по зеленой рощѣ шумъ жестокъ,

И въ чуткихъ рыцаря ушахъ раздался.

Амура шалостямъ теперь не срокъ.

Черкесъ мгновенно за оружье взялся:

Поймалъ коня, въ мигъ осѣдлалъ его,

Вскочилъ въ сѣдло, и въ руки взялъ копье.

60.

Вотъ бравый всадникъ изъ за Древъ явился:

Изъ витязей онъ витязь былъ на видъ.

И шлемъ плюмажемъ бѣлымъ оперился,

По брони бѣлымъ онъ плащемъ покрытъ.

И мирно ѣдетъ онъ, но больно злится

Помѣхѣ Сакрипантъ; и злая прыть

Въ его душѣ, въ глазахъ укоръ сверкаетъ;

Онъ на пришельцѣ зло сорвать желаетъ.

61.

И вновь прибывшему онъ вызовъ шлетъ:

Я, мыслитъ, проучу тебя, другъ милый,

Изъ арчаковъ задашь ты мнѣ полетъ.

Но принятъ вызовъ наглый. — Съ равной силой

Другъ на друга вдругъ понеслись впередъ.

Отъ топота копытъ земля завыла,

Поднялся вихрь, взвилася пыль столбомъ,

Сверкаютъ брони, копья на проломъ.

62.

Не львы то ярые, не буйи туры,

Сцѣпили когти, крѣпки роги прутъ;

Не громъ, не гулъ раздался лютой бури:

Въ щиты то крѣпки, бойки копья бьютъ.

Насквозь щиты, чрезъ сталь и турьи шкуры,

Спасибо, брони груди коль спасутъ.

Отъ сшибки злой, какъ отъ стрѣлы громовой,

Дрогнули горы, лѣсъ запѣлъ дубровый.

63.

Досталось и конямъ отъ сшибки той;

Что овны, крѣпкими сразились лбами.

Не вынесъ конь Черкеса ретивой,

(А добрымъ слылъ тотъ конь межъ знатоками).

Припалъ и тотъ, но всадникъ удалой

Поднялъ его уздою и бодцами.

А конь Черкеса навзничь мертвый палъ,

И всадника къ сырой землѣ прижалъ.

64.

Побѣду легкой одержавъ рукою,

Невѣдомъ рыцарь надъ врагомъ въ пыли

Не долго оставался той порою,

Не часъ, знать, вдругорядъ на бой идти;

Но изъ тѣхъ мѣстъ дорогою прямою

Быстрѣй помчался каленой стрѣлы,

И въ синю даль давно уже умчался,

А Сакрипантъ все подъ конемъ валялся.

65.

Какъ пахарь съ ужаса павъ h;ï земь вдругъ,

Какъ мертвый, отъ раската громового

Очнувшись, еле переводитъ духъ:

Воловъ здѣсь видитъ павшихъ, вѣкового

Тамъ дуба стволъ въ щепахъ; и нива, лугъ,

Все носитъ слѣдъ погрома рокового;

Подобное язычникъ испыталъ,

Какъ наконецъ съ трудомъ съ земли онъ всталъ.

66.

И врядъ бы всталъ, — но нѣжными руками

Сняла съ него Ангелика коня.

Не взвидитъ свѣта Сакрипантъ глазами;

Угрюмъ, душа тоски, стыда полна.

Хоть цѣлъ руками витязь и ногами,

Да на смерть рыцарская честь больна.

Нѣмѣетъ онъ, на вѣкъ бы нѣмъ остался,

Но вотъ царевны кроткій гласъ раздался:

67.

«Вина не ваша», молвитъ, «рыцарь мой,

Въ столь грустной васъ постигнувшей напасти;

Нѣтъ, на коня падетъ укоръ людской,

Одинъ онъ въ вашемъ виноватъ несчастьи.

На васъ не пало тѣни никакой,

О чемъ всѣ будутъ рыцари въ согласьи.

Утѣшьтесь же; — подумайте: коль разъ

Бѣжалъ противникъ, поля честь при васъ».

68.

Такъ бѣднаго царевна утѣшаетъ.

Какъ ѣдетъ вотъ гонецъ на рысакѣ

Съ трубой и сумкой; рѣчь къ нимъ обращаетъ —

Заботливо, какъ въ хлопотахъ, тоскѣ —

Не встрѣлся-ль рыцарь ямъ — онъ разъѣзжаетъ

Де гдѣ то здѣсь кругомъ, не вдалекѣ:

Щитъ бѣлый, бѣлое перо въ забралѣ,

А съ виду нѣтъ богатыря удалѣй.

69.

«Какъ видишь», царь Черкесовъ отвѣчалъ,

«Сбилъ только что меня онъ и, ни мало

Не медля, лѣсомъ бѣлый рыцарь ускакалъ.

Но кто же онъ, счастливецъ тотъ удалый,

Чью силу я на дѣлѣ испыталъ»?

Гонецъ отвѣтилъ: «Что жъ, „скажу, пожалуй.

Такъ знай же, рыцарь тотъ, кѣмъ сбитъ былъ ты,

Тотъ рыцарь дѣва чудной красоты.

70.

И имя дѣвы отъ тебя не скрою:

То Брадаманта, витязей хвала;

Блистая храбростью какъ красотою,

Тебя не перваго съ коня сняла“.

Сказалъ и скрылся за листвой густою.

А вѣстью Сакрипантъ сраженъ до тла.

Грусть первая ничто предъ грустью новой,

Узнать что дѣвой онъ сраженъ бѣдовой.

71.

И долго онъ какъ вкопанный стоялъ,

И заревомъ стыда чело горѣло;

Его какъ варомъ помыслъ обдавалъ,

Что вотъ тебя дѣвица одолѣла.

Потомъ коня царевны осѣдлалъ,

Сѣлъ на него, она къ нему присѣла,

И въ путь, — а самъ все точить зубъ лихой

На прелести красавицы младой.

72.

Изъ рощи лѣсъ ихъ охватилъ дремучій.

Не долго ѣхали по лѣсу томъ,

Какъ вдругъ раздался, словно змій гремучій,

По лѣсу рѣзкій трескъ и гулъ и громъ.

То по лѣсу гуляетъ конь могучій:

Златая сбруя, кованъ серебромъ.

Рвы не по чемъ, древа крушитъ ретивый,

И бодро ржетъ, и потрясаетъ гривой.

73.

Царевна зорко на коня глядитъ:

„Иль“, молвитъ, „обуяла тѣнь густая,

Иль то Баярдъ, что по лѣсу гремитъ.

Да та же прыть, и сбруя, масть такая.

Баярдъ, Баярдъ навѣрно“, говоритъ.

„Вотъ впрямь для насъ находка дорогая.

Пожаловалъ конь добрый въ добрый часъ.

Вотъ, рыцарь мой, воті, новый конь для васъ“.

74.

Слѣзъ Сакрипантъ, идетъ на ретиваго,

На холку руку запросто занесъ.

Да на бѣду, копь нрава не простаго,

И крѣпко задомъ рыцарю поднесъ.

Не вынесъ бы привѣта онъ такого —

Лишь добрый часъ привѣтъ копытъ пронесъ,

А попади въ упоръ, — Баярду въ пору

Разбить хоть адаматовую гору.

75.

А на царевну весело заржалъ,

Ласкался къ ней, по тѣлу дрожь бѣжала;

Такъ вѣрный песъ хозяина бъ встрѣчалъ!

Баярду рѣчи лишь не доставало.

Добрымъ Альбракку онъ припоминалъ,

Гдѣ такъ его царевна баловала,

Въ тѣ дни, что былъ Ринальдъ царевнѣ милъ,

А онъ презрѣньемъ за любовь платилъ.

76.

Коня царевна нѣжною рукою

По шеи треплетъ, гладитъ по бедру.

Недвижимъ конь, приникнулъ головою. —

Не надивишься конскому уму!

Стоитъ предъ ней, какъ листъ передъ травою,

Овечьки тише. — Между тѣмъ узду

Взялъ Сакрипантъ и на коня взобрался,

А конь царевны вновь за ней остался.

77.

Тутъ взоръ вокругъ дѣвица обвела

И замерла, увидѣвъ исполина

Въ доспѣхахъ; — въ немъ Ринальда признала.

За нею онъ, любовная кручина

Томитъ его; что пташка отъ орла

Такъ прячется она отъ паладина.

А было время онъ ея бѣжалъ,

Такъ злобный рокъ сердцами ихъ игралъ.

78.

Два родника то чудо сотворили,

Въ Арденнахъ оба, врозь не далеко.

Обратныхъ свойствъ ихъ хладны струи были:

Черинешь въ одномъ, — и сердце обожгло

Любовью; — изъ другаго, вдругъ остылы

Мечты, и сердце снѣгомъ облегло.

Здѣсь онъ испилъ, — душа въ немъ запылала;

Царевна тамъ, — и страсть ея пропала.

79.

Волшебной влагою опоена,

Что страсти пылъ на ненависть глухую

Измѣнитъ, ненавистью той полна,

Въ Ринальдѣ видитъ словно смерть лихую.

Въ очахъ смутилась, трепетна, блѣдна,

Она Черкесу держитъ рѣчь такую:

„Не станемте пришельца поджидать,

А по добру давай стремглавъ бѣжать“!

80.

Ей отвѣчаетъ Сакрипантъ: „Ужели

Такъ низко въ вашемъ мнѣніи я палъ,

И до того ль я витязь неумѣлый,

Что первый встрѣчный страшенъ мнѣ нахалъ?

Иль при Альбраккѣ бой забыли смѣлый,

Какъ я одинъ тогда васъ защищалъ;

Одинъ, безъ латъ, и ранами покрытый,

Вамъ противъ Агрикана былъ защитой“.

81.

Замолкла дѣва, въ ужасѣ она;

Все ближе, ближе къ ней Ринальдъ постылый.

Уже его рѣчь грозная слышна.

Призналъ Ринальдъ черты царевны милой,

Призналъ Ринальдъ и своего коня,

Черкесу мощная рука грозила.

Каковъ исходъ былъ встрѣчи роковой,

Изъ пѣсни можете узнать второй.

ПѢСНЬ ВТОРАЯ.

1.

Коварный богъ любви! Къ чему, повѣдай.

Такъ рѣдко сердце сердцу даетъ отвѣтъ?

Къ чему такъ радуетъ вражды побѣда,

И ненавистью замѣнять привѣтъ?

Искать мнѣ брода не даешь, ни слѣда,

И въ глубь влачишь, гдѣ постоянья нѣтъ.

Та ждетъ меня, но ту я избѣгаю,

А по надменной мучусь и вздыхаю.

2.

Велишь, и вотъ Ангелика мила

Ринальду, а для ней онъ извергъ гнусный;

А нѣкогда имъ занята была,

А онъ бѣжалъ ея, угрюмый, грустный;

Теперь его она съ ума свела,

Такъ все перетасовано искусно.

Онъ ненавистенъ сталъ ей до того,

Что смерть красавицѣ милѣй его.

3.

На Сакрипанта вскрикнулъ разъяренный

Ринальдъ: „Воръ, съ моего коня долой!

Иль чаешь, уступлю его смиренно?

Нѣтъ, а продамъ, но дорогой цѣной.

И даму мнѣ; скажу я откровенно,

Ее грѣшно оставить за тобой.

Столь борзый конь, столь красная дѣвица,

Въ рукахъ у вора быть имъ не годится“.

4.

„Ты лжешь, меня коль воромъ обозвалъ“,

Отвѣтилъ Сакрипантъ ему на это.

„Тебя же я давно за вора зналъ,

И воромъ признаетъ тебя пол-свѣта.

Пусть мечъ нашъ споръ рѣшитъ, копье, кинжалъ.

Нѣтъ для дуэли лучшаго предмета,

Какъ конь и дама; и скажу, какъ ты,

Что дамы краше въ мірѣ не найти“.

5.

Два злые пса, я видывалъ порою,

Изъ кости ли, изъ вещи ли иной,

Враждебно сходятся между собою:

Глазъ полымемъ, скрежещетъ зубъ лихой,

Ворчатъ, шерсть, дыбомъ, выгнулись дугою,

И съ лаемъ сцѣпятся въ кровавый бой.

Такъ за мечи взялись отъ рѣчи бранной

И Сакрипантъ, и витязь Монтальбано.

6.

Верхомъ одинъ, другой же пѣшъ. Теперь

Черкеса въ выгодѣ сочтешь, пожалуй;

Анъ нѣтъ, нисколько. Малый пажъ, повѣрь,

Не хуже былъ бы, чѣмъ Черкесъ удалый,

Затѣмъ, смышленъ Баярдъ былъ не въ примѣръ;

На вредъ хозяину нейдетъ ни мало.

Узда и шпоры тщетны, все не въ прокъ,

Не слушаетъ Баярдъ ни рукъ, ни ногъ.

7.

Вскачъ хочетъ Сакрипантъ, а конь какъ врытый;

Въ поводья взять, — конь мчится во всю прыть;

Вдругъ въ сторону, вдругъ задомъ бьетъ сердитый,

А морду норовитъ подъ брюхо скрыть,

И съ сѣдакомъ вступаетъ въ споръ открытый.

Баярда некогда теперь смирить,

И такъ Черкесъ не долго съ нимъ справлялся,

А, спрыгнувъ на земь, съ скакуномъ разстался.

8.

Едва прыжкомъ избѣгъ онъ норовъ злой

Упрямаго коня, какъ закипѣла

На славу битва пары удалой,

Которой слава далеко гремѣла.

Здѣсь мечъ блеснетъ, сверкнетъ оттоль другой.

Вулкана млатъ въ пещерѣ закоптѣлой,

Куя перунъ зевесовъ, такъ сверкалъ,

Какъ въ ихъ рукахъ убійственный металъ.

9.

И мастера жъ они въ игрѣ кровавой;

Вотъ бьютъ съ плеча, вотъ финты задаютъ,

Вотъ въ ростъ, какъ есть онъ, выпрямятся бравый,

То сгорбятся, какъ бы въ себя зайдутъ.

То разомъ съ рьяной выпадутъ отвагой;

Парируютъ, иль мимо пасть дадутъ.

Кружась, другъ друга сторожатъ парады,

Назадъ не подадутъ ни на полпяди.

10.

Но вотъ Ринальдъ могучею рукой

Противнику нанесъ ударъ ужасный.

Хоть щитъ подставилъ тотъ, щитъ костяной

Съ стальною бляхой, но куды! напрасно,

Онъ не сдержалъ Фусберты роковой.

Что хрупкій ледъ, въ осколки щитъ прекрасный.

Лихой ударъ гулъ по лѣсу пустилъ,

Черкесу руку лѣвую отбилъ.

11.

Лишь робкая завидѣла дѣвица,

Какихъ лихой ударъ надѣлалъ бѣдъ,

Вся задрожала; такъ дрожитъ убійца,

Какъ смертный приговоръ ему пропѣть.

Чего ей ждать? Ей лучше удалиться,

И такъ, ея чтобы пропалъ и слѣдъ.

Ринальда такъ царевна ненавидитъ,

Какъ въ ней одной свою онъ радость видитъ.

12.

И погнала дубравою густой,

Куда глаза глядятъ, не разбирая,

Но озираясь часто: за спиной

Ринальда чуется погоня злая.

Не далеко промчалась той порой,

Какъ ужь готова встрѣча ей другая:

Пустынника смиренныя черты

Предъ ней, съ сѣдой брадою до груди.

13.

Постомъ, годами, бдѣньемъ изнуренный,

На медленномъ осленкѣ ѣхалъ онъ,

А видъ святой у старца и смиренный,

И кажется весь въ горнихъ погруженъ.

Едва онъ съ дѣвой встрѣтился смущенной,

Едва всмотрѣлся, вдругъ и самъ смущенъ.

Какъ ни былъ старъ, какъ ни алкалъ безстрастья,

А принялъ въ ней сердечное участье.

14.

Не зналъ ли онъ, гдѣ къ морю путь лежалъ,

Дѣвица у пустынника спросила;

Гдѣ бъ про Ринальда слухъ не проникалъ,

Туда, хоть за море, она спѣшила.

Напуганную старецъ утѣшалъ,

А самъ онъ вѣдался съ нечистой силой.

„Я васъ не выдамъ“, такъ онъ говорилъ,

Сказалъ, и руку въ сумку опустилъ.

15.

И книгу взялъ, а книга не простая.

Едва страницу первую прочелъ,

Предъ нимъ предсталъ духъ тьмы, изгнанникъ рая,

Послушный рабъ. Старикъ ему велѣлъ,

Раба и книга гонитъ колдовская

Туда, гдѣ все бой витязей кипѣлъ.

Хоть лѣсъ кругомъ, они не ищутъ тѣни,

Но ихъ развелъ посланникъ адской сѣни.

16.

„Прошу, скажите“, говорить, „пакетъ

Одинъ изъ васъ, и что жъ, какъ развѣ жалость?

А побѣдитель съ боя что возьметъ

Въ награду за усилья и удалость?

Роландъ, межъ тѣмъ, безъ хлопотъ, безъ заботъ.

Такъ знайте же, она ему досталась.

Въ Парижъ царевну онъ везетъ съ собой,

Изъ за которой вы вступили въ бой.

17.

За милю встрѣтилъ ихъ, ни какъ не болѣ.

Въ Парижъ съ красоткой вашей ѣхалъ графъ,

И какъ они смѣялись вашей долѣ,

Что разбираете вы здѣсь, кто правъ,

Кто виноватъ? Не лучше ль бросить поле,

И за красавицей летѣть стремглавъ.

А разъ она въ Парижѣ, за стѣнами,

На вѣкъ ее вамъ не видать глазами“.

18.

Видали-бъ вы, какъ вѣсти роковой

Дивятся витязи. „Что съ нами было,

На что глядѣли“, говорятъ, „какой

Нанесъ намъ срамъ соперникъ нашъ постылый“?

Къ коню бѣжитъ Ринальдъ, покинувъ бой;

А вздохи грудь терзаютъ съ адской силой.

Догнать бы ихъ, — клянется, что готовъ

Роланду сердце вырвать, выпить кровь.

19.

И ждалъ Баярдъ, и ржалъ, нетерпѣливый.

Вскочилъ въ сѣдло Ринальдъ, коня погналъ,

Черкесу не сказавъ прости, строптивый,

Не то, чтобъ на коня съ собой поднялъ.

Бѣжитъ Баярдъ, что ураганъ бурливый,

Еще ему и шпоры всадникъ далъ.

Все прямо скачетъ онъ чрезъ рѣки, боры,

Баярду ни-почемъ утесы, горы.

20.

Мнѣ кажется, дивитесь вы, Синьоръ,

Что конь Ринальду вдругъ такъ въ руки дался,

Когда Ринальдъ такъ долго до тѣхъ поръ,

И много миль за нимъ, и тщетно гнался?

Но дѣло въ томъ, не блажь то, не задоръ,

Баярдъ умомъ, разсудкомъ направлялся:

Къ Ангеликѣ Ринальда конь манилъ,

Замѣтивъ, какъ въ нее влюбленъ онъ былъ.

21.

Какъ изъ шатра бѣжала Ангелика,

Подмѣтилъ, прослѣдилъ смышленый конь.

Досуга было малое толико,

Безъ сѣдока былъ той порою онъ:

Спрянулъ Ринальдъ, какъ съ гордостью великой

Звалъ въ равный бой его одинъ баронъ;

А конь изъ глазъ не выпускалъ дѣвицу,

Ринальду прочилъ онъ ее въ добычу.

22.

Маня туда Ринальда, гдѣ она,

На встрѣчу рощью шелъ къ нему густою,

Но не давалъ вздѣть ноги въ стремяна,

Чтобъ стороной графъ не повелъ другою.

Уже два раза хитростью коня

Ринальдъ встрѣчался съ гордою княжною,

Но тщетно: Феррау разъ помѣшалъ,

Въ другой Черкессъ, какъ я уже сказалъ.

23.

Но бѣсу спасовалъ и конь ретивый,

Какъ и хозяинъ, ложью проведенъ.

Стоитъ Баярдъ, какъ прежде, послушливый,

Не думаетъ бѣжать Ринальда онъ.

Погналъ Ринальдъ, до бѣшенства ревнивый.

Къ Парижу мчитъ его ретивый конь,

Но витязь такъ въ дорогу порывался,

Что вихорь медленъ бы ему казался.

24.

Еще лишь ночи миновать одной,

Съ Роландомъ витязь вступитъ въ бой кровавый,

Такъ твердо рѣчи вѣритъ онъ пустой,

Такъ обошелъ его колдунъ лукавый.

День скачетъ витязь, скачетъ день другой,

И вотъ Парижъ завидѣлъ величавый,

Парижъ куда Карлъ Императоръ рать

Разбитую кой какъ успѣлъ собрать.

25.

А такъ какъ онъ враговъ ждетъ наступленье,

И новыхъ битвъ, осады ждетъ отъ нихъ,

Запасы набиралъ, имѣлъ раченье

Войска стянуть, созвать вождей своихъ,

Исправить рвы, окопы, междустѣнья,

Чтобъ быть готовымъ противъ Мавровъ злыхъ;

И въ Англію слать Карлу надо было,

Чтобъ вызвать рать, что Англія сулила.

26.

Еще онъ думалъ вывесть въ поле рать,

Пытать еще разъ счастье боевое.

Въ Британію Ринальда хочетъ сдать —

Такъ время Англію звало былое —

Ринальду ѣхать вовсе не подъ стать,

Хоть къ краю не питаетъ чувство злое;

Но императоръ часомъ дорожитъ,

И тутъ же въ путь Ринальда торопитъ.

27.

Не находилъ онъ въ жизни порученье

Несноснѣй: очи долженъ отвернуть

Отъ той, чье неземное лицезрѣнье

Палитъ въ немъ бѣшенной любовью грудь.

Но тщетно всякое сопротивленье;

Ринальдъ собрался въ ненавистный путь,

Въ Кале, спустя не много, очутился,

И тутъ же моремъ далѣе пустился.

28.

Въ противность морякамъ пустился онъ,

Вернуться хочется Ринальду вскорѣ.

Не видно солнца, грозенъ небосклонъ,

И бурю мрачное вѣщаетъ море.^

Вѣтеръ, словно на Ринальда раздраженъ,

Завылъ жестокъ, бушуетъ на просторѣ,

И поднялъ море: цѣнится волна,

Подъ самый марсъ метается она.

29.

Засуетился кормчій и вѣтрила

Прибрать велитъ и думаетъ назадъ

Вернуть, откуда снялся въ часъ постылый.

„Анъ нѣтъ“, вѣтръ говоритъ, „постой, другъ милый.

Узнай, меня что стоитъ презирать“,

И заревѣлъ, завылъ, грозитъ крушенье

Ладьи, коль перемѣнятъ направленье.

30.

То съ боку дулъ, вдругъ дуетъ за кормой,

И возрастаетъ съ силою ужасной,

Такъ что самъ капитанъ махнулъ рукой,

Убавивъ ходъ, — иное все напрасно.

Но много нитей надо мнѣ на мой

Разсказъ, не все-жъ одной сновать несчастной.

Съ Ринальдомъ въ морѣ разлучусь на часъ,

И къ Брадамантѣ отзываю васъ.

31.

Къ ней мой разсказъ влечетъ неудержимо,

Что выбила Черкеса изъ сѣдла,

Къ Ринальдовой сестрѣ непобѣдимой.

Обоихъ Беатриса принесла

Эмону. Гордъ былъ дѣвой край родимый,

И Брадаманту за ея дѣла,

А славныхъ дѣлъ у ней не мало было,

Равно съ Ринальдомъ Франція цѣнила.

32.

Дѣвицу витязь молодой любилъ,

Изъ Африки изъ стана Аграмонта,

А витязь этотъ сынъ Рогера былъ

И дочери несчастной Аголанта.

Не львицу въ дочери Эмонъ вскормилъ,

Не твердаго въ ней сердце адаманта —

Вняла его любви, хоть только разъ

Съ нимъ встрѣтилась, и на летучій часъ.

33.

Затѣмъ повсюду милаго искала,

(Отца несъ имя витязь молодой),

Одна, но страха знала столь же мало,

Какъ если бы за ней шелъ цѣлый строй.

Какъ Сакрипанта дѣвица послала

На лоно матери земли сырой,

Проѣхавъ рощу, ѣдетъ подъ горою,

И видитъ, ключъ бьетъ хладною волною.

34.

Ключъ по лугу зеленому бѣжалъ,

Могучія деревья осѣняли;

Потока сладкій ропотъ приглашалъ

Усталаго присѣсть, забыть печали.

Отъ той воды на полдень холмъ стоялъ,

Что знойные лучи не проникали.

Дѣвица взоръ окинула кругомъ,

И видитъ, рыцарь съ пасмурнымъ челомъ.

35.

Сидѣлъ онъ подъ раскидистой ракитой

На расцвѣченной травкѣ шелковой;

Лицомъ унылый, какъ тоской убитый,

За убѣгавшею слѣдила, волной.

Привязанъ къ дубу конь его сердитый,

Висѣлъ уборъ на древѣ боевой.

Чело туманили печальны грёзы,

А по щекамъ порой бѣжали слёзы.

36.

Намъ всѣмъ въ душѣ пытливость врождена

Провѣдать, что у ближняго творится.

Чѣмъ рыцаря душа огорчена,

Его спросила вѣжливо дѣвица.

Такъ рѣчь ея сочувственна, нѣжна,

Не думалъ рыцарь отъ нея таиться,

А гордый взглядъ, и мужественный стана.

Въ ней разомъ рыцаря являютъ санъ.

37.

„Синьоръ“, онъ началъ, „этой стороною

Съ пѣхотой, съ конницей я поспѣшалъ

Туда, гдѣ Карлъ подъ горной крутизною

Марсиля съ нашимъ войскомъ поджидалъ:

Дѣвицу милую я велъ съ собою,

Къ ней страстною любовью я.пылалъ.

Достигли Роны мы, какъ вдругъ надъ нами

Паритъ наѣздникъ, — копь подъ нимъ съ крылами.

38.

Разбойника“ (смертный онъ, или злой духъ,

Изъ преисподней выходецъ пучины)

Завидѣлъ лишь мою подругу, вдругъ,

Что кречетъ налетаетъ на равнины,

Спустился, взвился, и, какъ легкій пухъ,

Несетъ мою дѣвицу на вершины.

Едва набѣгъ замѣтить я успѣлъ,

А жертвы вопль ко мнѣ съ высотъ летѣлъ.

39.

Такъ развѣ ястребъ хищный, воръ пернатый,

Птенца изъ подъ насѣдки унесетъ,

И какъ не клокчетъ бѣдная, утраты,

Оплошности вину, ужь не вернетъ.

Не по плечу грабитель мнѣ крылатый,

Ктому жъ въ горахъ высокихъ онъ живетъ.

Усталъ мой конь, едва онъ движетъ ноги,

Такъ утомительны въ горахъ дороги.

40.

Злосчастный! Я бы лучше сердце далъ

Живое вырвать изъ груди широкой.

Людей моихъ, какъ въ это горе впалъ,

Однихъ пустилъ идти я въ путь далекій;

Меня-жъ по крутизнамъ, по гребнямъ скалъ,

Не столь жестокимъ, какъ мой рокъ жестокій,

Водилъ Амуръ, и я искалъ вездѣ,

Гдѣ радость дней моихъ могъ скрыть злодѣй.

41.

Шесть дней съ утра до ночи непроглядной

По дебрямъ, пропастямъ, крутымъ скаламъ,

Тропамъ неторнымъ путь велъ неотрадный —

Не людямъ тамъ, а хищнымъ жить звѣрямъ.

Я сталъ въ долинѣ дикой и неладной:

Насупились утесы по краямъ,

А въ серединѣ на скалѣ отвѣсной,

Блистаетъ замокъ красоты чудесной.

42.

Вдали, такъ кажется огнемъ горитъ,

Не кирпича, не мрамора строенье;

А ближе, такъ еще чуднѣе видъ,

Чуднѣй не породитъ воображенье.

Есть слухъ, что вызвалъ некроманта кличъ

Бѣсовъ, и что чрезъ стихъ и чрезъ куренье

Изъ стали, закаленной у волны

Стигійской, замокъ сдѣлали они.

43.

Бойницы, башни, все изъ стали чистой,

Нигдѣ ни ржавчины, ни трещинъ нѣтъ.

Летучій воръ въ твердынѣ той огнистой

Добро награбленное стережетъ.

Вдругъ налетитъ неуловимо быстрый,

А кто ограбленъ, пусть тотъ слезы льетъ.

Тамъ та дѣвица, жизнь моя, томится,

И мнѣ пришлось съ надеждою проститься.

44.

Увы! одно осталось только мнѣ,

Видъ на скалу, мою что радость скрыла.

Такъ рысь заслышавъ, какъ дитя по ней

Кричитъ въ гнѣздѣ орлиномъ, вся изныла,

Снуетъ вокругъ, и рыщетъ столько дней:

Спасти дѣтенышъ, — нужны орли крылья.

Такъ крутъ утесъ, и такъ дворецъ стоитъ, —

Что птица развѣ вверхъ туда взлетитъ.

45.

Такъ я грустилъ, какъ въ глубину долины

Двухъ витязей ввелъ карликъ за собой.

Надежды лучъ палъ въ мракъ моей кручины,

Но вскорѣ оказался онъ мечтой.

Отважные то были Сарацины,

Градассъ, царь Сариканъ, одинъ, — другой

Рогеръ, изъ Африки, не старъ годами,

Но многими прославленный дѣлами.

46.

Пришли они, такъ карликъ говорилъ,

Съ владѣльцемъ замка этого сразиться,

Четвероногу птицу что добылъ,

И съ ней по воздуху, что вихрь, мчится.

„Синьоры“, такъ къ нимъ рѣчь я обратилъ,

„Въ томъ замкѣ милая моя томится.

Коль небо дастъ вамъ вора побѣдить,

Молю васъ милую мнѣ возвратить“.

47.

Повѣдавъ имъ мою печаль-кручину

Потокомъ слезъ закончилъ мой разсказъ.

Помочь мнѣ обѣщавъ, они въ долину

Тропою узкой въѣхали въ тотъ часъ.

Смотрѣть на бой взобравшись на вершину,

Творю молитвы, не свожу съ нихъ глазъ.

Внизу утеса поле боевое,

Но въ немъ разъѣхаться могли лишь двое.

48.

А витязи ужь у скалы крутой,

И первымъ каждый бы изъ нихъ пустился;

Градассъ однако первый сталъ на бой,

По жребью, иль товарищъ согласился.

Далъ въ рогъ Градассъ. На голосъ роговой

Запѣлъ утесъ и громомъ огласился.

Внялъ властелинъ, во всѣхъ доспѣхахъ онъ,

Съ порога снялъ его крылатый конь.

49.

И выше все, и выше съ нимъ несется.

Такъ цапля перелетная сперва

Бѣжитъ, затѣмъ чуть слышно встрепенется,

Поднимется на локоть, иль на два;

За ней товарки, стая вдругъ завьется

За облаки, и видно птицъ едва.

Такъ некромантовъ конь поднялся бойко,

Что врядъ орлу такъ залетѣть высоко.

50.

Тутъ всадникъ обернулъ коня вокругъ,

И укротилъ его полетъ могучій.

Что спущенный со своры соколъ вдругъ

На утокъ канетъ изъ за сизой тучи,

Съ копьемъ на перевѣсъ, и что есть духъ

Спадаетъ некромантъ, какъ змій летучій.

Еще Градассъ спознаться не успѣлъ,

Какъ на него волшебникъ налетѣлъ.

51.

Отъ сшибки броня даже загремѣла,

А самъ Градассъ по вѣтру лишь разитъ.

Вновь поднимается наѣздникъ смѣлый,

Крылами мощными конь вновь шумитъ.

Отъ сшибки этой на ноги присѣла

Градассова Альфана, и пышитъ.

Альфана имя кобылицѣ было,

Что краше врядъ ли подъ сѣдломъ ходила.

52.

Подъ облака взвился летучій конь,

И вновь наѣздникъ на земь палъ стрѣлою,

Но на Рогера напустился онъ,

Занятаго товарища борьбою.

Негаданно, нежданно пораженъ,

Привсталъ Рогеръ, поднялся надъ лукою,

Взмахнулъ копьемъ, но снова до небесъ

Поднялся конь, и въ облакахъ исчезъ.

53.

То поразитъ Градасса, то Рогера,

По головѣ, по шеѣ, по плечамъ,

На вѣрняка, безъ промаха, промѣра.

Тѣ мимо бьютъ, по вѣтру, тамъ и сямъ.

Крылатаго искусно правя звѣря,

Грозитъ здѣсь всадникъ, — поражаетъ тамъ,

Кружится, витязямъ отводитъ очи.

Храпятъ ихъ кони выбившись изъ мочи.

54.

До той поры тотъ странный длился бой,

Между землей и между небесами,

Какъ, застилая все передъ собой,

Подкралась ночь неслышными шагами.

Я не прибавилъ ни черты одной,

Своими это видѣлъ я глазами,

Хотя и думаю, что мой разсказъ

Пустою сказкою звучитъ для васъ.

55.

На лѣвой, подъ шелковой пеленою

У всадника парящаго былъ щитъ.

Досель додуматься самъ не могу собою,

Кчему щитъ этотъ долго былъ закрытъ.

Откройся онъ, съ мгновенной быстротою

Волшебный свѣтъ всѣмъ очи опалитъ,

И всякій долженъ пасть, какъ мертво тѣло,

И некромантъ его похититъ смѣло.

56.

Какъ бы рубинъ щитъ этотъ пламенѣлъ,

Но сто разъ ярче пламя въ немъ пылало.

Всѣ пали, будто смертный часъ приспѣлъ,

И всѣмъ глаза и чувство обуяло.

И я, хоть былъ вдали, не уцѣлѣлъ.

Очнулся; время позднее стояло,

Ни витязей, ни карла не нашелъ,

И пусты были поле, горы, долъ.

57.

Я заключилъ, что чародѣй постылый

Всѣхъ разомъ въ руки жадныя забралъ,

Что блескъ его щита волшебной силой

Свободу имъ, надежду мнѣ отнялъ.

И такъ я той скалѣ, и такъ я милой

Въ лютъ часъ послѣднее прости сказалъ.

Судите сами, найдется-ль мученье,

Чтобы съ моимъ могло идти въ сравненье».

58.

Взоръ витязя тутъ снова потемнѣлъ,

Какъ повѣсть злаго передалъ невзгодья,

А витязь этотъ графъ былъ Пинабеллъ,

Сынъ Альтаринскаго Ансельма, рода

Маганскаго. Въ семьѣ онъ не хотѣлъ

Одинъ быть честнымъ, и порвать отродья

Преданья своего считалъ за грѣхъ.

Нѣтъ, превзойти хотѣлъ коварствомъ всѣхъ.

59.

Разсказу дѣва не равно внимала,

Мѣняя часто цвѣтъ лица. Впервой,

Рогера имя только услыхала,

Покрылись щеки краскою живой;

Затѣмъ, какъ участь милаго узнала,

Ея лицо подернулось тоской,

И повторить все вновь и вновь просила,

Что рыцарь ей разсказывалъ унылый.

60.

Извѣдавъ дѣло наконецъ, она

Сказала: «Рыцарь, не печалься болѣ.

Злодѣю казнь, быть можетъ, суждена,

Она моей дана, быть можетъ, долѣ.

На жаднаго нагрянемъ колдуна,

И пустимъ славныхъ узниковъ по волѣ…

Труды и подвиги не пропадутъ,

Когда фортуна намъ укажетъ путь».

61.

А рыцарь ей: «ты хочешь, чтобы снова

Я трудный путь за горы указалъ?

Готовъ идти я, не теряя слова.

Чего терять, разъ счастье потерялъ!

Но о себѣ подумай, на какова

Идешь врага по страшнымъ гребнямъ скалъ?

На вѣрное идешь ты заточенье.

Иди, но помни предостереженье».

62.

Сказалъ и вывелъ своего коня,

И храбрую дѣвицу весть собрался

Туда, куда готовится она,

Въ тюрьму, на смерть за милаго страдальца.

Но воплемъ роща вдругъ оглашена:

«Стой, стой», гонца могучій кличъ раздался,

Гонца, что, помните, оповѣстилъ

Черкесу, кѣмъ онъ въ прахъ повергнутъ былъ.

63.

Нарбона, Монпелье, весь край при морѣ

Съ Эгмортъ (гонецъ такую вѣсть принесъ)

Кастиліи подвластенъ будетъ вскорѣ;

Въ Марсели безъ нея все на авось

Идетъ, всѣ тамъ въ недоумѣньи, въ горѣ;

Въ ея защитѣ жизненный вопросъ

Для города, и городъ къ ней взываетъ,

И ей привѣтъ покорный посылаетъ.

64.

Марсель и земли много лишь кругомъ,

Поморье все отъ Вара до Родона

Верховнымъ императоръ Карлъ жезломъ

Вручилъ безстрашной дочери Эмона.

Онъ знаетъ: Брадаманты за щитомъ,

Спокоенъ край, сильна въ немъ власть закона.

И такъ Марсель, какъ я сказалъ, зоветъ

Ее къ себѣ, и грамоты ей шлетъ.

65.

Межъ да и нѣтъ колеблется дѣвица:

Впередъ идти, или вернуться вспять?

Долгъ ей велитъ любовью поступиться,

Любовь впередъ велитъ ей поспѣшать;

Но наконецъ идти должна рѣшиться.

Идти Рогера милаго спасать;

А коль спасти фортуна не удѣлитъ,

Такъ заточенье дѣва съ нимъ раздѣлитъ.

66.

Гонцу даетъ отвѣтъ, что тотъ гонецъ

Такимъ отвѣтомъ, кажется, доволенъ,

Сама же къ замку гонитъ наконецъ,

Съ ней Пинабель; по злобу скрыть неволенъ,

Узнавъ чьего гнѣзда предъ нимъ птенецъ,

Къ ея семьи онъ ненависти полонъ,

И Пинабель заранѣе дрожитъ,

Коль Маганцеза дѣва въ немъ зазритъ.

67.

Домъ Маганцезовъ, славный домъ Клермона

Раздоръ вели издревле межъ собой;

И Пинабеля дѣды, и Эмона

Взаимной проливали кровь рукой.

Вотъ, ненавистью движимый исконной,

Задумалъ Пинабель измѣной злой

Дѣвицу погубить; хоть на досугѣ,

Въ непроходимой уходить яругѣ.

68.

И думой мрачною такъ занятъ онъ.

Волнуетъ такъ коварство, страхъ и злоба,

Что торный путь и слѣдъ имъ пропущенъ.

Непроходимая кругомъ трущоба,

А посреди крутой поднялся склонъ.

Вершиной черной упираясь въ небо.

А Брадаманта слѣдомъ все за нимъ,

Какъ думаетъ, проводникомъ своимъ.

69.

Межъ тѣмъ завесть ее, трусъ этотъ злобный,

И въ чащѣ бросить думалъ Пинабель,

И говоритъ: «Дорогу не способно

Искать въ такую темь. Вблизи отсель,

Какъ помнится, найдемъ ночлегъ удобный.

Роскошный за горой стоитъ кастель.

Меня здѣсь обожди, а я съ вершины

Тотъ замокъ поищу на днѣ долины».

70.

Сказалъ, и на гору коня погналъ,

На самый верхъ, хоть и крута вершина.

Быть можетъ, самъ съ собою разсуждалъ.

Слѣды закроетъ дикая пустыня.

А шедши онъ пещеру увидалъ:

Ушла въ глубь на три дюжины аршина;

Кругомъ утесъ обтесанъ долотомъ,

А снизу устье высѣчено въ немъ.

71.

На днѣ пещеры дверь видна большая,

Что въ келію пространную вела,

Откуда свѣтъ, утесы озаряя,

Какъ бы внутри горѣла та скала.

Глядитъ измѣнникъ недоумѣвая,

А дѣвица за нимъ украдкой шла

(Утратить слѣдъ его она страшилась),

И у пещеры тутъ же очутилась.

72.

Понялъ тогда лукавый Пннабелъ,

Что не удался первый ковъ желанный,

Какъ дѣву въ дебрѣ уходить хотѣлъ;

Но тутъ же новый ковъ затѣялъ странный.

Къ дѣвицѣ самъ на встрѣчу онъ пошелъ,

И къ пристани привелъ ее пространной.

«Я», говорить, «въ пещерѣ видѣлъ той

Красавицу съ поникшей головой,

73.

Одѣтую въ роскошные уборы.

Должно быть рода знатнаго она,

Но такъ грустна, слезами блещутъ взоры,

Какъ бы въ тюрьмѣ она заточена,

Посажена за крѣпкіе затворы.

Спѣшу я на развѣдки, слѣзъ съ коня,

Какъ кто-то вдругъ, на видъ что звѣрь свирѣпый,

Красавицу вновь въ глубь втащилъ вертепа».

74.

Сколь Брадаманта доблестна была,

Столь и проста; дала разсказу вѣру

И жаль ее по узницѣ взяла,

И думаетъ, — спуститься къ ней въ пещеру?

Но какъ? Вотъ ива на скалѣ росла,

На мнѣ вѣтвь, какъ разъ длиною въ мѣру.

Ту вѣтвь дѣвица, отрубивъ мечемъ,

Въ пещеру сунула, однимъ концомъ;

75.

Другой же Пинабелю поручила

Держать, и внизъ идетъ по вѣтви той.

Еще нога на землю не ступила,

Виситъ еще надъ бездной роковой —

Улыбка ротъ злодѣя искривила.

Онъ вѣтвь пустилъ изъ рукъ: «скачи, другъ мой»!

Сказалъ: «О! было-бъ все твое здѣсь племя,

Чтобы съ тобой твое погибло сѣмя».

76.

Судьба иная, чѣмъ мечталъ злодѣй,

На долю дѣвицы безвинной пала.

Какъ рушилась на дно она, предъ ней

Вѣтвь уперлась, паденье задержала,

И разлетѣлась на щепы, но ей

Спасеніе отъ смерти даровала.

А все же дѣва обмерла на часъ,

О чемъ скажу вамъ въ слѣдующій разъ.

ПѢСНЬ ТРЕТЬЯ.

1.

Кто дастъ мнѣ звонкій гласъ и звучны рѣчи

Достойно пѣть предметъ избранный мной,

И крылья дастъ стиху, парилъ чтобъ вѣщій,

Куда парю восхищенной душой.

Восторги новые вдыхайте перси,

Иные чѣмъ обычною порой:

Того здѣсь предковъ славныхъ воспѣваю,

Котораго Синьоромъ величаю.

2.

Изъ всѣхъ владыкъ, правителей, вождей,

Призванныхъ небомъ властвовать надъ нами,

Не озарялъ, Фебъ, свѣтъ твоихъ лучей

Славнѣй умомъ, совѣтомъ и дѣлами,

Ни родъ, что бы преданьямъ славныхъ дней

Вѣрнѣе былъ и будетъ (небесами

Клянусь, которыми я вдохновленъ)

Доколь вращаться будетъ небосклонъ.

3.

Но дабы пѣть мнѣ и хвалить достойно,

Цѣвницу даруй мнѣ, о Фебъ, твою,

На коей ты, какъ миновали войны

Съ Гигантами взыгралъ боговъ царю.

Даруешь-ли цѣвницы лады стройны,

Рѣзецъ-ли дивный вложишь въ длань мою,

Въ тѣ образы, безсмертію ревнуя,

Весь трудъ и все умѣнье положу я.

4.

Попытки, трудъ и время не щадя,

Усердной буду исправлять рукою,

Доколь, быть можетъ, опытный судья

Успѣхъ въ трудѣ признаетъ и за мною.

Но изверга припомнимъ, господа!

Грудь бронію онъ не защититъ стальною

Отъ кары. Помните, какъ Пннабелъ

Убить дѣвицу славную хотѣлъ.

5.

Измѣнникъ думалъ, умерла дѣвица,

Низвержена на дно рукой его;.

Спѣшитъ дрожа, блѣднѣя, удалиться

Отъ мѣста злаго дѣла своего.

Спѣшитъ въ сѣдло, спѣшитъ бѣжать убійца.

Но преступленья мало одного;

Еще коня уводитъ воръ постылый,

Такъ зло ему вершать злодѣйствомъ мило.

6.

Да ну его! Другимъ онъ строитъ ковъ,

А самъ себѣ удѣлъ готовитъ лютый,.

Вернемся къ дѣвѣ. Гробъ, кажись, готовъ,

Ей суждено живою быть зарытой.

Ошеломленная паденьемъ въ ровъ

На камень твердый, коимъ дно покрыто,

Очнувшись къ двери дѣвица идетъ,

Что въ большую изъ двухъ пещеръ ведетъ.

7.

Пещеры этой крыша почивала

На мраморныхъ изваянныхъ столбахъ.

Пещера храмъ святой изображала,

Большой алтарь на мраморныхъ плитахъ

Стоялъ квадратнаго посреди зала.

Горитъ предъ нимъ лампада вся въ свѣчахъ,

И яркій свѣтъ лампада проливаетъ,

И обѣ тѣ пещеры озаряетъ.

8.

Священный трепетъ на сердцѣ ея,

На мѣстѣ святѣ какъ себя находитъ,

И, выю и колѣна преклоня,

На небо очи дѣвица возводитъ.

Межъ тѣмъ запѣла дверь противъ нея,

Изъ двери той къ ней женщина подходитъ,

Везъ пояса, коса распущена,

И дѣву именемъ зоветъ она.

9.

«О Брадаманта», такъ она вѣщала,

"Ты здѣсь по волѣ мудраго Творца.

О томъ недавно небо мнѣ вѣщало

Чрезъ вѣщій духъ Мерлина мудреца,

Что ты сюда прибыть долженствовала,

Что путь тебѣ укажутъ небеса.

На то я послана, да предъ тобою

Твои грядущія судьбы раскрою.

10.

Пещеру эту въ древности воздвигъ

Мерлинъ, волшебникъ славный повсемѣстно.

(До васъ, быть можетъ, слухъ о немъ достигъ).

Обманутъ Дамой Озера прелестной,

Подъ нами бренный прахъ его лежитъ,

Ея желанью внявъ, въ могилѣ тѣсной

Волшебникъ легъ, — такъ слѣпо ей внималъ:

Легъ за живо, и больше не вставалъ.

11.

Но духъ живетъ въ могилѣ съ бреннымъ тѣломъ

Впредь до трубы, что радости лишитъ

Того, кто чернымъ ворономъ былъ дѣломъ,

И рай тому Господень возвѣститъ,

Кто голубемъ здѣсь прожилъ чистымъ, бѣлымъ.

И голосъ живъ, по прежнему звучитъ,

Сама услышишь. Добрымъ отвѣчаетъ

Мерлинъ и имъ, что будетъ, раскрываетъ.

12.

Уже минуло много, много дней,

Какъ эта вызвала меня могила

Изъ дальнихъ странъ, увѣдать чтобъ яснѣй,

Что темно мнѣ въ моей наукѣ было.

За тѣмъ, чтобъ встрѣтиться съ тобой при ней

На мѣсяцъ пребыванье я продлила.

Такъ возвѣстилъ мнѣ самъ Мерлинъ пророкъ,

Что ты къ нему прибудешь въ этотъ срокъ.

13.

Эмона дочь стоитъ предъ ней смиренно,

Внимаетъ жадно женщины рѣчамъ.

Онѣ звучатъ такъ необыкновенно,

Что внемлетъ имъ, какъ бы внимала снамъ.

И вотъ съ главою долу преклоненной

(Присуща скромность доблестнымъ сердцамъ)

Отвѣтствуетъ: «Что можетъ быть за мною,

Что за моей пророкъ слѣдитъ судьбою.»

14.

Но, встрѣчѣ чудной радуясь, идетъ,

Куда ее жена та пригласила.

Ее къ могилѣ вѣщая ведетъ,

Что прахъ и духъ Мерлина заключила.

Сія могила — каменный кивотъ,

Блестящій, алый; отъ него свѣтило

Такъ, что покой какъ бы въ огняхъ горитъ,

Хоть онъ отъ солнечныхъ лучей сокрытъ.

15.

Иль свойство камней нѣкіихъ такое,

Что искры издаютъ, таковъ ихъ цвѣтъ;

Иль чаровъ въ томъ участіе прямое,

Куреній, пѣсней колдовскихъ, планетъ

(Что, кажется мнѣ, самое простое

Истолкованіе), но чудный свѣтъ

Картины озаряетъ и ваянья.

Что наполняютъ келью обаянья.

16.

Едва ступила дѣва за порогъ

Той кельи, гдѣ Мерлинова могила,

Какъ возгласилъ сокрытый въ ней пророкъ.

И такъ его привѣтствіе гласило:

«Излейся надъ тобой Фортуны рогъ,

О дѣва! славы, чистоты свѣтило.

Возникнетъ родъ изъ чрева твоего,

Италіи и міра честь всего.

17.

Кровь древняя святаго Иліона,

Въ тебѣ двойною бьющая струей,

Родитъ отраду, славу небосклона,

Цвѣтъ всѣхъ родовъ, царившихъ на землѣ

Отъ русла Инда и до устьевъ Дона,

Отъ южныхъ звѣздъ до сѣверныхъ морей.

Въ твоемъ потомствѣ славные бароны,

Князей и императоровъ короны.

18.

И мудрые и храбрые вожди.

Они совѣтомъ, боевой рукою

Италіи поблекшіе цвѣты

Благополучной обновятъ порою;

Правители должны произойти,

Привесть дни Нумы, Августа съ собою.

Такъ будетъ хорошо подъ ихъ жезломъ,

Какъ было древле въ вѣкѣ золотомъ.

19.

Совѣтъ небесъ съ тобою совершится,

Ты изъ начала небомъ избрана

Рогеру вѣрной быть женой, дѣвица.

Иди жъ стезей, куда ведетъ она.

Совѣтъ небесъ не можетъ измѣниться!

Такъ ободрись и вѣрь, или одна,

И въ прахъ падетъ злой врагъ, тобой сраженный,

Тотъ, въ чьихъ рукахъ женихъ твой нареченный».

20.

Изрекъ Мерлинъ, его тутъ замеръ гласъ.

Теперь чреда волшебницы настала.

Предъ Брадамантой вывесть на показъ

Ея потомковъ вѣщая желала.

Духовъ полчище цѣлое сей часъ,

Изъ ада ль, иль отколь, кто вѣсть, созвила.

И во едино всѣхъ ихъ собрала,

И каждому особу роль дала.

21.

За тѣмъ вернулась въ храмъ, дѣвица съ нею.

Здѣсь очурилась вѣщая чертой,

Чтобъ, въ кругѣ распрострись, ли шокъ за нею,

Какъ про запасъ, остался бъ небольшой;

А дѣвѣ противъ демоновъ на шею

Она надѣла талисманъ большой,

И молча ей взирать, внимать велѣла.

Потомъ по книгѣ грозный стихъ пропѣла.

22.

Къ чертѣ всѣ тѣни устремились вдругъ,

Какъ выходили изъ пещеры малой,

Но не доступенъ имъ спасенный кругъ,

Волшебная черта ихъ не пускала.

Такъ тѣнь за тѣнью, иль за духомъ духъ

Скользятъ изъ кельи, тѣло гдѣ лежало.

Войдя, и трижды поклонясь, скользитъ

Тѣнь и уйти въ могильный склепъ спѣшитъ.

23.

«Тѣхъ образы предстали здѣсь предъ нами»,

Такъ Брадамантѣ молвила жена,

«Что явятся грядущими вѣками.

Всѣхъ исчислятъ дѣла и имена,

Хотя бъ возможно-краткими рѣчами,

Не хватитъ ночи, и за ночью дня,

И какъ я славѣ рода не ревную,

Изъ сонма вызову лишь тѣнь-другую.

24.

Смотри: вотъ витязь юный. На тебя

Похожъ осанкой бодрой, красотою.

Въ немъ видишь сына вашего, вождя

Италіи, рожденнаго тобою.

Понтьера кровью будетъ рдѣть земля

Пролитой этого вождя рукою.

Измѣны кару, месть за смерть отца,

Онъ доведетъ до славнаго конца.

26.

Онъ Дезидерія свершитъ паденье,

Лишить его Ломбардіи жезла,

И Калаонъ и Эсте во владѣнье

Получитъ отъ Имперскаго стола.

За нимъ Уберта, внука, появленье:

Эсисріи онъ будетъ похвала,

Святую церковь въ званіи стратега

Не разъ отъ вражья свободитъ набѣга.

26.

А вотъ Альбертъ, непобѣдимый вождь.

Украсятъ храмы Альберта трофеи.

Сынъ У то съ нимъ; Миланъ пріобрѣтетъ

Вождь этотъ, развернетъ широко змѣи.

Вотъ Аццо: послѣ брата онъ возьметъ

Державною рукой Инсубровъ земли.

Вотъ Альбертаццъ. Его совѣтъ благой

Разрушитъ Беренгаровъ замыслъ злой

27.

Заслужитъ руку Альды онъ прекрасной,

Свою даруетъ дочь ему Отонъ.

Вотъ новый Уго; славы громогласной

Отцевъ и дѣдовъ не уронитъ онъ.

Подавитъ въ Римѣ онъ мятежъ ужасный,

Надменный Римъ имъ будетъ усмиренъ.

Для Папы онъ и третьяго Оттона

Противъ возстаній будетъ оборона.

28.

Вотъ Фулькъ. Все чѣмъ въ Италіи владѣлъ

Онъ прежде, все отдастъ на долю брата.

Найдетъ въ другой землѣ другой удѣлъ,

Въ Германіи возьметъ онъ жезлъ Дуката,

Саксонскій домъ поддержитъ блескомъ дѣлъ,

И отъ конечнаго спасетъ его заката.

Наслѣдство дома мать ему вручитъ,

Онъ дому власть и славу возвратитъ.

29.

И витъ второй предсталъ предъ нами Аццо,

Любитель мира больше чѣмъ войны.

Два сына съ нимъ: Бертольдъ и Альбертаццо.

Дружины Генриха побѣждены

Бертольдомъ будутъ; Пармы обагрятся

Ихъ кровью стогны, трупами полны.

Княжну Матильду, святости зерцало.

Ему въ супруги небо даровало.

30.

Достоинъ будетъ онъ супруги той,

И въ честь ему вмѣнитъ весь свѣтъ большую,

Что пол-Италіи возьметъ съ женою,

А въ жены внуку Генриха родную.

Бертольда вотъ предъ нами сынъ родной.

Ему даруетъ небо роль святую:

Спасетъ отъ хищныхъ Барбаросса рукъ

Святую церковь онъ, Ринальдъ, твой внукъ.

31.

Вотъ Аццо новый. Правитъ онъ Верону.

Ему четвертый даруетъ Оттонъ,

Какъ маркизамъ Имперіи, Анкону,

И куріей онъ будетъ утвержденъ.

Какъ много ихъ подъ сѣнью Гонфалона

Возьмутъ оружіе. Со всѣхъ сторонъ

Въ защиту церкви и ея свободы

Побѣдоносные свершатъ походы.

32.

Обиццо здѣсь и Фулькъ, два Аццо вотъ,

Уберта два, два Генриха, четою

Отецъ и сынъ, за церковь. И возьметъ

Одинъ сполетто мощною рукою,

Тотъ слезы, кровь Италіи утретъ,

Что проливались до него рѣкою».

(Объ Аццо пятомъ говоритъ она).

«Имъ Эцеллина власть сокрушена.

33.

Власть Эцеллина верхъ безчеловѣчья.

Его исчадьемъ ада прозовутъ

За звѣрство, за убійство, за увѣчья,

Все, чѣмъ Италіи изранитъ грудь.

Предъ нимъ поблекнетъ имена зловѣщи,

Нероновъ, Кайевъ кроткими сочтутъ.

И Аццо этотъ Фридриха втораго

Въ конецъ разбивъ, лишитъ вѣнца златаго.

34.

Подъ кроткой упасетъ державой онъ

Волшебный край, гдѣ надъ волною чистой

Оплакалъ гибель сына Аполлонъ,

Изъ колесницы павшаго лучистой,

И кикна лебедя одѣлъ перомъ;

Изъ слезъ янтарь гдѣ выросъ золотистый.

За службу, за защиту отъ враговъ

Край этотъ дастъ ему престолъ Петровъ.

35.

И брата видишь здѣсь, Альдобрандина.

Престолъ Петровъ Альдобрандинъ спасетъ

Отъ грознаго напора Гибеллина,

Когда Оттонъ четвертый подойдетъ

Подъ Римъ: спасетъ одной своей дружиной,

Другой Пиценумъ въ руки заберетъ.

Ему въ сокровищахъ нужда предстанетъ;

Но, внѣ Флоренціи, гдѣ ихъ достанетъ?

36.

Сокровищъ не имѣя заложить,

Въ залогъ Флоренціи оставитъ брата,

За тѣмъ на помощь Риму поспѣшить,

Германцевъ силой сокрушитъ булата,

И знамя церкви снова водрузитъ;

Челано ковъ подавитъ безъ возврата.

Для церкви рядъ одержитъ онъ побѣдъ,

Но смерть его похититъ въ цвѣтѣ лѣтъ.

37.

За нимъ достанутся Пизавръ, Анкона

Въ наслѣдье брату Аццо, города

По сю Троента сторону, отъ лона

Адріи вплоть до горнаго хребта;

Достанется — хранить чтобъ безъ урона,

Наслѣдье чести — славный плодъ труда.

Все даровать, отнять дано Фортунѣ,

Но честь отнять пытаться будетъ втуне.

38.

И вотъ Ринальдъ. Не меньшій дѣдовъ свѣтъ

Ринальдова-бы доблесть проливала,

Когда-бъ не смерть пожрала въ цвѣтѣ лѣтъ,

Когда-бъ Фортуна вѣку даровала.

По немъ плачъ велегласный будетъ нѣтъ,

И, кажется, уже я плачу вняла.

Обиццо за Ринальдомъ вижу я:

Младенцомъ внука изберутъ въ князья.

39.

Родной мой Реджіо, Модонъ жестокій

Приложитъ онъ къ владѣніямъ своимъ,

И доблестью прославится высокой.

Синьоромъ назовутъ его своимъ

И ближніе, и изъ страны далекой.

Вотъ Аццо, онъ Гонфалоньеръ; за нимъ

Сициліи дочь, Карла дочь втораго —

Держава Андріи ему готоваго.

40.

Предъ нами вотъ прекрасный свѣтлый сонмъ,

Въ немъ цвѣтъ правителей предсталъ предъ нами:

Обиццъ, Альдобрандинъ, еще вотъ онъ,

Вотъ Николо съ разбитыми ногами,

И Альбертъ милостью, любовью полнъ.

Но долгими-ль тебя держать рѣчами?

Фавенцу будетъ имъ дано стяжать,

И городъ, морю что могъ имя дать.

41.

И тотъ, которому отъ алой розы

Игривый грековъ имя далъ языкъ.

Другой еще, гдѣ устья По — угрозы.

Въ болотахъ рыбныхъ городъ тотъ возникъ;

Тамъ вѣтры бурные, морскія грозы

За счастіе считать народъ привыкъ.

Еще Арджента, Луга и другіе

Дадутся имъ удѣлы дорогіе.

42.

Вотъ Николо: въ синьоры изберетъ

Народъ его порою еще нѣжной;

Тидея злыя козни онъ попретъ,

Поборетъ козни шайки онъ мятежной.

Войной дышать онъ будетъ съ раннихъ лѣтъ,

Коней, доспѣхи собирать прилежно.

Писаній древнихъ чтеньемъ наученъ,

Вождей и рыцарей цвѣтъ будетъ онъ.

43.

Враговъ съумѣетъ онъ расторгнуть козни,

И злобу ихъ на нихъ-же обратить,

Посѣять распри между ними, розни.

Его-ль врасплохъ удастся захватить?

Узнаетъ то Оттонъ, но слишкомъ поздно.

Онъ Парму, Реджіо освободитъ;

Падетъ предъ нимъ ихъ деспотъ пресловутый

Лишенный жизни имъ и власти лютой.

44.

Держава ихъ все будетъ возрастать,

Они-же не сойдутъ съ пути прямаго,

И никого не будутъ обижать,

Кто первый кова не затѣетъ злаго.

За то и небеса не положитъ

Державѣ ихъ предѣла временниго,

Но будутъ славнымъ шествовать путемъ,

Доколѣ ночь смѣняться будетъ днемъ.

45.

Вотъ Ліонель. Вотъ Борсо, Дукъ, предъ нами,

Дукъ первый, радость, честь поры златой.

Миръ любитъ онъ, гнушаясь торжествами

Тѣхъ, что плѣнилъ блескъ славы боевой.

Онъ Марсу свяжетъ руки за плечами,

Запретъ, куда не глянетъ лучъ дневной:

Счастливить подданныхъ его забота,

Устроить благо ихъ его работа.

46.

Вотъ Энколь! Онъ сосѣда укоритъ,

Припомнитъ, какъ съ прожженною ногою

При Будріо съумѣлъ остановить

Онъ бѣгство войскъ и грудью, и рукою,

За что сосѣдъ войной благодаритъ,

Его до Барки гонитъ предъ собою.

Стяжаетъ онъ сугубые вѣнки,

И мирныхъ дѣлъ, и боевой руки.

47.

Гремѣть о немъ въ Луканахъ будетъ слава,

Калабровъ будетъ вспоминать земля,

Какъ онъ признанье рыцарскаго нрава

Отъ самого стяжаетъ короля.

Возсядетъ на престолѣ витязь бравый,

Родныя узритъ нивы и поля,

И съ ревностью святой ихъ защищая,

Съумѣетъ отстоять наслѣдье края.

48.

И будетъ край его превозносить

За величайшія благодѣянья;

Не столь за то, что почву осушитъ,

Болота обратитъ въ полей стяжанья,

Иль рвомъ, стѣною городъ окружитъ,

Чтобъ мирное въ немъ было пребыванье;

Что въ немъ дворцы, театры возведетъ

И церкви; улицы въ немъ проведетъ;

49.

Иль, что на край крылатый Левъ напрасно

Перуны будетъ грозные метать,

Или за то, что въ годъ войны ужасной,

Которой будетъ галлъ страну терзать,

Спокоенъ будетъ край его прекрасный,

И мирный трудъ въ немъ будетъ процвѣтать;

Не за одни благодѣянья эти

Ему хвалебны гимны будутъ пѣты;

50.

Нѣтъ! а за то, что славныхъ дастъ онъ чадъ:

Альфонса, Ипполита — радость края.

Какъ дѣти Тиндара, безъ брата братъ

(Такъ древность намъ о нихъ гласитъ сѣдая),

Безсмертья не хотѣлъ, коль смертью взятъ

Товарищъ, — братская любовь святая!

Такъ и изъ этой доблестной четы

За брата братъ на смерть готовъ идти.

51.

Подъ ихъ жезломъ, подъ сѣнью ихъ благою

Народы безопаснѣй будутъ жить,

Чѣмъ если-бы Вулканъ стальной стѣною

Задумалъ ихъ жилища оградить.

Альфонсъ познанья съ сердца добротою

Съумѣетъ мудро такъ соединить,

Какъ-бы Астрею съ горней выси свѣта

Къ намъ смертнымъ наша вызвала планета.

52.

Изъ мудрости почерпнетъ онъ совѣтъ,

Отцовой доблести радъ будетъ славной,

Какъ злыхъ враговъ судьба ему нашлетъ:

Оттоль Венецію въ борьбѣ неравной,

Отсель, — что вѣрныхъ матерью слыветъ,

А я бы въ рѣчи болѣе исправной

Звала-бы мачихой; а если мать,

Съ Медеей рядомъ ей, иль Проньей стать.

53.

Какъ выступитъ, днемъ или ночной порою,

Съ дружиною отважною своей,

Толпы враговъ разсѣетъ предъ собою,

И на сушѣ, и на зыбяхъ морей.

Романію, возставшую войною

На вѣрнаго сосѣда, на друзей,

Проучатъ страшныя опустошенья,

Какъ вредно слушать злыя наущенья.

54.

Такъ и испанецъ будетъ проученъ,

Наемный вождь намѣстника Петрова.

Застигнутъ, Бастіи лишится онъ,

Романіи главы, ключа златаго.

Палъ кастеланъ, плѣненъ весь гарнизонъ,

Что не найдешь отъ мала до сѣдаго,

Кто-бъ въ Римъ, иль гордому испанцу вѣсть

О пораженьи лютомъ могъ принесть.

55.

И онъ заслужитъ на поляхъ Романьи,

Умомъ заслужитъ славу и рукой,

За то, что дастъ французамъ надъ Испаньей

И Юліемъ побѣду въ битвѣ злой,

Гдѣ конямъ по брюхо на полѣ брани

Вздымятся волны крови пролитой,

И нѣмцевъ тьмы падутъ, и итальянцевъ,

Швейцаръ, французовъ, грековъ и испанцевъ.

56.

Въ церковномъ облаченьи вотъ предсталъ,

На раменахъ священная порфира,

Святыя церкви римской кардиналъ:

Вотъ Ипполитъ, хвала, свѣтъ, радость міра,

Онъ пламенныхъ поэтовъ идеалъ,

Его воспѣть пѣвца трепещетъ лира.

Его порѣ даруютъ небеса,

Какъ Августу, Мароновы уста.

57.

Онъ лучезарное прольетъ сіянье,

Какъ солнце красное сіянье льетъ,

Сильнѣй луны, и ярче звѣздъ мерцанья,

Затѣмъ, что изъ себя лучи беретъ.

Вотъ въ путь съ дружиной онъ идетъ избранной:

Не много ихъ, но ихъ побѣда ждетъ,

Галеръ пятнадцать взятыхъ съ бою ими,

Съ сподвижниками онъ ведетъ своими.

58.

Вотъ Сигизмунды оба, и Альфонса вотъ

Пять сыновей, цвѣтъ молодости самый.

За горъ хребты и за пучины водъ

Пройдетъ ихъ слава дальними странами.

Вотъ этотъ, Эрколе второй, возьметъ

Дочь Франціи; а этотъ вотъ, предъ нами

(Хочу, чтобъ вѣкъ ты знала), — Ипполитъ:

Онъ славой дяди вскорѣ прогремитъ.

59.

А вотъ Францискъ, онъ третій; остальные

Альфонсы. Повторю: все разсказать,

Всѣ перечислить вѣтки золотыя,

Что древній стволъ вашъ будутъ украшать,

Мнѣ измѣнили-бы часы ночные,

И сутокъ было-бъ мало толковать.

Такъ время, кажется, уже настало

Тѣней пустить, а мнѣ, чтобъ замолчала».

60.

Закрыла книгу вѣщая жена,

Лишь славная дозволила дѣвица,

И тѣни отпустила тутъ она

Въ ту келью, гдѣ Мерлинова гробница,

Гдѣ и душа пророка плѣнена.

Туда скользили тѣни, а дѣвица

Спросила: «Кто печальные тѣ два,

Вблизи Альфонса бывшіе сперва,

61.

Челомъ поникнувъ, тяжело вздыхали,

Въ померкшихъ жизни не было очахъ,

Альфонса съ братомъ будто избѣгали?»

Она волшебницу спросила такъ.

Поднявши взоры полные печали

Волшебница въ отвѣтъ вскричала: «Ахъ!

Несчастные, куда васъ рѣчи злыя,

Въ какія бѣдствія ввели лютыя?

62.

Иль кротость вашу грѣхъ ихъ побѣдитъ,

О, братья, чада Эрколе благаго?

Здѣсь мѣсто гнѣвъ на милость положить,

Они-же рода вашего честнаго.

Про нихъ не стану больше говорить,

Про нихъ я больше не скажу ни слова.

Не сѣтуй! Не хочу тебя смущать,

На послѣдахъ съ устъ сладость прогонять.

63.

Забрежжетъ черезъ часъ заря другая.

Тебя отсюда выведу за мной

Туда, откуда ужь стезя прямая

Къ палатамъ колдуна, къ стѣнѣ стальной,

Гдѣ рыцаря содержитъ власть чужая.

Сама дубравой проведу густой,

А съ моря вѣрно укажу дорогу,

Ведущую къ волшебному порогу».

64.

Ночь Брадаманта всю здѣсь провела,

И всю ту ночь бесѣдѣ посвятила

Съ Мерлиномъ, чтобъ увѣдать чѣмъ могла

Служить Рогеру. Только засвѣтила

Денница, только зарѣдѣла мгла,

Простясь дѣвица съ гласною могилой,

Дубравой въ дальній трудный путь идетъ,

И вѣщую въ проводники беретъ.

65.

Вотъ очутились въ пропасти глубокой.

Все горы неприступныя кругомъ.

Безъ отдыха ни на мгновенье ока

Весь день идутъ, то въ бродъ, то цѣликомъ,

Иль пробираются тропой жестокой.

Межъ тѣмъ бесѣдуютъ о томъ, о семъ,

И тѣ бесѣды такъ ихъ занимаютъ,

Что трудности пути не замѣчаютъ.

66.

А главное, ей вѣщая твердитъ,

Рогера, чтобъ спасти, что дѣлать надо,

Какую хитрость надо въ ходъ пустить,

Чтобъ ей была желанная награда.

«Будь ты могучѣй Марса», говоритъ,

«Мудрѣе будь, чѣмъ самая Паллада,

И рать имѣй, какъ Карлъ иль Аграмантъ,

Сильнѣй тебя все будетъ Некромантъ.

67.

Не только окруженъ стальной стѣною,

И на крутой скалѣ его притонъ;

И мало, что высоко надъ землею

Волшебника крылатый носитъ конь;

Еще беретъ волшебный щитъ съ собою,

А щитъ тотъ чуднымъ свѣтомъ одаренъ.

Щита кто лишь увидитъ свѣтъ жестокій,

Ницъ долженъ пасть и въ сонъ впадетъ глубокій.

68.

Не думай, очи стоитъ лишь смежить,

И свѣтъ щита не повредитъ лукавый.

Закроешь очи; но скажи, какъ быть,

Какъ закипитъ межъ вами бой кровавый?

А средство есть, чтобъ свѣтъ тотъ погасить

И отразить всѣ колдовства отравы.

То средство укажу; вѣрнѣе нѣтъ,

Хоть перероешь весь подлунный свѣтъ.

69.

Оно въ кольцѣ, — въ одномъ кольцѣ вся сила:

На перстъ одѣла, — чары не вредны.

Кольцо однажды выкрадено было

Изъ Индіи, у тамошней княжны,

И Аграманту съ той поры служило.

Царь далъ его Брунеллу, той страны

Барону. Какъ Атлантъ свои науки,

Брунеллъ такъ знаетъ воровскія штуки.

70.

Брунеллъ немного насъ опередилъ.

Дано ему царево порученье:

При помощи кольца извѣстныхъ силъ,

Призвавъ на помощь все свое умѣнье,

Чтобы Рогера свободить спѣшилъ.

А хвастуну, довѣрье то — киченье.

Въ успѣхѣ онъ клянется головой.

Царю-жъ Рогеръ дороже чѣмъ иной.

71.

Но лучше-бъ ты его освободила,

Пусть онъ тебя одну благодаритъ,

Что выпущенъ изъ клѣтки той постылой,

И вотъ тебѣ, что дѣлать надлежитъ:

Три дня тебѣ песчаный путь унылый,

Тутъ море предъ тобою зашумитъ.

И встрѣтится въ гостинницѣ съ тобою

Брунеллъ, и принесетъ кольцо съ собою.

72.

Брунеллу росту, чтобъ узнать могла,

Нѣтъ двухъ аршинъ: на головѣ курчавой

Чернѣе волосъ враньяго крыла;

Цвѣтъ смуглый, взглядъ и бѣглый, и лукавый,

Носъ сплюснутый, и выдалась скула;

И блѣденъ онъ, и робкаго онъ нрава,

А брови щеткой. Описать въ конецъ, —

Одѣтъ, какъ одѣвается гонецъ.

73.

Вступи съ Брунелломъ этимъ въ разговоры

Про Некроманта, нравъ его лихой,

И что прошла ты боры, долы, горы,

Чтобъ звать его на единичный бой;

Но о кольцѣ, противу чаръ подспорья,

И глазомъ не моргни въ бесѣдѣ той.

Онъ вызвется сказать тебѣ дорогу,

И даже къ самому привесть порогу.

74.

Иди, но все впередъ его пускай:

А лишь скалу завидишь предъ собою,

Брунелла тутъ-же смерти предавай,

Не задаваясь жалостью пустою.

А главное, сознаться не давай,

Кольца прикрыться силой колдовскою;

Не то изъ глазъ мгновенно пропадетъ,

Лишь въ ротъ кольцо волшебное возьметъ».

75.

Бесѣдуя, онѣ дошли до моря,

Гаронны устье тамъ не далеко.

Простились здѣсь товарки, не безъ горя,

И разошлись, не встрѣтивъ никого.

Не тратитъ дѣва времени, но скоро

Идетъ на помощь друга своего.

И вечеромъ въ гостинницу вступила,

А тамъ ужъ, будто ждалъ, Брунеллъ постылый.

76.

Она Брунелла узнаетъ сейчасъ,

Такъ въ память врѣзались его примѣты.

Отколь, куда, спросила, поклонясь.

На все даетъ онъ лживые отвѣты.

И Брадаманта, первый въ жизни разъ,

Не брезгая обмѣномъ той монеты,

Что о себѣ не скажетъ, все солжетъ,

А съ рукъ его очей не отведетъ.

77.

Отъ рукъ Брунелла очи не отводитъ,

Боясь, чтобъ онъ ее не обокралъ.

На каждый разъ, какъ ближе къ ней подходитъ,

Нравъ вѣдая и воровской закалъ.

Въ такой бесѣдѣ время съ нимъ проводитъ.

Вдругъ шумъ такой, что уши оглушалъ.

Но отдохнуть позвольте мнѣ немного,

А про тотъ шумъ скажу вамъ въ пѣснѣ новой.

60

ПѢСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

1.

Хотя притворство намъ запрещено,

(Коварства знакъ, оно влечетъ презрѣнье),

Но случаи бываютъ, гдѣ одно

Въ притворствѣ намъ отъ бѣдъ дано спасенье,

Подъ часъ отъ смерти выручитъ оно.

Не все друзей даруетъ Провидѣнье

Въ сей жизни, полной зависти и бѣдъ,

Гдѣ мало ясныхъ дней, иль вовсе нѣтъ.

2.

Коль опыта, трудовъ, заботъ цѣною

Удастся друга вѣрнаго найти,

Всю душу, мысли всѣ ему открою,

Предъ нимъ не скрою ни одной черты.

Но Брадамантѣ съ встрѣчею такою

Ужель къ Брунеллу можно низойти,

Къ Брунеллу вору, чистаго закала,

Какъ вѣщая жена ей описала.

3.

Пришлось и ей притворствовать, хитрить,

Разъ повстрѣчавъ такого лицедѣя.

Хитритъ и зорко между тѣмъ слѣдитъ

За воровской рукою лиходѣя.

Вдругъ шумъ поднялся, словно рой жужжитъ.

Она кричитъ: «Что тамъ? Что за затѣя?

Царю небесъ, мать Божія, что тамъ?»

И бросилась на этотъ шумъ къ дверямъ.

4.

А тамъ, кто у окна, кто за вратами,

Хозяинъ дома съ челядью своей,

Всѣ въ небо жадными впились очами,

Иль ждутъ затмѣнье солнечныхъ лучей?

Нѣтъ, дива почуднѣй! Надъ облаками,

— Но врядъ найти мнѣ вѣру у людей! —

Надъ облаками борзый конь крылатый,

И всадникъ на конѣ, одѣтый въ латы.

6

На разноцвѣтныхъ крыльяхъ мчался конь,

А всадникъ между крыльями держался.

На немъ доспѣхи — полымя, огонь.

На западъ правитъ, разъ еще поднялся

И, опустившись, въ горахъ скрылся онъ.

Хозяинъ такъ объ этомъ отозвался:

Что всадникъ чародѣй, и день за днемъ

Гуляетъ такъ, и вдаль и вблизь, кругомъ.

6.

За облака порой онъ залетаетъ,

Крылами землю рѣетъ конь порой,

А всадникъ по дорогѣ подбираетъ

Красавицъ и въ притонъ увозить свой.

И страха-же на нихъ онъ напускаетъ,

Изъ оконъ страшно выглянуть иной,

Хорошенькой, а то и лѣтъ; похоже,

Считаетъ каждая себя пригожей.

7.

А самъ засѣлъ на высяхъ Пириней.

Тамъ замокъ онъ воздвигъ волшебной силой.

Его изъ стали сдѣлалъ чародѣй,

Не слыхано такое диво было.

Къ нему ушло не мало витязей,

Но счастье никого не воротило.

Должно быть, такъ хозяинъ заключилъ,

Убилъ колдунъ, иль въ плѣнъ ихъ засадилъ.

8.

Радехонька отъ новости дѣвица.

При помощи чудеснаго кольца

Не страшно ей съ волшебникомъ сразиться,

И подвигу ждетъ добраго конца.

Хозяину велитъ поторопиться

Въ проводники найти ей молодца.

«Такъ», молъ, «стремится сердце ретивое

Звать колдуна на поле боевое».

9.

«Къ чему тебѣ проводника искать?»

Впалъ въ рѣчь Брунеллъ; «я самъ пойду съ тобою.

Знакомъ мнѣ путь, и скажешь исполать

Мнѣ за кой-что, что я несу съ собою».

И смолкъ, чтобъ про кольцо не разболтать,

Не поплатиться за кольцо бѣдою.

А та: «Спасибо, радъ съ тобой идти»,

А на умѣ: «скажи кольцу прости».

10.

Что нужно, скажетъ; что бы повредило

Ей въ разговорѣ, умолчитъ она;

А у хозяина межъ тѣмъ купила

И въ путь, и въ бой пригожаго коня.

И въ путь-дорогу дѣва выходила,

Лишь занялась заря другаго дня;

Въ долину въѣхали, а воръ лукавый

Впередъ, назадъ возьметъ, иль слѣва, справа,

11.

Изъ дебри въ дебрь до выси Пириней,

Откуда, если небо ясно, видны

Державы двухъ сосѣднихъ королей,

Испаніи и Франціи равнины,

Какъ съ Аппенинъ, въ Камильдоли, морей

Тосканскаго и Адріи пучины.

А съ высоты стезя стремглавъ вела

Въ долину чернаго на днѣ котла.

12.

Надъ доломъ супится скала крутая,

Стальной чело увѣнчано стѣной,

На столько горы окрестъ превышая,

На сколько низко дно долины той.

Вскарабкаться на верхъ — мечта пустая.

Орламъ парить на высотѣ такой.

«За этими», сказалъ Брунеллъ, «стѣнами

Въ плѣну у мага рыцари и дамы».

13.

Утесъ крутой точь въ точь какъ на отвѣсъ,

А на верху волшебныя палаты.

Тропы не видно вверхъ и слѣдъ исчезъ,

Къ дворцу изъ долу всѣ пути отняты.

Въ притонѣ тамъ, куда колдунъ залѣзъ,

Житье лишь твари хищной и крылатой.

Кольцо здѣсь взять, былъ съ вѣщей договоръ,

Здѣсь смерть принять лукавый долженъ воръ.

14.

Однако-жъ чести рыцарской обидно

Бить безоружнаго и сталь пятнать.

Брунеллъ, къ тому-же, воинъ не завидный,

Радъ будетъ по добру кольцо отдать.

И онъ безпеченъ, зазѣвался видно.

Врасплохъ заарестованъ супостатъ,

И привязала къ дереву страдальца

Она, сперва кольцо съ его снявъ пальца,

16.

Брунеллъ стенаетъ, молитъ, слезы льетъ, —

Напрасно, жалости въ ней нѣтъ ни мало,

А тихимъ шагомъ съ гребня горъ идетъ

Внизъ, гдѣ скалу арена окружала.

Доѣхавъ, въ звонкій рогъ сигналъ даетъ,

И чародѣй заслышалъ гласъ сигнала;

И внялъ дѣвицы рѣчи громовбй,

И вызову на поединокъ злой.

16.

Заслышавъ рога звукъ и вызовъ смѣлый,

Себя ждать не заставилъ чародѣй.

Какъ на привычное летитъ онъ дѣло,

Подъ нимъ крылатый конь, орла быстрѣй.

Но время чарамъ, знать, ужъ пролетѣло.

Не больно страшенъ дѣвицѣ злодѣй:

Нѣтъ у него ни сабли харалужой,

Ни булавы, ни прочаго оружья.

17.

Лишь щитъ у лѣваго бедра торчалъ,

Покрытый тканью шелковою, алой;

Да книга въ правой. Книгу онъ читалъ,

А чтенье это чары вызывало

И страхи небывалы. Трепеталъ

Порой отъ нихъ иной боецъ удалый;

Мерещилось: вотъ онъ копьемъ разитъ,

Вотъ саблей, — марево! пустой лишь видъ.

18.

Не марево одинъ лишь конь летучій.

Родилъ его отъ кобылицы грифъ.

Въ отца пасть, крылья у-него гремучи,

И перья, и за облака порывъ,

А впрочемъ вышелъ въ мать, и конь онъ сущій.

За то ему и кличка Иппогрифъ.

Въ Рифеяхъ, гдѣ снѣговы тучи бродятъ,

За моремъ ледовымъ такихъ находятъ.

19.

Стихомъ волшебнымъ вызвалъ чародѣй

И пріурочилъ звѣря за собою.

Трудился мѣсяцъ, пріучилъ къ уздѣ,

Къ сѣдлу. Послушенъ подъ его рукою

Чудесный звѣрь, и въ бѣшенной ѣздѣ

Мчитъ старца по землѣ и надъ землею,

Какъ сказано: не обаянье чаръ

Тотъ Иппогрифъ, а подлинная тварь.

20.

А прочее обманъ, очарованье,

На глазъ алмазъ, а на руки стекло.

Да не беретъ дѣвицу обаянье,

Кольцо всю вражью силу отвело.

А бой идетъ, иль бою подражанье:

Копье на перевѣсъ, мечъ на-голо,

Она ристаетъ, какъ еще до дѣла

Ей дѣлать вѣщая жена велѣла.

21.

Промуштровала дѣвица коня,

А тамъ и спѣшилась. Продѣлка эта,

Къ которой тутъ прибѣгнула она,

Пришла на умъ отъ вѣщей-же совѣта.

Тутъ чародѣй сталъ дѣйствовать сполна:

Чтобъ палъ предъ нимъ противникъ безъ отвѣта,

Щитъ онъ открылъ. Теперь, молъ, спора нѣтъ,

Сразитъ молодчика волшебный свѣтъ.

22.

Открыть онъ могъ-бы щитъ спервоначала,

И витязей напрасно не держать;

Да чародѣя битва забавляла,

Колдунъ ристанью, кличу, шуму радъ.

Такъ котъ лукавый, если разъ попала

Мышь въ когти, съ мышкой любитъ поиграть,

И вдоволь позабавившись на радость,

Тамъ цапъ-царапъ, и мышку съѣстъ на сладость.

23.

Кота лукавой назвалъ я игрой

Былыя шутки шутника сѣдаго;

Но дѣлу вдругъ данъ оборотъ иной

Кольца противоядьемъ дорогаго,

И дѣвицы игрою мастерской.

Она всѣ козни отыграть готова,

И только видитъ, что открылъ онъ щитъ,

Какъ на земь пала, замертво на видъ.

24.

Не то чтобъ повредилъ ей блескъ металла,

Какъ всѣмъ до этого вредилъ онъ дня;

Но для того дѣвица на земь пала,

Чтобъ слѣзъ старикъ съ крылатаго коня.

Все, какъ по писанному, шло и было,

Едва склонила голову она,

Какъ на земь иппогрифъ, шумя крылами,

Спускаться сталъ широкими кругами.

25.

Спустившись, щитъ къ сѣдлу приторачнвъ,

Слѣзъ чародѣй за чаемой поживой.

Недвижна, очи ясныя смеживъ,

Что сѣрый волкъ за серною пугливой

Ждетъ дѣва, и, часъ добрый улучивъ,

Вскочивъ, скрутила Некроманта живо.

Съ испуга книгу обронилъ злодѣй,

Что добрыхъ такъ морочила людей.

26.

Какъ на бѣду и цѣпь принесъ съ собою:

Онъ цѣпью запасался на походъ.

Взялъ и теперь, какъ бралъ былой порою

Про узника, что на домъ приведетъ,

Анъ самъ вотъ грозной полоненъ рукою!

Дрожитъ, бороться и на умъ нейдетъ

Съ такимъ врагомъ сѣдому чародѣю,

И право въ томъ винить его не смѣю.

27.

Задумавъ голову ему отсѣчь,

Ужъ тяжку руку дѣва заносила,

Какъ глянула и опустила мечъ,

И жалость жажду мести замѣнила,

Сѣдую ль голову снять съ бренныхъ плечъ?

А голова сѣда, душа уныла;

Морщины, дряблый станъ, — сомнѣнья нѣтъ,

Плѣненному за восемьдесятъ лѣтъ.

28.

«Дай смерть мнѣ, храбрый рыцарь, Бога ради»!

Въ тоскѣ глубокой молить чародѣй.

Но хоть ему нѣтъ болѣ жить отрады,

Его убить не по душѣ и ей.

Знать хочетъ, кто онъ? для чего засады

Устроилъ на скалѣ вдаль отъ людей,

И на конѣ крылатомъ выбѣгаетъ,

И вблизь, и вдаль всѣхъ грабитъ и стращаетъ?

29.

«Увы! устроивъ домъ средь этихъ скалъ»,

Отвѣтилъ онъ, и взоръ блисталъ слезою,

"Я ненависти къ людямъ не питалъ,

Не изъ корысти предался разбою,

Но дѣтище души моей желалъ

Укрыть передъ грозящею судьбою,

Мнѣ рокъ открылъ: креститься долженъ онъ,

И вскорѣ пасть измѣной пораженъ.

30.

Отъ Сѣвера до Юга золотаго

Подъ солнцемъ нѣтъ такаго молодца,

Рогеръ — красавца имя молодаго.

Я самъ, Атлантъ, ему былъ за отца,

Но вотъ за Аграмантомъ удалаго

Во Францію сманила честь бойца.

Я отговаривалъ, увы, напрасно,

Теперь погибнетъ юноша прекрасный!

31.

И самый замокъ создалъ съ цѣлью той,

Чтобы Рогеру жить въ немъ безмятежно,

За тѣмъ и самъ Рогеръ похищенъ мной,

Какъ всюду, всѣ и вся порою прежней,

Дамъ, рыцарей собралъ кружокъ живой,

Чтобъ спасся онъ отъ скуки неизбѣжной,

И чтобъ съ тюрьмою помирился онъ,

Что не одинъ же онъ въ ней заточенъ.

32.

Изъ замка только не просись на волю,

Во всемъ иномъ служить гостямъ я радъ.

Все рѣдкое являлось на ихъ долю,

Что лишь на свѣтѣ можно пожелать:

Валы, концерты, блюда, вина — въ волю,

Ликуй себѣ, и гостю исполать!

Посѣвъ былъ хоть куда, но плодъ желанный

Изъ рукъ хозяина взялъ гость нежданный.

33.

Коль сердцемъ ты таковъ, каковъ лицомъ,

О! пощади мои завѣтны планы,

Дарю тебѣ мой щитъ, владѣй конемъ,

По небу пусть тебя конь носитъ рьяный,

Но, ради Бога, пощади мой домъ!

Иль друга выведи, хоть двухъ. Безъ брани

Всѣхъ отпустить гостей готовъ съ тобой,

Лишь бы Рогеръ оставленъ былъ за мной.

34.

Коль хочешь взять Рогера непремѣнно,

Чтобы его во Францію вести,

Мнѣ прежде душу съ оболочкой бренной,

Великодушный рыцарь, разлучи.

А дѣвица: «Свободой вожделѣнной

Дарю Рогера — хоть бы умеръ ты.

А что коня и щитъ сулишь, — пустое!

Они мои; иль кто даритъ чужое?

35.

И даже еслибъ ими ты владѣлъ,

Твое бы врядъ я принялъ предложенье.

Ты отъ Рогера отклонить хотѣлъ

Его звѣзды грозящее теченье:

Но иль прочесть ты въ звѣздахъ не умѣлъ,

Иль отвратить небесъ о немъ велѣнье,

Чужое, дальнее твой взоръ искалъ,

А что въ ногахъ, того ты не видалъ.

36.

А смерти просишь у меня напрасно.

Я не убью тебя. Чѣмъ смерти ждать,

Духъ добрый можетъ жизни нить несчастной

Хоть міру цѣлому на зло прервать,

Сперва однако изъ тюрьмы ужасной

Ты узникамъ свободу долженъ дать».

Такъ говоритъ, и старца предъ собою

Къ палатамъ гонитъ горною тропою.

37.

Такъ, цѣпью связанъ собственной своей,

Шелъ чародѣй, а сзади шла дѣвица;

Хоть скованъ онъ, а все же такъ вѣрнѣй,

Хоть и смиренныя онъ корчитъ лица —

И скоро стали у скалы. На ней

Поверхность, если ближе стать, рябится:

Ступеньки — ихъ не видно издали —

Къ порогу самому ихъ привели.

38.

Атлантъ взялъ камень изъ него суровый,

Крючками странными изборозденъ;

Котелъ подъ камнемъ тѣмъ шипѣлъ бѣдово

— Котлу такому прозвище пиѳонъ —

Разбилъ его Атлантъ, и все готово:

Изчезло въ мигъ, чѣмъ славился притонъ,

Стѣнъ замка нѣтъ слѣда — одно осталось,

Скала, а прочее какъ дымъ умчалось.

39.

Тутъ ускользнулъ отъ дѣвы чародѣй,

Какъ изъ силка урвется мала птица,

Изчезъ съ нимъ вмѣстѣ замокъ изъ очей,

Гостившихъ въ немъ златая вереница

Дамъ, рыцарей, очнулась средь полей,

На волѣ чародѣева семьица.

Но не у всѣхъ гостей одинъ былъ нравъ:

Иному жаль утраченныхъ забавъ.

40.

Градасса видитъ здѣсь и Сакрипанта;

Празильдъ здѣсь, слава рыцарей лихихъ,

Ринальду бывшій спутникъ изъ Леванта,

Ирольдъ съ нимъ, — кто не знаетъ дружбы ихъ:

И наконецъ находитъ Брадаманта

Того, кто ей дороже всѣхъ другихъ.

Давно и самъ Рогеръ по ней вздыхаетъ,

И Брадаманту радостно встрѣчаетъ,

41.

Ее, которую боготворилъ

Съ минуты, какъ, снявъ шлемъ, она открыла

Черты, что ей и къ ранѣ поводъ былъ.

Но отъ кого, какъ рану получила,

Какъ онъ всю ночь за ней въ лѣсу бродилъ,

И какъ за нимъ она всю ночь бродила,

Сказать все снова утомило бъ васъ.

Теперь имъ вновь свиданья выпалъ часъ.

42.

Свиданья часъ! Рогеръ навѣрно знаетъ,

Что онъ свободою обязанъ ей,

И самъ себя счастливѣйшимъ считаетъ,

И съ милой дѣвы не сведетъ очей,

Сошли въ долину. Жадно онъ внимаетъ,

Какъ дѣвой здѣсь плѣненъ былъ чародѣй.

А здѣсь и иппогриѳъ, къ ѣздѣ готовый:

Щитъ въ таракахъ, чехолъ на немъ шелковый.

43.

Коня дѣвица взять за удила

Хотѣла; онъ какъ будто подпускаетъ;

Какъ подойдетъ она, — вдругъ, взмахъ крыла,

Перепорхнетъ, и снова поджидаетъ.

Опять за нимъ дѣвица; подошла,

Лукавый иппогрифъ вновь улетаетъ,

Такъ псомъ ворона тѣшится порой,

Водя въ пескахъ сыпучихъ за собой.

44.

Спѣшитъ Рогеръ дѣвицѣ для подмоги,

Градассъ, Празольдъ, всѣ въ слѣдъ за нимъ спѣшатъ,

Всѣхъ поднялъ прыткій иппогрифъ на ноги,

Всѣ иппогрифа думаютъ поймать.

И задалъ же проклятый звѣрь тревоги:

Кого на высь ведетъ, кого подъ скатъ,

Но, наконецъ, какъ будто укротился,

И близъ Рогера вдругъ остановился.

45.

Опять Атланта штуки старика,

Все тотъ же плодъ заботы непрестанной,

Какъ бы укрыть Рогера отъ врага,

Спасти отъ гибели, отъ смерти ранней,

Онъ иппографа подослалъ. Пускай

Умчитъ Рогера изъ Европы бранной.

Межъ тѣмъ догналъ Рогеръ, но иппогрифъ

Не поддается, словно конь ретивъ.

46.

Рогеръ его упрямствомъ раздраженный,

Съ Фронтина спрянувъ (своего коня),

Вскочилъ на иппогрифа, дерзновенный,

И въ шпоры принялъ, чтобъ придать огня.

Рванулся иппогрифъ, но вдругъ, взбѣшенный.

Взвился на небо, полымемъ паля.

Такъ вьется кречетъ, на погоню скорый,

За стаей цаплей спущенный со своры.

47.

И выше, выше все паритъ Рогеръ,

На гибель мчитъ его, въ глазахъ у милой,

На гибель мчитъ его крылатый звѣрь,

Очамъ не вѣрится, что во очію было,

Тутъ вспомнилось дѣвицѣ, — вѣрь, не вѣрь:

Про Ганимеда древность говорила,

Что юношу похитилъ царь царей,

Рогеръ ли Ганимеда не милѣй?

48.

За нимъ съ него она не сводитъ взора,

Не дрогнетъ глазъ, а витязь исчезалъ,

Уходитъ въ небо онъ, какъ бы въ глубь моря,

А дѣвы взоръ все милаго искалъ.

И въ первый разъ она вкусила горя,

Впервый плачъ лютый бѣлу грудь терзалъ,

И Брадаманта продалась печали,

Ея тутъ очи на Фронтина пали.

49.

И о конѣ рѣшила такъ съ собой:

Фронтина не давать въ чужія руки,

А приберечь Рогеру; такъ порой

Еще мечтаетъ про конецъ разлуки.

А витязь все межъ небомъ и землей

И вовсе чуждъ онъ колдовской науки.

Такъ высоко паритъ крылатый воръ,

Что всадникъ долъ не отличитъ отъ горъ.

60.

А отъ земли, такъ съ точкой не большою,

И то лишь зоркій глазъ его сравнитъ,

Летитъ туда онъ, гдѣ надъ головою,

Достигнувъ Рака, солнца лучъ палитъ,

Летитъ быстрѣй, чѣмъ бездною морскою

По вѣтру легкая ладья бѣжитъ.

Но пусть летитъ себѣ на часъ-годину,

Къ Ринальду обратимся паладину.

51.

Ринальда долго носитъ по волнамъ

И непопутный вѣтеръ, и летучій,

Такъ что корабль мятется тамъ и сямъ.

И день и ночь все дуетъ вѣтеръ могучій,

Но наконецъ къ Шотландскимъ берегамъ

Пригналъ, гдѣ Каледонскій лѣсъ дремучій.

Въ немъ часто оглашаются дубы

Бряцаньемъ латъ и голосомъ трубы.

52.

То лѣсъ завѣтный всѣмъ любимцамъ славы.

Бойцамъ Британіи извѣстенъ онъ,

Въ немъ рыщетъ часомъ и Норвежецъ бравый,

Порой Французъ, порою и Тевтонъ;

Бѣги, кто не искусенъ, той дубравы;

Не честь найдетъ, онъ смерти обреченъ

Въ мѣстахъ, гдѣ рыскали Артуръ съ Тристаномъ,

Галассомъ, Ланцилоттомъ и Гальваномъ,

53.

И многими, за прежнимъ за столомъ,

И многими, за новымъ что сидѣли,

Живетъ ихъ память въ славномъ лѣсѣ томъ,

И многіе трофеи уцѣлѣли.

Причаливъ, на Баярдѣ графъ своемъ

Въ лѣсъ въѣхалъ, что поэты такъ воспѣли,

А кормчему къ Бервику поспѣшать

Велѣлъ, и тамъ его прибытья ждать.

54.

И ѣдетъ день дубравою дремучей

Безъ щитоносца, безъ проводника.

Ведетъ Ринальда конь его могучій,

А щитоносецъ — мощная рука.

Вотъ къ ночи монастырь предъ нимъ цвѣтущій,

Готовъ ночлегъ Ринальду; хоть тиха

Обитель, но привѣтливо встрѣчаютъ

Гостей и ласково ихъ провожаютъ.

55.

Ринальду рады братья и аббатъ.

За столъ сажаютъ яствами покрытый,

Радъ яствамъ онъ, но прежде хочетъ знать,

Разъ посѣтилъ онъ край ихъ знаменитый,

Гдѣ столькихъ витязей дѣла гремятъ,

Не сыщется ли новый путь, открытый

Тому, кто бы на дѣлѣ знать желалъ,

Упрека заслужилъ онъ, иль похвалъ?

56.

Отвѣтствуютъ: «Не подлежитъ сомнѣнью,

Найдутся приключенья въ дебряхъ сихъ;

Но часто, какъ и дебри, черной тѣнью

Сокрыто то, что происходитъ въ нихъ.

Иди жъ туда, гдѣ бы подпасть сомнѣнью

Не было жребьемъ подвиговъ твоихъ,

Гдѣ трудъ упорный, гдѣ и подвигъ бравый

Вѣнчались бы заслуженною славой.

57.

Коль опытъ доблести желаешь дать,

Есть случай за предѣлами дубровы:

Славнѣе въ древнихъ хартьяхъ не съискать,

Славнѣй не зналъ ни древній вѣкъ, ни новый.

Спѣши въ бою дочь короля спасать,

Ея бойцомъ съ Лурканомъ воеводой

Державы Каледонской. Онъ грозить

И жизнь, и честь дѣвицы погубить.

58.

Предъ королемъ вину онъ взводитъ злую,

(Быть можетъ черной злобой побужденъ),

Что будто видѣлъ, какъ въ полночь глухую

Къ княжнѣ любовникъ вкрался чрезъ балконъ.

Законъ изрекъ несчастной казнь лютую:

Ее чрезъ мѣсяцъ ждетъ костеръ, огонь,

Коль въ этотъ срокъ истецъ бойцомъ дѣвицы

На полѣ въ клеветѣ не уличится.

59.

У насъ въ Шотландіи законъ таковъ:

Коль женщина, какого ни будь званья,

Любви далась безъ свадебныхъ вѣнцовъ,

И предъ судомъ послѣдуетъ признанье,

Несчастной тутъ же и костеръ готовъ.

Одно возможно казни избѣжанье,

Коль шпагой кто докажетъ, что она

Невинная на казнь осуждена.

60.

Король, тужа по Жиневрѣ прекрасной,

(Жиневра имя жертвы молодой),

Во всѣ концы вѣщаетъ велегласно:

Кто за нее съ Лурканомъ вступитъ въ бой

И обличитъ во лжи навѣтъ ужасный,

Принцессы будетъ награжденъ рукой,

(Когда онъ только витязь благородный),

И вѣномъ, сану какъ ея пригодно.

61.

Не явится защитникъ, срокъ пройдетъ,

Иль палъ защитникъ, — Жиневры не стало.

Вотъ, рыцарь, долгъ куда тебя зоветъ,

Не въ дебряхъ счастіе тебя искало,

А тамъ вѣнокъ оно тебѣ сплететъ,

Котораго прекраснѣй не бывало.

И славѣ вѣчной тамъ, счастливецъ, ты

Добудешь дѣву чудной красоты.

62.

Санъ, почести, твои всѣ жизни блага,

Ты первымъ будешь послѣ короля!

Ему ль забыть чья доблестная шпага

Возстановила честь его чела,

Кѣмъ ожила поруганная слава

Жиневры юной, что какъ кринъ цвѣла,

Цвѣла дѣвичьей сердца чистотою?

Навѣтъ же всѣ считаютъ клеветою».

63.

Ринальдъ, подумавъ, далъ отвѣтъ такой:

«И такъ на смерть, на лютыя терзанья

Ведутъ дѣвицу, что вняла душой

Любовника кипучему желанью?

Будь проклятъ, кто законъ тотъ издалъ злой,

Кто выполнитъ закона указанья.

Скорѣе къ непреклонной смерть идетъ,

Чѣмъ къ той, что къ жизни милаго зоветъ.

64.

Впустила ль, нѣтъ ли милаго въ свѣтлицу

Принцесса, до того мнѣ дѣла нѣтъ.

Впустила, похвалилъ бы я дѣвицу,

Жалѣю только, что провѣдалъ свѣтъ,

Все передумалъ я въ ея защиту,

Скорѣй въ дорогу, и я дамъ отвѣтъ

На вызовъ, дамъ — съ надеждою на Бога,

Что обличу во лжи Луркана злаго.

65.

Не назову навѣта клеветой,

Когда не знаю самъ, какъ дѣло было;

Но утверждаю: кары никакой

Подобная вина не заслужила,

И повторяю, что законъ такой

Издалъ безумецъ, иль тиранъ постылый,

И что законъ тотъ надо упразднить,

И новымъ, болѣ здравымъ, замѣнить.

66.

Коль страсть одна и равныя желанья

Волнуютъ кровь и юношей и дѣвъ,

Одной ли ей несть страсти порицанья

И черни темной глупый молвъ и гнѣвъ,

И лютыя закона наказанья?

Законъ неправый, правдою презрѣвъ,

Далъ одному побѣдою хвалиться,

А побѣжденная на казнь влачится.

67.

Законъ не только нестерпимо строгъ,

Но женщинамъ еще однимъ обидный,

Что докажу, коль силу дастъ мнѣ Богъ,

И что терпѣть законъ грѣшно и стыдно».

Всѣ раздѣляли витязевъ упрекъ,

Всѣ прокляли законъ неблаговидный,

И тѣхъ, которыми былъ издавъ онъ,

И ропщутъ, что король терпѣлъ законъ.

68.

На утро рано, до зари румяной,

Ринальдъ ужъ на Баярдѣ, на своемъ,

А щитъ и шлемъ несетъ за нимъ стремянный,

Доставленный ему монастыремъ.

Спѣшитъ Жиневрѣ витязь небомъ данный

Изъ лѣса дикаго прямымъ путемъ

На поприще, на Божій судъ явиться,

За дѣвицу съ ея истцомъ сразиться.

69.

Съ большой дороги, чтобъ идти скорѣй,

Нашъ витязь на тропу свернулъ лѣсную,

Какъ вдругъ раздался крикъ. Крикъ все сильнѣй

И, наконецъ, дебрь огласилъ нѣмую.

На крикъ погнали путники коней,

Въ лощину оба въѣхали глухую,

И въ ней находятъ дѣвицу въ слезахъ:

Она у двухъ разбойниковъ въ рукахъ.

70.

Черты не дурны, но полны печали,

Печальнѣе нельзя найти лица,

Разбойники надъ нею ножъ держали,

Не избѣжать ей лютаго конца:

Мольбы напрасны, жалости не знали

Разбойниковъ жестокія сердца.

Но скачетъ рыцарь на спасенье дѣвѣ,

И на убійцъ грозится въ яромъ гнѣвѣ.

71.

Не ждутъ они и обратили тылъ,

Ища себѣ за чащею спасенье.

Ринальду не до нихъ; онъ подступилъ

Къ спасенной, и спросилъ, въ чемъ преступленье

Ея, и кто на казнь приговорилъ?

Но дорогъ часъ и каждое мгновенье,

Стремянному, чтобъ время не ушло

Велитъ поднять дѣвицу на сѣдло.

72.

Всмотрѣлся паладинъ въ нее дорогой:

Красива и воспитана она,

И нѣтъ въ ней вида женщины убогой.

Но бѣдная дрожитъ, какъ смерть блѣдна,

Вновь спрошена, кто смерти столь суровой

Ее обрекъ и въ чемъ ея вина?

Она, отвѣтъ слезами прерывая,

Сказала, что вамъ скажетъ пѣснь другая.

ПѢСНЬ ПЯТАЯ.

1.

У тварей всѣхъ, что кормитъ шаръ земной,

У кроткихъ ли, обычая простаго,

Иль хищниковъ, кормящихся войной,

Не страшенъ самкѣ гнѣвъ самца лихаго,

Въ ладу медвѣдь живетъ съ своей женой,

Безстрашно львица дѣлитъ ложе Львова,

Съ своей волчицей ладитъ бурый волкъ,

Тельца не страшенъ для телушки рогъ.

2.

Какая жъ Фурія, какой чумою

Сердца людей съумѣла заразить,

Что ссорятся супруги межъ собою,

Мужъ въ гнѣвѣ яромъ женинъ ликъ разитъ,

Клеймитъ его безжалостной рукою,

Слезами ложе брачное кропитъ?

И сколько разъ, не то чтобы слезами,

Но пробѣгала кровь по немъ струями.

3.

Грѣхомъ не малымъ я всегда считалъ,

Считалъ возстаньемъ на Творца благаго,

Когда на женскій ликъ кто посягалъ,

Хоть волосъ тронулъ ей отъ сердца злаго.

А кто точилъ на женщину кинжалъ,

Кто могъ подлить ей зелія лихаго,

Что человѣкъ онъ, не повѣрю въ вѣкъ!

Онъ демонъ, и на видъ лишь человѣкъ.

4.

Такіе демоны, знать, тѣ два вора,

У коихъ женщину Ринальдъ отбилъ,

Которую тащили въ чащу бора,

Затѣмъ, чтобъ самый слѣдъ ея простылъ.

Я полную ее оставилъ горя,

И всю въ слезахъ. Еще вамъ сообщилъ,

Какъ разсказать рѣшилась паладину

Свою вину, и горькихъ бѣдъ причину.

5.

И начала: "Все въ повѣсти моей

Въ твоей груди пробудитъ состраданье,

Атридовъ родъ страстей не вѣдалъ злѣй,

Не страшны такъ кровавыхъ Ѳивъ преданья!

Я думаю, коль мало Фебъ лучей,

Коль тусклое даруетъ намъ мерцанье,

Тому виною нашихъ злость сердецъ.

Фебъ отвращаетъ свой отъ насъ вѣнецъ.

6.

Разить врага безжалостной рукою,

Вездѣ примѣровъ много есть тому;

Но смерть мнѣ строить, всей когда душою

Служила я кумиру моему,

Скажи, такой возможно ли цѣною

Платить за вѣрность? Знай же, почему

Злодѣи тѣ убить меня хотѣли,

Все разскажу безъ затаенной цѣли.

7.

Ты долженъ знать, синьоръ, я съ раннихъ лѣтъ

Вступила къ королевнѣ въ услуженье,

И съ ней росла. Меня лелѣялъ свѣтъ,

И дворъ давно сулилъ мнѣ повышенье.

Коварный богъ любви! Ужели нѣтъ

Отъ стрѣлъ твоихъ пощады и спасенья?

Онъ сдѣлалъ, что всѣхъ молодыхъ людей

Албанскій Дукъ казался мнѣ милѣй.

8.

Пылала и его душа, казалось;

А я, ему отдавшись всей душой,

Во всемъ всегда ему повиновалась.

Ахъ! кто заглянетъ въ глубь души чужой?

Настало то, одно что оставалось,

Свиданья тайныя, а мой покой

Былъ около Жиневриной свѣтлицы,

Завѣтной комнатки души дѣвицы,

9.

Гдѣ все хранилось дорогое ей,

И гдѣ по большей части почивала.

Балконъ у самыхъ сдѣланъ былъ дверей,

Тамъ, гдѣ свѣтлица въ поле выступала,

Балконъ чрезъ этотъ, въ комнатѣ моей

Принцессы, милаго я принимала;

Шелкову лѣстницу спускала я

Ему сама, отъ страсти не своя.

10.

И такъ пора свиданій наступила,

А случай подала княжна сама.

Свѣтлицу покидать она любила

Иль въ жаръ, иль какъ заиндѣетъ зима,

Ничто свиданій тайнѣ не грозило,

Отъ всѣхъ ночная насъ скрывала тьма:

Еще дворецъ тамъ на пустырь выходитъ,

Гдѣ днемъ ли, ночью ли никто не ходитъ.

11.

Межъ нами длились много, много дней,

И скрытыя, любовныя забавы.

Все пуще жаръ пылалъ въ груди моей,

И пуще сердце полнилось отравы.

Слѣпая! Я не вижу, что ко мнѣ

Былъ холоденъ любовникъ мой лукавый,

Хоть на слова, на клятвы тароватъ.

Такъ тяжко милаго подозрѣвать!

12.

Подозрѣвать? Когда ужъ нѣтъ сомнѣнья,

Когда къ княжнѣ онъ страстью запылалъ,

Иль ужъ пылалъ въ тѣ самыя мгновенья,

Что злобно страстію моей игралъ.

Суди, какъ полонъ онъ ко мнѣ презрѣнья,

Какъ беззастѣнчиво повелѣвалъ.

Да, самъ онъ мнѣ въ любви открылся новой,

И проситъ за него замолвить слово.

13.

Онъ клялся, правда, что все тотъ-же онъ,

Что все онъ мой и сердцемъ и душою,

Что даже въ Жиневру и не влюбленъ,

А за ея лишь гонится рукою;

А королемъ не будетъ удаленъ,

Лишь-бы княжной былъ избранъ молодою,

Затѣмъ, что послѣ короля мой родъ

Знатнѣйшимъ, говоритъ, считалъ народъ.

14.

И увѣрялъ: разъ, съ помощью моею,

Онъ зятемъ сдѣлается короля,

Разъ гордой знати сядетъ онъ на шею,

Страшиться будутъ всѣ его чела;

Меня открыто будетъ звать своею,

Въ вѣкъ не забудетъ, чѣмъ ему была;

Моей любви онъ вѣчно вѣренъ будетъ,

И для меня жену, весь міръ забудетъ.

15.

Ему служить готовая всегда,

И никогда съ нимъ спорить не дерзая,

Счастливая единственно, когда,

Мнѣ въ душу радость сладкую вливая.

Его мнѣ улыбалися уста;

Всему иному чуждая, слѣпая,

Стараюсь я, моихъ что было силъ,

Чтобъ сталъ Жиневрѣ мой любовникъ милъ.

16.

И выхваляла Дука ежечасно,

И прямо, и въ намекъ, куда ни шло,

Богъ вѣсть одинъ. Все даромъ, трудъ напрасный:

Съ Жиневрой Дукѣ счастье не везло,

Затѣмъ, что сердце Жиневры прекрасной

Ужъ было занято. Намъ какъ на зло,

Ей полюбился рыцарь достохвальный,

Прибывшій ко двору страны изъ дальней, —

17.

Италіи, откуда съ юныхъ лѣтъ

Онъ вышелъ съ братомъ. Дней прошло не много,

Уже отвагой удивлялъ онъ свѣтъ,

Искусствомъ, доблестью и честью строгой.

Достойнѣй витязя въ Британьи нѣтъ,

И жалуетъ его король премного:

Суды, удѣлы, замки даровалъ,

И съ высшими баронами сравнялъ.

18.

Милъ королю, милъ дочери не мало

Аріодантъ, тотъ витязь молодой.

Милъ ей за доблесть онъ, милѣй, пожалуй,

За то, что, дамою избравъ, съ такой

Любовью преданъ ей, какъ не бывало,

И врядъ-ли будетъ. Этны пламень злой

Такъ не пылалъ, какъ — королевна знаетъ —

Аріодантъ любовью къ ней пылаетъ.

19.

Поклонника принцесса своего

Любила также. Какъ я ни хотѣла,

Гдѣ-жъ было мнѣ за Дука моего

Замолвить слово? Такъ что я не смѣла,

Хотя бы тѣнью, планамъ льстить его.

Лицо княжны досадою горѣло,

Едва начну за Дука говорить,

И замолчать немедленно велитъ.

20.

Совѣтуя оставить предпріятье

Безплодное, ему твердила я,

Что нѣтъ малѣйшей тѣни вѣроятья,

Чтобъ сердце измѣнилося ея:

Такъ пламенемъ ея душа объята,

Волной морской де погасить нельзя

Такого пламени и искры малой,

Которымъ сердце Жиневры пылало.

21.

Не разъ все это слышалъ Полинессъ,

(Такъ звали Дука), отъ меня несчастной,

Все видѣлъ самъ, но призракъ не исчезъ,

Обманчивая тѣнь любви напрасной;

И новымъ помысломъ смущаетъ бѣсъ.

Тщеславному какой ^же стыдъ ужасный,

Что вотъ иной принцессой предпочтенъ!

И сталъ обоихъ ненавидѣть онъ.

22.

И онъ задачей задался бездѣльной:

Любовниковъ разсорить межъ собой,

Но ссорою разсорить неизцѣльной,

И на княжну съ тѣмъ вмѣстѣ ссорой той

Навлечь позоръ, задумалъ, безпредѣльный,

На жизнь и за доскою гробовой.

Но, скрытый, онъ не дѣлится со мною

Порочной мыслью, ни съ душой живою.

23.

Задумалъ, и «Далинда, милый другъ»,

Сказалъ, (Далинда имя мнѣ), «извѣстно,

И дерево, разъ срубишь, два, не вдругъ

Пропало; съ корня ростъ идетъ, хоть тщетно.

Такъ и въ душѣ взлелѣянный недугъ,

Хоть до корней успѣхъ обрубленъ лестный,

Но съ корня дума все идетъ, хотя

И жаждетъ врачества душа моя,

24.

И сердце все еще палитъ желанье.

Коль суть упорно такъ меня бѣжитъ,

Хоть тѣнь любви подай, одно мечтанье,

Хоть призракъ дай, чѣмъ душу утолить.

А для того, какъ дашь ты мнѣ свиданье,

Въ ночь, что княжна въ покоѣ дальнемъ спитъ,

Всѣ на себя надѣнь ея уборы,

И сердце уврачуй, чаруя взоры.

.

Осанку перейми, и какъ цвѣты

Приколоты, прическу; — сколь возможно,

Будь ей самой, и лѣстницу спусти,

Въ убранствѣ томъ, съ балкона осторожно.

Идя къ тебѣ, мечтая что не ты,

А ждетъ меня принцесса въ часъ тревожный,

Кто знаетъ? Этимъ призракомъ, мой другъ,

Быть можетъ исцѣлится мой недугъ».

26.

Такъ молитъ онъ, а я, всегда слѣпая,

Любви безумной предана одной, _t

Согласна, какъ всегда. И, не вникая

Въ обманъ, чуть чуть прикрытый пеленой,

Въ уборахъ Жиневры его встрѣчая,

Веду чрезъ тотъ балконъ, чрезъ роковой.

И козни лишь тогда открылись ясно,

Какъ дѣло приняло исходъ ужасный.

27.

Аріоданта встрѣтивъ гдѣ то разъ,

Словами рѣчь Дукъ съ нимъ завелъ такими:

(Друзьями всѣ считали ихъ у насъ,

Но за принцессу сталъ раздоръ межъ ними).

«Дивлюсь», сказалъ онъ, какъ бы огорчась,

«Зачѣмъ, и побужденьями какими,

За дружбу зломъ ты хочешь мнѣ платить,

Когда я такъ привыкъ тебя любить?

28.

Ты знаешь (можетъ ли въ томъ быть сомнѣнье?)

Съ принцессой связь давнишнюю мою.

На бракъ законный съ ней благословенье

Ея отца я съ часа на часъ жду.

Къ чему же клонится твое стремленье

На сердце, тамъ, гдѣ я одинъ царю?

На оборотъ будь дѣло между нами,

Я бъ уступилъ, клянусь въ томъ небесами».

29.

«А я», Аріодантъ такъ отвѣчалъ,

«Тебѣ дивлюсь, и больше несравненно.

Ты Жиневру и въ очи не видалъ,

Какъ я пылалъ къ ней страстью затаенной.

Счастливый рокъ взаимность даровалъ,

Любимъ и я. Любви знакъ несомнѣнный:

Моей женой она желаетъ быть,

Къ тебѣ же вовсе не благоволитъ,

30.

Какъ знаешь хорошо. Что жъ уваженья

Не хочешь мнѣ платить по дружбѣ дань,

Какъ я тебѣ платилъ бы безъ сомнѣнья,

Когда бъ тебѣ былъ лучшій жребій данъ.

На бракъ и я жду лишь благословенье

Отца. Хоть моего твой выше санъ,

Король во всемъ обоихъ насъ равняетъ,

А дочь меня тебѣ предпочитаетъ».

31.

«О», возражаетъ Дукъ, «куда тебя

Любовь пустыми занесла мечтами!

Ты счастьемъ хвалишься, хвалюсь и я.

Но лучше дѣломъ спорить, чѣмъ словами;

Открой залоги мнѣ любви ея,

Не утаю своихъ. Такъ между нами

Увидимъ чья взяла. Кто побѣжденъ,

Пусть побѣдителю очиститъ конъ.

32.

Коль хочешь, присягнуть готовъ, что скрою

Отъ всѣхъ на вѣки исповѣдь твою.

За то клянись и ты же предо мною,

Что свято тайну сохранишь мою».

Согласны витязи между собою,

И приложились оба ко кресту.

Вотъ, заручась присягой безупречной,

Аріодантъ открылъ чистосердечно,

33.

Какъ съ Жиневрой стоятъ его дѣла,

Не измѣняя правдѣ ни на слово;

Какъ обѣщанье Жиневра дала

Его женою быть, а не инаго;

А коль не будетъ воли короля,

Коль станетъ онъ навязывать другого,

Клялась отцу ослушницею быть,

И въ одиночествѣ свой вѣкъ прожить.

34.

Но на свою надѣется онъ шпагу.

Всѣмъ вѣдомо, какъ подвизался онъ

За короля и за его державу,

И какъ уже за службу награжденъ.

Онъ большую еще стяжаетъ славу,

Такъ что король, любовью побѣжденъ,

Съ Жиневрою не долго будетъ спорить,

И на ихъ бракъ охотно соизволить.

35.

«Вотъ», онъ прибавилъ, «исповѣдь моя.

Въ ея любви соперника не знаю.

Довольно мнѣ признанія ея,,

Искать залоговъ большихъ не дерзаю.

Уже добытымъ счастьемъ счастливъ я,

А большаго отъ брака ожидаю,

И большаго искать, чѣмъ мнѣ дано,

Мнѣ было бы и стыдно, и грѣшно».

36.

Аріодантъ такъ изложилъ правдиво

Надежду сладкую трудовъ своихъ.

Но Полинессъ уже рѣшилъ ревнивый

Во что ни стало перессорить ихъ,

И началъ: «Много я тебя счастливѣй,

И самъ признаешь правду словъ моихъ.

Увидишь самъ: — въ сравненіе съ моими,

Ты хвалишься надеждами пустыми.

37.

Притворщица играетъ лишь тобой,

Тебя надеждой тѣшитъ лишь пустою,

И злобно издѣвается со мной,

Въ часы бесѣды тайной, надъ тобою.

Ея любви мнѣ данъ залогъ иной,

Меня не стать кормить одной мечтою.

И, такъ и быть, не скрою отъ тебя,

Что иначе хранилъ бы про себя.

38.

На каждый мѣсяцъ ночи три по воли,

А мѣсяцомъ до десяти ночей,

Моей счастливой выпадаетъ доли,

Вкушать въ бесѣдѣ задушевной съ ней,

Что для любви всего дороже болѣ.

Гдѣ жъ мѣсто призракамъ любви твоей?

Счастливѣй кто, не можетъ быть и спору.

Такъ очищай же конъ по договору».

39.

«Не вѣрю я, и вѣрить не хочу»,

Аріодантъ отвѣтилъ: «Лжешь безстыдно.

Ты выдумалъ всю эту клевету,

И съ цѣлію клевещешь очевидной

Страшить меня. Но даромъ не спущу

Извѣта для славы Жиневры обидный.

Сейчасъ же ложь изобличу мечомъ,

И рину въ прахъ извѣтъ съ клеветникомъ».

40.

А Дукъ: «принять твой вызовъ не возможно.

Мечемъ ли правды домогаться тамъ,

Гдѣ правду на глаза представить можно,

Гдѣ правду всю увидѣть можешь самъ».

Смущенъ. Аріодантъ, внявь лжи безбожной,

Бѣжитъ холодный трепетъ по костямъ.

Еще не вѣритъ, а ужъ надъ собою

Не взвидитъ свѣта, замиралъ душою.

41.

Сраженный въ сердце смерти сталъ блѣднѣй;

Затѣмъ, едва переводя дыханье..

«Коль правду», молвитъ, «говоришь о ней,

Коль тайное покажешь мнѣ свиданье,

Клянусь отречься отъ любви моей,

Такое претерпѣвши поруганье;

Но не словамъ я вѣру дамъ твоимъ,

И не чему, какъ лишь глазамъ моимъ».

42.

«Ну, хорошо», отвѣтилъ Дукъ на это.

«Какъ часъ наступитъ, дамъ тебѣ я знать».

Спустя дня два велитъ мнѣ, чтобъ одѣта

Княжной шла вечеромъ его встрѣчать —

Такую роль мнѣ въ драмѣ далъ извѣта!

А самъ, чтобъ въ сѣть соперника вогнать,

Далъ знать, чтобъ вечеромъ прокрался скромно

Къ дворцу и спрятался въ тотъ пустырь темный.

43.

И мѣсто указалъ ему, какъ разъ

Насупротивъ балкона рокового.

Но мысль Аріоданту задалась:

Не кроитъ ли онъ замысла инаго?

Ужъ не засаду ли ему въ злой часъ

Поры ночной, вдали житья людскаго,

Готовитъ, и нескладной клеветой

И Жиневру обнесъ для цѣли той?

44.

Рѣшилъ быть на свиданьи непремѣнно,

Но не одинъ пойдетъ на встрѣчу бѣдъ,

А такъ придетъ, что силой иль измѣной

Сопернику не дастся одолѣть.

А жилъ онъ съ братомъ храбрости отмѣнной,

Двору извѣстнымъ съ самыхъ раннихъ лѣтъ:

Лурканъ зовутъ его, и съ братомъ вмѣстѣ

Десятерыхъ положитъ онъ на мѣстѣ.

46.

Луркана брата онъ съ собой беретъ,

Велитъ ему оружье взять съ собою;

Но тайны ни ему не выдаетъ,

Ни ей подѣлится съ душой живою.

Поставилъ брата на стрѣлы полетъ.

«Заслышишь», говоритъ, «мой кличъ порою,

Спѣши ко мнѣ, а часа до того

Не покидай здѣсь мѣста своего».

46.

«Спокоенъ будь, иди», Лурканъ отвѣтилъ.

Аріодантъ неслышною стопой,

Противъ балкона, какъ ему отмѣтилъ

Соперникъ, скрылся въ хижинѣ пустой.

Пришелъ и Полинессъ, и гордъ, и веселъ

Задуманной имъ черной клеветой,

И подалъ знакъ. Меня втянулъ въ обманъ,

А мнѣ бъ такой и не приснился планъ.

47.

Одѣта въ платье бѣлое съ шитьемъ

Изъ золота, съ такими жъ полосами,

Съ узорами изъ алыхъ лентъ кругомъ,

И съ сѣткой золотой надъ волосами,

(То былъ уборъ княжны и ни на комъ

Еще невиданный), на знакъ, межъ нами

Условленный, и вышла на балконъ.

Балконъ же былъ открытъ со всѣхъ сторонъ.

48.

Межъ тѣмъ въ раздумьи былъ Лурканъ удалый,

Какъ бы не впалъ въ бѣду какую братъ,

Иль можетъ быть всѣмъ общая напала

Охота про чужое дѣло знать.

Какъ бы то ни было, лишь ночь настала,

За братомъ слѣдомъ сталъ онъ надзирать,

И крадучись пробрался на досугѣ

Туда, гдѣ братъ его сидѣлъ въ лачугѣ.

49.

А ничего не зная за собой,

Въ Жиневрины убравшися уборы

Я вышла на балконъ, какъ разъ, другой

На милаго уже являлась взоры.

Блестящей озаренные луной,

Виднѣлись всѣ мельчайшіе узоры.

Такъ позы я княжны переняла,

Что принята быть за нее могла.

50.

Ктому жъ не мало разстоянья было

Между балкономъ и домишкой тѣмъ,

Гдѣ братья прятались; и такъ постылый

Обманъ не могъ разгаданъ быть ни кѣмъ.

Подумай, какъ терзалась, какъ изныла

Душа Аріоданта! Между тѣмъ

Шелковую я лѣстницу спускаю,

И съ радостью обманщика встрѣчаю.

51.

Его я обнимаю какъ всегда,

Не зная, что ужъ я не невидима,

Въ чело цѣлую, въ очи и въ уста,

Какъ и всегда въ любви неутолимой.

Со мной и онъ нѣжнѣе, чѣмъ когда,

Ласкаетъ въ злобѣ той непроходимой

Къ сопернику, котораго призвалъ,

Чтобъ душу онъ тѣмъ зрѣлищемъ терзалъ.

52.

И онъ успѣлъ! Аріодантъ въ такое

Унынье впалъ, что тутъ же порѣшилъ

Не пережить позоръ, глумленье злое,

И ужъ къ груди мечъ острый заносилъ,

Да мечъ отвелъ братъ во время благое.

Онъ тоже зрителемъ свиданья былъ,

Но Полинессъ къ нему стоялъ спиною,

И такъ онъ не узналъ, кто былъ со мною.

53.

Меня жъ и онъ за Жиневру принялъ.

Но тутъ къ Аріоданту устремился,

И во время мечъ острый удержалъ,

Успѣлъ отвесть, иль съ братомъ бы простился.

«Безумецъ, братъ несчастный», онъ вскричалъ,

«Иль совѣсти, иль ты ума лишился?

Тебя ли на смерть женщина сведетъ?

Пусть всѣхъ сперва лиха бѣда возьметъ.

54.

И смерть на ту, что смерти заслужила,

Своей же дорожи, чтобъ съ честью пасть.

Любить Жиневру прежде можно было,

Теперь позоръ, презрѣнье ей на часть,

Теперь, когда въ глаза насъ убѣдила,

Сколь низкая владѣетъ ею страсть —

А мечъ храни, ее чтобъ на аренѣ

Предъ королемъ изобличить въ измѣнѣ».

55.

Застигнутый, на время отложилъ

Ужасное несчастный покушенье,

Но глубоко онъ въ сердцѣ затаилъ

Глубокое отъ жизни отвращенье.

Что жизнь ему, коль все, чѣмъ дорожилъ

Мгновенное похитило крушенье.

Но брата надо успокоить. Онъ

Представился, что братомъ убѣжденъ.

56.

Затѣмъ, на утро, не сказавъ ни слова,

Ни брату, никому, онъ вдаль бѣжалъ.

Печаль гнала его бѣжать отъ крова.

Куда? — Дни многіе никто не зналъ;

Ни о печали, кромѣ Дука злаго,

Да брата, ничего никто не зналъ.

А впрочемъ много разговоровъ было

О немъ, и слуховъ при дворѣ ходило.

57.

Восьми за тѣмъ прошло не болѣ дней.

Невѣдомъ странникъ къ Жиневрѣ явился,

И вѣсть не добрую приноситъ ей:

Аріодантъ несчастный утопился

Въ морской пучинѣ. Жизни нить своей

Самъ вольной волею пресѣчь рѣшился;

Съ утеса въ море онъ стремглавъ прыгнулъ,

И въ омутѣ бездонномъ потонулъ.

58.

«До смерти», молвитъ онъ, "за дней немного

Случайно витязь встрѣтился со мной,

И мнѣ сказалъ: «пойдемъ, и дай мнѣ слово

Сказать Жиневрѣ бывшее со мной,

Скажи еще: виной событья злаго,

Что скоро совершится предъ тобой.

Виною, что я видѣлъ слишкомъ ясно,

Что зрѣніе мнѣ было даръ ужасный.

59.

„Близь капобала путь нашъ проходилъ,

Гдѣ выбѣгаетъ въ море мысъ высокій.

Лишь кончилъ рѣчь, съ утеса соскочилъ

Стремглавъ несчастный въ океанъ глубокій,

А я сюда, какъ можно поспѣшилъ

Тебѣ повѣдать рокъ его жестокій“.

Внимаетъ рѣчи бѣдная княжна,

Испугана, нѣма, какъ смерть блѣдна.

60.

Но Боже! что потомъ съ принцессой стало,

Когда очнулась отъ тоски нѣмой.

Какъ съ воплемъ на себѣ уборъ терзала,

Какъ и косы не жаль ей золотой,

И ринувшись на ложе, повторяла

Аріоданта возгласъ гробовой:

Виною смерти лютой и напрасной,

Одно виной, что видѣлъ слишкомъ ясно.

61.

Межъ тѣмъ недобрая молва прошла,

Что на себя отъ горя поднялъ руки

Аріодантъ. Грусть въ сердцѣ короля,

Ни у кого по немъ глаза не сухи;

Но пуще всѣхъ Луркана грусть была,

И пуще всѣхъ терзаютъ сердца муки.

По братѣ миломъ такъ Лурканъ тужилъ,

Что самъ съ собой едва не порѣшилъ,

62.

И часто, лютой мучимый тоскою,

Онъ думаетъ, что брата онъ лишенъ

Единственно Жиневриной виною:

Не провинись она, живъ былъ бы онъ.

И мести жаждой запылалъ такою

Лурканъ, и гнѣвомъ такъ онъ распаленъ,

Что ни по чемъ и милость королева,

И не страшится королева гнѣва.

63.

И, выбравъ день, когда былъ собранъ дворъ,

Предъ королемъ онъ держитъ рѣчь такую:

„Знай, Государь, знай и вельможъ соборъ,

Что причинило брату смерть лихую.

Виновна Жиневра: ея позоръ

Увидѣвъ, смерть себѣ нанесъ онъ злую.

Дѣвическій она забыла стыдъ,

А стыдъ ея не мотъ онъ пережить.

64.

Ее любилъ онъ чистою любовью,

Любила, думалъ, и она его,

И чаялъ заслужить трудами, кровью,

На бракъ благословенья твоего.

Но вотъ“, и тутъ повелъ онъ грозно бровью,

„Ему лишь лепестки, а, на его

Глазахъ, на яблонь влѣзъ и плодъ священный

Другой сорвалъ рукою дерзновенной“.

66.

И разсказалъ, что въ очью видѣлъ самъ:

Какъ вышла и какъ лѣстницу спустила,

И какъ по ней черезъ балконъ къ дверямъ

Вбѣжалъ, по данному ей знаку, милый,

Но кто? — не зналъ (переодѣтъ былъ тамъ

Злодѣй, и видъ прическа измѣнила).

Сказавъ, Лурканъ прибавилъ: „правду словъ

Моихъ я шпагой доказать готовъ“.

66.

Представь, какъ огорченъ отецъ глубоко,

Заслышавъ дерзостный на дочь навѣтъ.

Кто могъ имѣть хоть мысли тѣнь далекой,

Что Жиневра такъ глубоко падетъ?

Отцу же нашъ велитъ законъ жестокій

Предать ее огню. Спасенья нѣтъ,

Защитника она коль не добудетъ,

Иль побѣжденъ ея защитникъ будетъ.

67.

Должно быть знаешь этотъ ты законъ,

Которымъ женщина или дѣвица

Безжалостно ведется на огонь,

Когда въ любви, въ преступной, провинится.

Но спасена быть можетъ, коль найденъ

Защитникъ ей, истецъ изобличится,

И Божій судъ докажетъ, что она

Невинная на смерть осуждена.

68.

Тому и руку дочери несчастной

Король съ богатымъ вѣномъ обѣщалъ

Кто отъ вины спасетъ ее напрасной.

(Напрасной онъ всегда ее считалъ).

Но дни идутъ, борца ждутъ ежечасно,

Но не слыхать, чтобъ кто защиту взялъ.

Лурканъ въ бою соперника не знаетъ,

И до сихъ поръ никто не выступаетъ.

69.

Какъ на бѣду, такъ злой устроилъ рокъ,

Что нѣтъ ея здѣсь брата молодаго.

Вотъ скоро годъ, что бранный кличъ увлекъ

Зербина вдаль отъ родины и крова.

Гдѣ онъ, не знаемъ, а уходитъ срокъ.

Дошла бы вѣсть до принца удалаго,

Къ сестрѣ на помощь прискакалъ бы онъ,

Когда бы во время былъ извѣщенъ.

70.

Межъ тѣмъ король, довѣдаться желая

О Жиневрѣ, и не однимъ мечемъ,

Виновна ль точно, клевета ли злая

Надъ ней виситъ, и надъ его челомъ,

Къ допросу дамъ ея зоветъ, считая

Отъ нихъ дознаться о навѣтѣ зломъ.

Зачуявъ, что грозитъ, коль буду взята,

За Полинесса страхомъ я объята,

71.

И изъ дворца, дождавшись мглы ночной,

Смущенная къ нему я поспѣшила,

И говорю, что ждетъ его со мной,

Коль на допросъ предстану я постылый.

Благодаритъ меня притворщикъ злой,

И, чтобы впредь ничто мнѣ не грозило,

Съ двумя слугами въ свой одинъ кастель

Онъ шлетъ меня, не далеко отсель.

72.

Скажи, синьоръ, иль Полинессу мало

Я знаковъ пламенной любви дала?

Мнѣ ль имъ любимой быть не надлежало,

Его ль въ долгу считать я не могла?

И вотъ пора возмездія настала.

Внимай, что отъ него я обрѣла,

И скажешь: бѣднымъ женщинамъ напрасно

Отвѣта ожидать любви ихъ страстной.

73.

Самъ чуждъ любви и чести, на меня

Онъ наконецъ набросилъ подозрѣнье,

Что если хитрости его открою я?

И сердце точить черное сомнѣнье.

Подъ видомъ скрыть меня отъ короля,

Пока его не минетъ раздраженье,

Меня въ надежный, будто, замокъ шлетъ,

А шлетъ туда, меня гдѣ гибель ждетъ.

74.

И провожатымъ въ злобѣ безконечной

Въ глубь лѣса завести меня велитъ,

И тамъ убить въ замѣнъ любви сердечной,

Что извергу далась, забывши стыдъ.

Не будь тебя, убили бы конечно!

Вотъ, рыцарь, что пришлось мнѣ пережить,

И такова тому любви награда,

Которому одна въ любви отрада».

76.

Такъ говоритъ она и плачетъ вновь.

Но витязю теперь стезя прямая,

Какъ изъ Далиндиныхъ увѣдалъ словъ,

Что даромъ страждетъ Жиневра младая.

Коль прежде стать былъ за нее готовъ,

Виновна ли она, иль нѣтъ, не зная;

Теперь, какъ явна клевета предъ нимъ,

Онъ рвеніемъ исполнился святымъ.

76.

Въ престольный градъ, Андрея градъ святаго,

Шотландіи король гдѣ пребывалъ,

Гдѣ ожидали поля роковаго,

Стать за принцессу рыцарь поспѣшалъ,

И гналъ коня, Баярда ретиваго.

Такъ быстро къ городу онъ графа мчалъ,

Что вотъ ужъ доскакалъ онъ до предмѣстья,

Какъ тутъ гонецъ далъ свѣжія извѣстья:

77.

Что появился витязь съ дальнихъ странъ,

И за принцессу выѣдетъ на поле,

Гербъ витязя невѣдомъ, не признанъ,

Никто сказать не могъ, кто онъ, отколѣ?

«Какъ прибылъ незнакомый рыцарь къ намъ,

Забрала не снималъ. Скажу вамъ болѣ,

И самъ стремянный увѣрялъ его,

Что рыцаря не знаетъ своего».

78.

Еще не много, — у столицы стали,

У самыхъ стѣнъ; подъѣхали къ вратамъ,

Далиндѣ страшно было ѣхать далѣ,

Но ѣдетъ, внявъ Ринальдовымъ словамъ.

Подъѣхали, — но имъ не отпирали.

На спросъ «зачѣмъ», приставленные тамъ

Сказали, что столица опустѣла,

Всѣ за городъ бѣгутъ громадой цѣлой,

79.

На поединокъ чтобъ не опоздать.

Невѣдомъ рыцарь вызвалъ де Луркана;

За городомъ бой ужъ идетъ, слыхать,

Гдѣ отведенъ подъ поле лугъ пространный;

Ринальду отперъ стражъ врата; опять

Замкнулъ. Народъ уходитъ безпрестанно

За городъ, и Ринальдъ туда спѣшилъ,

Далинду же въ пріютѣ помѣстилъ,

80.

Сказавъ, чтобы его здѣсь ожидала,

Что скоро возвратится онъ за ней,

А самъ помчался въ поле, гдѣ пылала

Дуэль двухъ рыцарей, все злѣй и злѣй.

Кого изъ двухъ побѣда ожидала?

Принцессу уличитъ Лурканъ, иль ей

И жизнь и честь спасетъ сей неизвѣстный

Поборникъ, чудный ангелъ какъ небесный?

81.

Въ оградѣ рыцари (ихъ шесть числомъ)

Стояли пѣшіе, одѣты въ латы.

Одинъ на кровномъ жеребцѣ верхомъ,

Албанскій дукъ, принцессы врагъ заклятый.

Верховный маршалъ, правитъ онъ жезломъ

Какъ поле, такъ и бранныя палаты.

Бѣда грозитъ несчастной! Извергъ радъ,

Изъ глазъ его сверкаетъ истый адъ.

82.

Но вотъ Ринальдъ! Черезъ толпы народа

Задержки борзому Баярду нѣтъ.

Баярда издали видна порода,

Кто подъ ноги попался, тотъ отпѣтъ.

Высокаго и всадникъ смотритъ рода;

Не трудно рыцарства признать въ немъ цвѣтъ.

И къ мѣсту короля онъ подъѣзжаетъ;

Всякъ вслушаться въ рѣчь витязя желаетъ.

88.

Онъ вскрикнулъ, глядя на высокій тронъ:

«Сиръ, не дозвольте битвѣ длиться долѣ.

Изъ двухъ кто ни падетъ, напрасно онъ

Кровь неповинную прольетъ на полѣ.

Одинъ за правду сталъ, въ ней убѣжденъ,

Но онъ не правъ, хоть лжетъ онъ поневолѣ.

Ложь самая, изъ за которой братъ

Погибъ, онъ поднялъ за нее булатъ.

.

Другой, правъ иль не правъ, онъ самъ не знаетъ.

Единственно по сердца добротѣ

Онъ за несчастную мечъ обнажаетъ,

На помощь угнетенной красотѣ.

Невинность мой приходъ сюда спасаетъ,

Приноситъ кару черной клеветѣ.

Но, ради Бога, битву разнимите,

За тѣмъ вниманьемъ рѣчь мою почтите».

85.

Ринальдъ такъ удивляетъ короля,

Такое рѣчь вселяетъ уваженье,

Что тутъ-же мановеніемъ жезла,

Король прервалъ кипѣвшее сраженье.

Ринальдъ, тѣмъ часомъ, не сходя съ сѣдла,

Лишь только стихло общее волненье,

Предъ королемъ, предъ всѣми разсказалъ,

Какъ Полинессъ принцессу оболгалъ.

86.

За тѣмъ въ бою честномъ онъ предлагаетъ

Провѣрить подлинность всѣхъ словъ своихъ.

Позвали Полинесса. Измѣняетъ

Ему увѣренность, и блѣденъ ликъ;

Вину однако дерзко отрицаетъ.

Тогда Ринальдъ: «Довольно словъ пустыхъ!»

Ристалище открыто и готово,

И начался бой на аренѣ новый.

87.

Ждетъ съ трепетомъ король, ждетъ весь народъ,

Принцессы оправданіе прекрасной;

Что праведное небо знакъ пошлетъ,

Что на нее извѣтъ взведенъ напрасный!

А Полинессъ за хищника слыветъ,

Всѣмъ Полинесса вѣдомъ нравъ ужасный:

Такъ ни одной души не удивитъ,

Во лжи-ль Ринальдъ его коль уличитъ.

88.

Взялъ поле Полинессъ; души безбожной

Тревогу кажетъ на челѣ своемъ.

Раздался третій гласъ трубы тревожной —

Летятъ въ атаку, прахъ взвился столбомъ.

Ринальдъ, чтобъ праздникъ кончить сколь возможно

Скорѣй, въ грудь мѣтитъ прямо копіемъ.

И вышло, какъ задумано имъ было,

Сраженный въ грудь палъ клеветникъ постылый,

89.

На вылетъ пораженъ, съ коня долой

Онъ въ прахъ повергнутъ отъ коня далеко.

Спрыгнулъ Ринальдъ и мощною рукой

Съ главы сраженнаго снялъ шлемъ высокій.

Злодѣю не до битвы той порой,

Пощады молитъ отъ руки жестокой,

И признается въ клеветѣ своей

Предъ королемъ и всѣмъ дворомъ злодѣй.

90.

Не кончилъ рѣчь. На половинѣ слова

Порвался голосъ, отлетѣлъ и духъ.

Спасенью дочери отъ рока злаго,

Отъ клеветы, костра и страшныхъ мукъ,

Такъ радъ король, какъ-бы зачуялъ снова

На головѣ едва не выпавшій изъ рукъ

Златой вѣнецъ, и болѣ несравненно,

А паладина чествуетъ отмѣнно.

91.

Когда-жъ Ринальдъ съ главы забрало снялъ,

Лице родное видя предъ собою,

Онъ къ небу руки радостно поднялъ,

Что милостью благословленъ такою.

Другой-же витязь, тотъ что невѣдомъ сталъ

За Жиневру, той грустною порою,

Когда позоръ и казнь грозили ей,

Отъ зрѣлища не отводилъ очей.

92.

Къ нему король тутъ съ рѣчью обратился,

Просилъ его назваться, шлемъ поднять:

«Спасителемъ ты», молвитъ, «мнѣ явился,

И жажду, чѣмъ могу, тебѣ воздать».

Такъ проситъ онъ, но тотъ не торопился,

А поднялъ шлемъ. — «Онъ», разомъ всѣ кричатъ,

А кто? Другое передастъ сказанье,

Коль мнѣ еще даруете вниманье.

ПѢСНЬ ШЕСТАЯ.

1.

Плохой на дѣло темное разсчетъ,

Что де на вѣкъ отъ всѣхъ оно сокрыто.

Пусть всѣ молчатъ, такъ вѣтръ вдругъ зареветъ,

И самая земля, гдѣ зло зарыто.

Порою небо такъ все поведетъ,

Что преступленье будто и забыто,

Да самъ себя, нежданно для людей,

И не хотя, самъ выдаетъ злодѣй.

2.

Питалъ надежду Полинессъ несчастный,

Злодѣйства своего концы закрыть,

Когда Далиндѣ, въ дѣлѣ томъ участной,

Уста на вѣкъ съумѣетъ заградить.

Задумалъ подвигъ новый и ужасный,

Но имъ свою лишь участь ускоритъ:

Имъ прежнее раскрылъ онъ злодѣянье,

Имъ на себя накликалъ наказанье.

3.

И съ жизнью санъ, друзей онъ потерялъ,

И честь, что выше жизни всѣ считаютъ.

О витязѣ я прежде вамъ сказалъ:

Кто онъ, король и дворъ узнать желаютъ.

Забрало наконецъ онъ приподнялъ.

«Аріодантъ», всѣ разомъ восклицаютъ.

Аріоданта онъ черты открылъ,

Который краемъ всѣмъ оплаканъ былъ,

4.

Котораго погибшимъ всѣ считали,

По комъ лила Жиневра столько слезъ,

Братъ чуть не обезумѣлъ отъ печали,

И самъ король душевный трауръ несъ.

Вотъ онъ, какъ встарь, предъ ними блещетъ въ стали.

Знать ложную тотъ странникъ вѣсть принесъ.

Нѣтъ! Точно на глазахъ его съ вершины

Въ морскія витязь бросился пучины.

5.

Но какъ бываетъ часто, что иной

Въ уныньи смерть зоветъ, успокоенья

Ждетъ отъ нея, и смерть-же всей душой

Клянетъ, ея зачуявъ приближенье;

Аріодантъ, очнувшись подъ волной,

Вдругъ ощутилъ отъ смерти отвращенье

И, такъ какъ плавать витязь былъ удалъ,

Изъ бездны всплылъ и къ берегу присталъ.

6.

И, самъ себя въ безумьи укоряя,

Еще вода ручьемъ съ него текла,

Пустился въ путь, и вотъ тропа крутая

Его къ пустынной кельи привела,

Въ которой онъ и скрылся, ожидая

Развѣдать, Жиневра какъ приняла

Вѣсть о его судьбѣ: была-ль ей рада,

Иль грусть ей овладѣла, иль досада.

7.

Сперва онъ у пустынника узналъ,

Какъ горько Жиневра по немъ тужила;

(Про безутѣшную ея печаль

Повсюду въ островѣ молва ходила).

Совсѣмъ иного витязь ожидалъ,

Судя по мнимо-видѣнномъ, отъ милой.

За тѣмъ пронесся слухъ другой: она

Лурканомъ предъ отцомъ обвинена.

8.

На брата гнѣвомъ сердце закипѣло,

Такъ все еще онъ Жиневру любилъ.

Какъ братъ дерзнулъ на это злое дѣло,

Хоть правое? И слухъ еще ходилъ,

Что вся Шотландія отца жалѣла,

Но онъ нигдѣ борца не находилъ,

Затѣмъ, что всѣ богатыремъ считаютъ

Луркана, и съ нимъ встрѣчи избѣгаютъ.

9.

А главное: его считаетъ свѣтъ

За мужа нрава честнаго, прямаго,

И не способнаго на злой извѣтъ.

Ему-ль борцемъ стать клеветы бѣдовой?

Иной страшился даже дать отвѣтъ,

Какъ-бы не взять защиту дѣла злаго.

Аріодантъ, все обсудивъ съ собой,

Рѣшилъ за Жиневру вступить съ нимъ въ бой.

10.

Иль допущу, онъ думалъ думой страстной,

Чтобъ умерла изъ-за меня она?

Я-ль, зритель праздный, безучастный,

Ее увижу жертвою огня?

Все-же она кумиръ любви несчастной,

Все свѣтъ очей моихъ она одна.

Правъ я иль нѣтъ, и что-бъ со мной ни было,

Хоть смерть, я стану на защиту милой.

11.

Не правъ я, знаю, но пусть будетъ такъ,

Пусть я умру, не смерть меня смущаетъ,

Смущаетъ то, что разъ паду я въ прахъ,

Костеръ такую жертву ожидаетъ;

Но въ самой смерти не лишенъ я благъ.

Тотъ Полинессъ, къ кому она пылаетъ,

Увидитъ, какъ онъ медленно спѣшитъ

Ее отъ казни злой освободить.

12.

А я, такъ горько ею оскорбленный,

Духъ за нее предъ нею испущу.

И брату за огонь, имъ возмятенный,

Моею смертью также отомщу,

Пусть плачется и кается надменный,

Узнавъ того, кто жертвой палъ мечу.

Разить за брата чая супостата,

Своей рукой лишитъ онъ жизни брата.

13.

Додумавъ думу горькую, коня

Взялъ воронаго; подъ одеждой черной

Скрылъ броню; стали тусклой и она.

На всемъ печать и цвѣтъ тоски упорной.

Оруженосецъ, чуждый въ краѣ томъ сполна

Служилъ ему и вѣрно и проворно.

И такъ, невѣдомъ никому, на бой

Смертельный съ братомъ ѣхалъ витязь мой.

14.

Я вамъ сказалъ уже, что съ битвой стало,

И какъ Аріодантъ себя открылъ,

Какъ радъ король не менѣе, ни мало,

Какъ, радъ спасенью дочери онъ былъ.

И мысль ему на сердце тутъ запала,

Какъ вѣренъ витязь, дочери какъ милъ,

Какъ, несмотря на кровную обиду,

Шелъ противъ брата на ея защиту.

15.

Аріоданта онъ любилъ и уважалъ,

Какъ всѣ. Уваживъ общее желанье,

Ринальду внявъ, благословенье далъ

Король четѣ на бракосочетанье.

Какъ Полинессъ дукатъ свой потерялъ,

И ленное дукатомъ обладанье

Вернулось къ королю; по волѣ всѣхъ

Албанскимъ дукомъ зятя онъ нарекъ.

16.

Ринальдъ Далиндѣ испросилъ прощенье.

Изъ родины несчастная спѣшитъ,

И скрылась въ Данію, чтобъ заблужденья

Минувшихъ дней оплакавъ, обратить

Остатокъ дней на подвиги спасенья,

И скромной инокиней вѣкъ дожить.

Но время посмотрѣть теперь приспѣло,

Какъ иппогрифомъ правитъ витязь смѣлый.

17.

Хотя Рогеръ не вѣдалъ за собой

Ни тѣни страха, робости постылой,

Но кто поручится, что той порой

Ни мало сердце въ немъ не пріуныло.

Давно оставилъ витязь за спиной

Европу, и его ужъ уносило

За тотъ проливъ, Алкидъ гдѣ древле самъ

Поставилъ два столба въ предѣлъ пловцамъ.

18.

А иппогрифъ, загадочная птица,

Такъ быстро по небу Рогера несъ,

Что врядъ догнала-бы его орлица,

Съ которой мечетъ молніи Зевесъ.

Нѣтъ твари той, что быстротой сравнится

Съ иппогрифомъ, едва-ль быстрѣе бѣсъ;

Чай и перуны самые едва-ли

Быстрѣе на землю съ небесъ спадали.

19.

Рогера далеко мчалъ иппогрифъ,

Все прямо мчалъ небесною тропою,

И наконецъ вотъ онъ съ небесныхъ нивъ

Спускается размашистой дугою,

На островъ правя свой полетъ ретивъ.

А островъ тотъ напоминалъ собою,

Куда въ слѣдъ нимфы странною стезей

Подъ моремъ нѣкогда спѣшилъ Алфей.

20.

По небу сколько ни леталъ, милѣе

Нигдѣ не видѣлъ витязь уголка,

И врядъ нашелъ-бы краше, веселѣе,

Хоть осмотрѣлъ-бы міръ весь свысока.

Сюда, кружась все шире и смѣлѣе,

Крылатый конь доставилъ сѣдока,

Луга и нивы, злачныя равнины,

Прозрачны воды, тихія долины,

21.

Кедровы рощи взоры веселятъ.

Здѣсь лавры средь черемухи душистой,

Лимоны съ цвѣтомъ и съ плодомъ стоятъ,

И съ стройной пальмой тополь серебристый.

Деревья путника къ себѣ манятъ,

Манятъ вздохнуть подъ сѣнью ихъ тѣнистой;

А въ вѣтвяхъ, защищенный отъ лучей,

Безпечный пѣсни ладитъ соловей.

22.

А по лугамъ, усѣяннымъ цвѣтами,

Поросшимъ вѣчно злачною травой,

Рѣзвятся зайцы, кролики стадами,

Опасности не зная никакой;

Олени съ горделивыми рогами

Пасутся, иль играютъ межъ собой.

Здѣсь серпы, лани прыгаютъ по волѣ;

Вдали людей имъ полное раздолье.

23.

Теперь такъ низко иппогрифъ леталъ,

Что соскочить уже не больно страшно,

И на земь такъ Рогеръ прыжокъ задалъ,

Что очутился на лужайкѣ злачной,

Но изъ руки узду не выпускалъ;

А чтобы звѣрь не вырвался несчастный,

Чрезъ вѣтки мирта повода провелъ,

Что между тополемъ и лавромъ цвѣлъ.

24.

Здѣсь бьетъ родникъ волною серебристой,

Тѣнь елей, тополей надъ родникомъ,

Прохладой вѣетъ отъ него душистой,

Отрада утомленному путемъ.

Снявъ броню, шлемъ, водой омылся чистой

Рогеръ и озирается кругомъ.

Неслись зефиры изъ волшебной дали,

И въ вѣткахъ древъ шумѣли и играли.

25.

Черпнетъ прохладной влаги онъ порой,

Чело, уста остудитъ той водою.

Измучилъ такъ его палящій зной,

Такъ витязь бронью утомленъ стальною.

Не диво, что томится витязь мой;

Безъ отдыха, заоблачной страною

Въ оружьи, въ брони съ головы до ногъ,

Полсвѣта скорый обскакалъ ѣздокъ.

26.

У мирта иппогрифъ въ глуши зеленой

Привязанъ за узду стоялъ; какъ вотъ,

Чего-то испугавшись въ рощѣ темной,

Взбѣсился вдругъ, и фыркаетъ, и ржетъ,

Миртъ топчетъ, рветъ, крушитъ неугомонный,

Цвѣты и вѣтки пухомъ сѣетъ въ летъ.

Но какъ ни бьется, сила не поможетъ,

Отъ мирта оторваться онъ не можетъ.

27.

Какъ съ ноздреватой сердцевиной сукъ

Коль на огонь однимъ концомъ поставить,

Лишь полымемъ пройметъ въ немъ спертый духъ,

И разрѣдиться жаръ его заставитъ;

Застонетъ онъ, какъ-бы заропщетъ вслухъ,

И ворча путь себѣ на волю справитъ.

Такъ ворча миртъ поруганный вопилъ,

И гнѣвомъ наконецъ кору пробилъ.

28.

Откуда вышелъ гласъ печали полный,

И рѣчью складной внятный гласъ звучалъ:

«Коль жалости не чуждъ ты сердобольной,

— А сердце доброе твой видъ вѣщалъ —

Отъ мирта, съ кѣмъ я связанъ здѣсь невольно,

Тварь отведи. Довольно я страдалъ,

Довольно собственной жестокой доли,

Безъ новой, безъ извнѣ пришедшей боли»

29.

Едва Рогеръ заслышалъ гласъ чужой,

Какъ поднялъ очи и вскочилъ мгновенно;

Когда-жъ услышалъ голосъ подъ корой,

Впалъ витязь въ ужасъ необыкновенный,

Отвелъ коня, и съ трепетной душой,

Съ стыдливой краской на лицѣ, смиренно,

«Прости меня», вскричалъ, «кто бъ ни былъ ты

Дріада ли, иль смертный духъ, прости.

30.

Не зная, что подъ миртовой корою

Душа живая узницей жила,

Небрежной потревожилъ я рукою

Уборъ и зелень твоего ствола.

Но гнѣвъ на милость положи со мною.

Кто ты, и какъ суровая могла

Кора скрыть душу существа живаго?

Да сохраниться ты отъ жребья злаго.

31.

Когда-бъ загладить рокъ счастливый далъ

Проступокъ, плодъ случайности несчастной,

Клянусь я той, которой обѣщалъ

Служить всѣмъ сердцемъ, какъ царицѣ властной,

Клянусь исполнить, что-бъ мнѣ ни задалъ.

Самъ скажешь, что я клялся не напрасно».

Рогеръ покончилъ съ рѣчью такъ своей,

А миртъ весь вздрогнулъ съ вѣтвей до корней,

32.

И влага на корѣ его пробила.

Такъ свѣжій лѣсъ изъ рощи зеленой,

Когда огнемъ палящимъ охватило,

На немъ сокъ частой выступитъ слезой.

И началъ миртъ: «Знать время наступило

Мнѣ сдаться на привѣтъ радушный твой.

Открыть, и кто я былъ порой былою,

И кѣмъ подъ мирта заточенъ корою.

33.

Астольфъ я, Карла паладиномъ слылъ,

Въ турнирахъ, битвахъ славою покрытый.

Я братъ Роланду *) и Ринальду былъ,

Всѣ три одной семьи мы именитой,

Оттона старшій сынъ. Мнѣ рокъ сулилъ

Британіи державу знаменитой.

Красавецъ самъ, плѣнялъ красавицъ я,

Но горемъ стала красота моя.

• ) Я пишу Роландъ. Одни итальянцы передѣлали это имя въ Orlando, и одни лишь Кохановскій (vzalony Orland) и Пушкинъ (въ извѣстномъ отрывкѣ) послѣдовали ихъ примѣру. Куда не заходило имя это, до самыхъ турокъ (въ Брусѣ показывали саблю, будто бы принадлежавшую Роланду), вездѣ оно начинается съ буквы R. Въ Reali (VI кн.) Милонъ, отецъ будущаго паладина, нарекалъ ему имя Roolando, и производитъ его отъ французскаго rooler (rouler) — потому что: „La prima volta ch’iolo vidi“, disse Milone, „lo vidi che rotоlava, ed in fraucese vuol dir rotolere roolar; e pevo — Jo voglio per rimembransa chè abbia nome come io lo vidi, eioè Rооlandо“.

34.

Изъ дальней Индіи шелъ я въ путь обратный,

Отъ острововъ, гдѣ многихъ насъ держалъ,

Меня, Ринальда и другихъ, превратный

Рокъ, заточенныхъ средь пустынныхъ скалъ;

(Намъ рыцарь Бравы силой необъятной

Изъ тѣхъ оковъ свободу даровалъ).

Я шелъ на Западъ по степи песчаной,

Борей гдѣ лютый дуетъ непрестанно.

35.

Разъ утромъ, путь-ли насъ привелъ, иль злой

Моей угодно было такъ судьбинѣ,

Смотрю, у моря замокъ предо мной.

А замокъ тотъ принадлежалъ Альчинѣ.

Прелестница, дворецъ покинувъ свой,

Одна сидѣла при морской пучинѣ.

Она, для вящшей прихоти своей,

Ловила рыбъ, безъ удъ и безъ сѣтей.

36.

Дельфины устремлялись къ ней стрѣлою,

Съ отверзстымъ зѣвомъ толстые тунцы;

Моржей, тюленей пестрою толпою,

Къ ней шлютъ и гонятъ моря всѣ концы.

И рыбы всѣ, и мелкая съ большою,

Обычнаго покоя бѣглецы,

Киты и капіелоты надъ волнами

Сверкаютъ исполинскими хребтами.

37.

Вотъ китъ поднялся надъ сѣдой волной;

Крупнѣй само и море не видало.

Шаговъ на сто поднялся надъ водой

Огромный звѣрь, и болѣе пожалуй.

Мечтой насъ всѣхъ онъ обуялъ одной,

(Такъ неподвижно чудище стояло),

Что это островъ небольшой стоитъ,

Громаденъ такъ и неподвиженъ китъ.

38.

То словомъ ихъ изъ зыбей океана

То вѣщимъ вызывала ихъ стихомъ.

Ихъ двѣ сестры: Альчина и Морчана,

Хоть обѣ о родствѣ молчали томъ.

Увидѣвъ насъ, виновница обмана,

Ко мнѣ нечистымъ вспыхнула огнемъ,

И порѣшила чарами своими

Меня съ друзьями разлучить моими.

39.

Привѣтливо она встрѣчаетъ насъ,

Граціозными и лестными рѣчами.

„Прошу“, сказала, „кавалеры, васъ

Потѣшиться морской охотой съ нами.

Увидите, едва промчится часъ,

Какъ мы наловимъ рыбъ, и съ чешуями,

И гладкихъ, и пушныхъ, и болѣ рыбъ,

Чѣмъ звѣздъ небесная считаетъ зыбь.

40.

Хочу еще вамъ показать сирену,

Что пѣснью бурно море усмиритъ,

Но надо перейти на ту арену“,

Сказала, указавъ на рыбу-китъ

„За мной, вѣдь храбрымъ море по колѣна“,

И прыгъ туда, что островомъ глядитъ.

Всегда бывъ слишкомъ скоръ, о чемъ жалѣю,

На мнимый островъ я бѣгу за нею.

41.

Киваетъ мнѣ Ринальдъ, чтобъ я не шелъ,

Дудонъ киваетъ, но, увы, напрасно.

Лишь для Альчины я глаза имѣлъ.

Бѣжитъ она, и я бѣгу несчастный.

Вдругъ дрогнулъ мнимый островъ, отошелъ,

И вдаль помчался съ быстротой ужасной.

Раскаялся я въ глупости моей,

Но поздно, берегъ прочь бѣжалъ съ очей.

42.

Ринальдъ пустился даже вплавь за мною,

Боролся съ моремъ на глазахъ моихъ.

Но фея бурю взбила надъ волною,

И мракомъ волны, небо скрыла въ мигъ.

Ринальдъ, не знаю, всплылъ-ли надъ волною,

Надъ нами-же небесный сводъ былъ тихъ.

Альчина всячески меня ласкала,

И сутки на китѣ томъ продержала.

43.

Пристали мы на этотъ островъ съ ней,

А острова часть большую отняла

Альчина у одной сестры своей,

Которая по праву состояла

Единственной отца наслѣдницей;

Затѣмъ, что тѣхъ сестеръ молва считала,

(Что подтвердилъ мнѣ, кто ихъ знаетъ родъ),

За гнуснаго кровосмѣшенья плодъ.

44.

И обѣ злы, Альчина съ той сестрою,

Онѣ порокамъ гнуснымъ преданы;

А та, святая, чистая душою,

Считается блаженствомъ всей страны.

Тѣ двѣ грозятъ ей вѣчною войною,

И, ненавистью черной къ ней полны,

Ужъ у нея отвоевать успѣли

Угодья, земли, многіе кастели.

45.

Отняли-бъ все, ограбили-бъ до тла

Сестру, которой имя Логистилла,

Да бухта съ этой стороны спасла,

А съ той цѣпь горъ безлюдныхъ защитила.

Такъ и у насъ живая грань прошла

И Бриттовъ отъ Шотландцевъ отдѣлила.

Но злыя сестры дышатъ только тѣмъ,

Какъ-бы сестрицу обобрать совсѣмъ.

46.

А злобы ихъ источникъ и начало,

Что злы онѣ, а жизни та святой.

Однако слушай, что со мною стало,

Какъ въ миртъ я обращенъ Альчиной злой.

Сперва меня Альчина баловала,

Жила лишь для меня, дышала мной.

А я, избранникъ женщины прекрасный,

Я въ сладкой нѣгѣ утопалъ несчастный,

47.

И весь огнемъ неистовымъ пылалъ.

Казалось, надъ моею головою

Рокъ всѣ блаженства жизни расточалъ,

Что скудною другимъ даетъ рукою,

И въ сытость никому не даровалъ.

Я все забылъ счастливой той порою,

И Францію, и все, чѣмъ дорожилъ

Сперва, все для прелестницы забылъ.

48.

И столько-же она меня любила,

И не хотѣла знать любви иной,

Хоть не впервой любовь она вкусила,

Водились шашни за ея душой.

Любовниковъ, однако, удалила,

И проводила день и ночь со мной.

Я всѣмъ ей былъ. Безъ моего, совѣта,

Ни дѣла ни начнетъ, ни дастъ отвѣта.

49.

Увы! ужель мнѣ раны растравлять,

Надежду потерявъ на врачеванье,

Былыя радости припоминать,

Когда о счастьи я дерзалъ мечтать,

О счастьѣ безъ измѣны, безъ скончанья,

Коварной я наскучить ужь успѣлъ.

Счастливецъ новый ею овладѣлъ.

50.

Узналъ я поздно нравъ ея безбожный,

Какъ, полюбивъ, умѣла разлюбить.

Два мѣсяца царилъ я безмятежно;

Вдругъ жезлъ другому долженъ уступить.

Меня изгнала Фея безнадежно

Въ презрѣніи, вдали, въ опалѣ жить.

Тутъ я узналъ, сколь многіе другіе,

Какъ я, безвинно терпятъ муки злыя.

51.

Никто чтобъ изъ опальныхъ не открылъ,

Бродя по свѣту, нравъ ея постылый,

Всѣмъ видъ жезлъ злой Альчины измѣнилъ:

Кому велитъ стать дубомъ, иль унылой

Сосной, инаго въ пальму превратилъ.

Мнѣ миртомъ прозябать здѣсь присудила

Она. Иной любовникъ бьетъ ключомъ,

Кто волкомъ рыщетъ, барсомъ, тигромъ, львомъ.

52.

И ты, синьоръ, что къ намъ стезею странной

Прибылъ на островъ этотъ роковой,

Чтобы любовникъ, для тебя изгнанный,

Сталъ дубомъ, звѣремъ, родникомъ, скалой;

Понравишься и ты непостоянной,

И счастливъ будешь, милый витязь мой;

Но не минуешь общій рокъ жестокій,

Стать камнемъ, звѣремъ, иль водой глубокой.

53.

Предостеречь тебя я долгомъ счелъ,

Хоть врядъ тебѣ мое послужитъ слово;

Однако лучше, чтобы къ ней ты шелъ,

И зналъ-бы нравъ ея на все готовый.

Но всякому особый данъ удѣлъ.

Быть можетъ будешь ты хитрѣй иного,

Быть можетъ дашь волшебницѣ отпоръ,

Чего никто не дѣлалъ до сихъ поръ».

54.

Рогеръ слыхалъ, что близкой былъ роднею

Астольфъ возлюбленной души своей,

И горько сѣтуетъ, что подъ корою

Куста томится витязь столько дней.

Для Брадаманты радъ-бы всей душою

Помочь. Но дѣло труднаго труднѣй,

Волшебное распутать заточенье;

И такъ одно доступно, — сожалѣнье.

55.

Погоревавъ какъ зналъ, спросилъ потомъ:

Иль къ Логистиллѣ нѣтъ пути такого,

Горой-ли, доломъ-ли, пѣшкомъ, верхомъ,

Чтобъ миновать Альчины рукъ и крова?

«Есть», отвѣчаетъ миртъ, «но тѣмъ путемъ

Препятствій много, жди труда большого.

Отсюда вправо надо повернуть,

И все держать въ крутую гору путь.

56.

Не думай, впрочемъ, что уйти далеко

Успѣешь той дорогою крутой:

Ты встрѣтишь скоро тамъ народъ жестокій,

И вѣдаться придется съ ихъ толпой.

Стѣна онъ для Альчины, ровъ глубокій,

Задумай отъ нея бѣжать иной».

Рогеръ, простившись съ миртомъ о ту пору,

Путь взялъ, совѣтъ обдумавъ, въ гору.

57.

А иппогрифа, развязавъ, ведетъ

Рогеръ въ поводьяхъ, шагомъ, за собою;

Не думаетъ взобраться на хребетъ,

Летать вновь, противъ воли, подъ луною.

И къ Логистиллѣ, думаетъ, пройдетъ,

Хоть трудною, но вѣрною тропою.

Рѣшился, что-бы ни случилось тамъ,

«Собой Альчинѣ завладѣть не дамъ».

58.

А въ крайности, при немъ скакунъ крылатый.

Умчится по небу отъ феи злой.

Да плохо слушается звѣрь проклятый,

Нѣтъ ладу съ нимъ, ни шпорой, ни уздой.

Ну, думалъ, остріемъ пробьюсь булата.

Пустою витязь задался мечтой.

Едва осталось море за плечами,

Альчины градъ сверкаетъ предъ глазами.

59.

Ужъ издали видна его стѣна,

И много та стѣна земли объяла;

Кажись до неба высилась она,

Какъ-бы червоннымъ золотомъ сверкала.

Пусть переспоритъ кто нибудь меня:

«Алхимія стѣной», молъ, «заправляла».

Быть можетъ такъ, а можетъ быть и время;

Мнѣ золото, что золотомъ блеснетъ.

60.

Какъ подошелъ онъ къ той стѣнѣ богатой,

Что въ цѣломъ мірѣ не найти такой,

Путь измѣнилъ Рогеръ, имъ прежде взятый,

Ведущій прямо въ замокъ золотой,

И вправо крутизною взялъ покатой

Дорогу въ горы витязь удалой.

Но съ грубой вскорѣ встрѣтился ордою.

Идти впередъ нельзя, какъ развѣ съ бою.

61.

Никто не видывалъ страшнѣй толпы,

Столь страшныя, чудовищныя лица.

Кто человѣкъ отъ шеи до стопы,

А рожей обезьяна, кошка, птица;

Козла копытомъ у того пяты:

Центавровъ скорыхъ шайка тамъ толпится.

Кто нагъ, кто рысьей шкурою покрытъ,

Кто юнъ, кто старъ, а съ виду всякъ сердитъ.

62.

Кто скачетъ на конѣ и правитъ гривой,

Кто на волѣ плетется, иль ослѣ.

Кого на холку взялъ центавръ игривый.

Кто на орлѣ, на страусѣ, на журавлѣ.

Кто дуетъ въ рогъ, въ трубу, въ свистокъ пискливый.

Самцы есть, самки; есть, что на землѣ

Слывутъ: двуснасты. Кто взялъ колъ, кто шило,

Кто крюкомъ машетъ, кто желѣзной вилой.

63.

Вотъ выступаетъ шайки атаманъ

Съ лицомъ одутловатымъ и пузатый.

На черепахѣ онъ ползетъ на брань,

На черепахѣ, твари косолапой.

Его глаза хмѣльной покрылъ туманъ,

Коня подъ нимъ въ уздѣ вели ребята.

Тотъ лобъ ему, хмѣльному, утиралъ,

Тотъ полотенцемъ свѣжесть навѣвалъ.

64.

Тутъ нѣкто съ человѣчьими ногами,

Но съ мордой и чутьемъ собаки злой,

На витязя заскрежеталъ зубами,

И съ лаемъ гонитъ вспять къ стѣнѣ златой.

Рогеръ ему: «тебѣ не сладить съ нами,

Доколь я живъ, и это вотъ со мной».

И шпагой машетъ надъ его башкою,

И шпагой машетъ прямо предъ собою.

65.

Тутъ пикой витязю грозитъ уродъ,

Да больно витязь ловокъ на парады.

Отбивъ ударъ, самъ далъ ему въ животъ,

Что выступилъ клинокъ на четверть сзади.

На дикій грянулъ тутъ Рогеръ народъ.

Но все ростутъ народныя громады,

Со всѣхъ сторонъ разятъ его, тѣснятъ,

Хоть наповалъ ихъ бьетъ онъ и подрядъ.

66.

Того до зубъ разсѣкъ, по грудь иного

Рогеръ взбѣшенный противъ злой орды.

Отъ добраго меча не съищешь крова,

Шлемъ не спасетъ главы, ни щитъ груди.

Но дикія толпы роятся снова.

Чтобы пробить густые ихъ ряды,

Чтобъ отъ орды отдѣлаться постылой,

Рукъ Бріарея врядъ-ли бы хватило.

67.

Открыть додумался-бы витязь щитъ,

Что нѣкогда въ рукахъ былъ Некроманта,

Тотъ, говорю, что ярко такъ горитъ,

Что былъ оставленъ на сѣдлѣ Атланта.

Орду щитъ скоро эту усмиритъ:

Ницъ пала-бы глубокимъ сномъ объята.

Да можетъ быть нарочно имъ презрѣлъ

Рогеръ, что знать обмана не хотѣлъ.

68.

Но какъ-бы ни было, готовъ скорѣе

На смерть Рогеръ, чѣмъ шайкѣ сдаться той.

Межъ тѣмъ какъ битва все кипитъ сильнѣе,

Двѣ барышни изъ вратъ стѣны златой.

Не скоро съищешь краше и милѣе,

Не пастыря, знать, вскормлены рукой

На черномъ хлѣбѣ, въ закоптѣлыхъ хатахъ,

А въ княжескихъ взлелѣяны палатахъ.

69.

Подъ каждой былъ единорогъ, бѣлѣй

Снѣговъ, бѣлѣй, блестящей горностая.

Прекрасны обѣ. Чуднаго чуднѣй

На нихъ уборы, странностью плѣняя.

Цѣнить красавицъ не берусь, ей, ей!

Ушли онѣ, подумаешь, изъ рая:

Идея граціи и красоты

Могла-бы ихъ заимствовать черты.

70.

На мѣсто то подъѣхали дѣвицы,

Гдѣ витязь борется съ ордою злой.

Уроды разошлись быстрѣй зарницы.

Рогеру шлютъ онѣ привѣтъ рукой.

Рогеръ, въ смущеньи опустивъ рѣсницы,

Благодаритъ смятенною душой.

Зовутъ его красавицы младыя;

За ними рыцарь во врата златыя.

71.

Врата блестятъ и златомъ и сребромъ,

Фронтонъ-же ихъ, что выдался немного,

Зерномъ бурмицкимъ убранъ былъ кругомъ.

Не сыщешь въ мірѣ всемъ зерна такого.

А вереи — алмазы цѣликомъ,

А петли, изъ брилліанта пребольшаго.

Ну правда-ли, обманъ-ли глазъ врата,

А сердце радуетъ ихъ красота.

72.

Черезъ порогъ, игривой вереницей,

Къ нему на встрѣчу красныхъ дѣвицъ рой.

Будь поскромнѣй немного тѣ дѣвицы,

Милѣй-бы ихъ, пожалуй, счелъ иной.

Онѣ въ зеленыхъ платьяхъ, зеленится

Вѣнокъ изъ свѣжихъ листьевъ надъ главой.

Прелестницы Рогера обступили,

И въ рай идти за ними пригласили.

73.

А раемъ мѣсто величать не грѣхъ,

Иль рѣзваго Амура колыбелью.

Вездѣ тамъ пляски, музыка и смѣхъ,

Все празднично, все тамъ манитъ къ веселью;

Пройди его и вдоль и поперегъ,

Все предано веселому бездѣлью.

Печаль сюда не ступитъ за порогъ,

Здѣсь точитъ дары изобилья рогъ.

74.

Здѣсь небо дышетъ вѣчною весною,

Здѣсь Мая кроткаго царитъ чело.

Гуляетъ младость легкою стопою.

Здѣсь у воды, прозрачной какъ стекло,

Чета смѣнялась нѣжною четою.

Тамъ плясокъ шумное веселье шло.

Иной вдали отъ рѣзваго веселья

Подъ сѣнью древъ поетъ любви томленья.

76.

Поверхъ могучихъ липъ, вязовъ густыхъ,

Надъ гордымъ лавромъ, въ вѣтвяхъ стройной ели

Амуровъ рой носился. Тѣшитъ ихъ,

Что столькія сердца плѣнить успѣли.

Стрѣльба въ строптивыхъ заняла другихъ,

За сѣти взялись тѣ, для той-же цѣли.

Кто дротикъ закалить къ ручью спѣшитъ,

Кто на точилѣ хочетъ заострить.

76.

Рогеру дали тутъ коня другаго,

Сердитаго и масти вороной.

Чепракъ на немъ изъ шелка дорогаго,

Жемчугъ, брилльянты на уздѣ цвѣтной.

Крылатаго-жъ, упрямаго и злаго,

Кѣмъ править могъ лишь чародѣй сѣдой,

Конюшенному молодому сдали,

И за Рогеромъ въ слѣдъ весть приказали.

77.

Тутъ дѣвицы отмѣнной красоты,

Которыя Рогера защитили,

Спасли изъ рукъ неистовой орды

Уродовъ, что путь въ горы сторожили,

Такъ говорятъ ему: «Давно слѣды

До насъ, Синьоръ, дѣлъ вашихъ доходили,

И вотъ мы приступаемъ съ просьбой къ вамъ

Услугу оказать большую намъ.

78.

Вблизи отсюда бездна; ей равнина

Вотъ эта на двое раздѣлена.

Тамъ женщина, но ростомъ съ исполина

По мосту бродитъ вооружена.

Ей Ерифилла имя. Всѣхъ, мужчина,

Женщина-ль, всѣхъ мучитъ, бьетъ она.

Силъ необъятныхъ, зубы ядовиты,

Грызетъ, терзаетъ, что медвѣдь сердитый.

79.

Она не только гонитъ всѣхъ назадъ,

А путь открытъ былъ прежнею порою,

Но къ намъ врывается и въ этотъ садъ,

И все громитъ, что встрѣтитъ подъ рукою.

Еще я вамъ должна, Синьоръ, сказать,,

Что въ шайкѣ той, съ которой подъ горою

Дрались вы, много есть ея дѣтей,

И всѣ по нраву родственники ей».

80.

Рогеръ въ отвѣтъ: «Для васъ не только съ нею,

Но съ тысячью подобныхъ ей сражусь.

Располагайте мной, всѣмъ, что имѣю.

Повелѣвайте вы, на что гожусь.

За тѣмъ почтенъ я шпагой и бронею,

За тѣмъ и саномъ рыцаря горжусь,

Чтобъ защищать и сирыхъ, и бездомныхъ,

А прежде всѣхъ красавицъ вамъ подобныхъ».

81.

Честятъ его красавицы хвалой,

Какъ рыцаря то доблесть заслужила.

Бесѣдуя, дошли, гдѣ надъ водой

Мостъ Ерифилла злая сторожила.

Она одѣта бронью золотой;

Ростъ исполинскій, неземная сила.

Какъ съ ней Рогеръ отважился на бой,

Я въ пѣснѣ вамъ повѣдаю другой.

ПѢСНЬ СЕДЬМАЯ.

1.

Кто вдаль пускался отъ угла роднаго,

Тотъ виды видѣлъ, какъ и не мечталъ,

А дома за лжеца слыветъ пустаго,

Коль, на бѣду, что видѣлъ, разболталъ.

Повсюду нрава глупый людъ такого,

Не вѣритъ, коль рукой не осязалъ.

И мнѣ, я въ томъ увѣренъ несомнѣнно,

Не будетъ вѣрить темный людъ, презрѣнный.

2.

Но къ счастью моему мнѣ дѣла нѣтъ

До глупыхъ неучей, до черни темной.

Вамъ данъ ума, образованья свѣтъ.

Не заподозрите во лжи нескромной

Того, кто лишь отъ васъ оцѣнки ждетъ,

Для васъ трудится, вами ободренный.

Разстались мы, гдѣ Ерифиллой злой

Мостъ занятъ былъ недоброю порой.

3.

Злодѣйки броня золотомъ блистала,

Кругомъ цвѣтнымъ вся камнемъ убрана:

Съ смарагдомъ яшма, бирюза мерцала,

Лучистъ брилльянтъ, рубинъ живѣй огня.

На волкѣ Ерифилла выѣзжала.

Ей бурый волкъ за борзаго коня.

И скачетъ волкъ поверхъ воды шумящей,

И въ сбруѣ онъ, что жаръ горитъ, блестящей.

4.

Въ Апульи волка не найдешь крупнѣй,

Не меньше будетъ онъ быка большаго.

Не знаю какъ, но волкомъ править ей

Узды не нужно, ни бодцовъ, ни слова.

Сама одѣта брони сверхъ своей

Далматикой подъ цвѣтъ песка морскаго.

Подобный при дворѣ одеждъ покрой

Видалъ я на епископахъ порой.

5.

На шлемѣ жаба чорный ядъ точила,

Другая пучится, вскочивъ на щитъ.

На рыцаря злодѣйка завопила,

И путь ему хвалилась преградить,

Обычай и на немъ провесть постылый.

И наглымъ крикомъ на него кричитъ,

И обернуть коня повелѣваетъ.

А витязь вызовомъ ей отвѣчаетъ.

6.

Не менѣе противница скора,

Погнала волка и въ сѣдлѣ засѣла.

Подъ нимъ вздрогнула мать земля сыра,

А всадница съ копьемъ въ упоръ летѣла.

Но знать, прошла ей ратовать пора.

Межъ глазъ ей рыцарь угодилъ умѣлый,

И сбилъ съ сѣдла, такъ что назадъ

Ее отбросилъ саженей на пять.

7.

Тутъ обнажилъ нашъ витязь остру шпагу,

Чтобъ голову злодѣйкѣ снесть долой,

И могъ-бы снесть, не торопясь, на славу.

Лежитъ колдунья, какъ-бы пластъ какой.

Но дамы удержали сталь кроваву,

Вскричали: «Рыцарь, смилуйтесь и свой

Вложите мечъ въ ножны, и такъ какъ вами

Свободенъ путь, послѣдуйте за нами».

8.

Сперва немного труденъ былъ ихъ путь,

Покуда шли зеленою дубровой,

Песчанъ и каменистъ и больно крутъ,

Велъ въ гору все, путь ужъ черезъ чуръ суровый.

Но какъ взошли, то передъ ними тутъ

Лугъ разостлался, что коверъ шелковый.

Стоятъ палаты на лугу, на томъ,

Какъ нѣтъ роскошнѣй на шару земномъ.

9.

Идетъ сама прекрасная Альчина

На встрѣчу витязю изъ первыхъ вратъ.

За ней идетъ весь дворъ. Съ ея почина

Рогера чествуетъ и старъ и младъ.

Такой пріемъ, такая благостыня:

Почетъ, поклоны, лесть на всякій ладъ.

Не знаю, что-бъ еще они сказали,

Когда-бы съ неба божество встрѣчали.

10.

Не столько блескомъ дворъ глаза прельщалъ,

Хотя на свѣтѣ краше нѣтъ другаго,

Какъ тѣмъ и взоры и сердца плѣнялъ,

Что жили тамъ его подъ сѣнью крова.

На лицахъ всѣхъ цвѣтъ красоты блисталъ,

Всѣ бодры, возраста всѣ молодаго.

Одна изъ всѣхъ, какъ-бы янтарный гроздъ

Альчина, — солнышко надъ сонмомъ звѣздъ.

11.

Какъ не создастъ художникъ вдохновленный,

Такъ дивенъ станъ, такъ чудно сложена.

Такъ не блистаетъ золото червонно,

Какъ въ локонахъ коса распущена.

На щечкахъ краска розы распущенной

По бѣлой лиліи наведена.

Чело, — слонова кость, еще бѣлѣе,

Дня майскаго яснѣй и веселѣе.

12.

Что звѣзды очи черныя горятъ

Подъ черными и тонкими дугами.

Въ очахъ амуры рѣзвятся, шалятъ,

Такъ взоры нѣжны, сильны надъ сердцами,

И видимо влюбленныхъ полонятъ,

Какъ-бы разятъ лучистыми стрѣлами.

Носъ отъ чела идетъ прямой чертой,

Надъ завистью онъ надсмѣется злой.

13.

Вотъ посреди двухъ ямочекъ задорныхъ

Живой карминъ румяныя уста,

А зубы нити жемчуговъ отборныхъ.

Дыханье, — свѣжесть розы лепестка.

А рѣчи устъ — хоть черствыхъ, хоть упорныхъ

Сердецъ откроютъ ключъ онѣ шутя.

И мило такъ улыбка устъ играетъ,

Какъ будто рай для смертныхъ открываетъ.

14.

А шея — снѣгъ, и лебедина грудь,

И плечи мягкой сведены чертою,

Упруги, бѣлы яблоки ростутъ,

Колышатся волшебною волною,

Какъ зыбь, что вѣтерки играть зовутъ.

Что дальше, — будь я Аргосъ, не открою.

Но скрытое могло-ли уступить

Тому, что очи такъ могло плѣнить?

15.

Округленные локти, какъ точены.

И бѣлыхъ рукъ не думаетъ скрывать,

Игривы, милы такъ онѣ отмѣнно:

Ни пятнушка, ни жилки не видать.

Вдругъ ножка выглянетъ непринужденно,

И, стройная, приковываетъ взглядъ.

Нѣтъ! прелести, что небо даровало,

Не скроетъ никакое покрывало.

16.

Все въ ней сердцамъ разставленный силокъ:

Улыбка, рѣчь, походка, танцы, пѣнье.

Не диво, разъ ступилъ онъ за порогъ,

Рогера охватило восхищенье.

Что миртъ сказалъ, и въ чемъ предостерегъ,

Все выдохлось, все унесло забвенье.

И кто-же видывалъ коварства знакъ

На милыхъ и привѣтливыхъ устахъ?

17.

Скорѣй изгнанъ Астольфъ на брегъ песчаный,

И въ миртъ зеленый феей заключенъ,

Быть можетъ за какой поступокъ странный.

Быть можетъ заслужилъ и хуже онъ.

Его слова считаетъ ложью бранной,

Что говорилъ ихъ местью увлеченъ,

Что месть одна изъ мирта говорила,

И на Альчину клевету взводила.

18.

А самъ свою красавицу забылъ,

Которой всей онъ преданъ былъ душою.

Альчина сдѣлала, что разлюбилъ

Рогеръ, что прежнею любилъ порою.

Одну ее чтобъ въ сердце онъ носилъ,

Его волшебной спрыснула водою.

Кого-же тутъ бранить за легкій нравъ?

А кто бранитъ, едва-ли будетъ правъ.

19.

Гитары, арфы за столомъ звучали.

Органа голосъ, сладкій трепетъ лиръ

Носились, улетали, замирали

И волновали сладостно эфиръ.

Любви волненья, радости, печали

Согласно пѣлъ пѣвцовъ избранный клиръ.

И радужные вымыслы поэта

Вѣнчали радость дивнаго банкета.

20.

Который изъ торжественныхъ пировъ

Преемниковъ изнѣженнаго Нина,

Иль тѣхъ, на памяти у знатоковъ,

Которыми честила Римлянина

Царица Клеопатра, былъ таковъ,

Какъ пиръ, что ждалъ младаго Сарацина?

И тамъ на рѣдкость, чай, такой банкетъ,

Гдѣ у Зевеса кравчимъ Ганимедъ.

21.

Когда столы убрали и приборы,

Затѣйливой всѣ занялись игрой:

Сердечные шептать другъ другу вздоры,

Признаться въ томъ, что было за душой.

Рогеру не страшны чужіе взоры,

Влюбленные толкуютъ межъ собой —

Тутъ было сдѣлано въ любви признанье,

И въ ту же ночь назначено свиданье.

22.

Скорѣй игру покончивъ, всѣ идутъ

Ко сну, гораздо раньше, чѣмъ бывало.

Пажи съ свѣчами впереди бѣгутъ,

Ихъ свѣтомъ мглу ночную прогоняло.

Честнаго гостя подъ руки ведутъ

Туда, гдѣ гостя ложе ожидало

Въ прохладной спальнѣ. Спальню отвела

Сама Альчина, такъ къ нему мила.

23.

А тутъ опять плоды, конфекты, вина,

Рогеръ на сонъ грядущій долженъ пить,

Но наконецъ съ нимъ распростились чинно,

И каждый на ночлегъ къ себѣ спѣшитъ.

Легъ витязь, а бѣлье, что паутина,

Такое врядъ Арахнѣ смастерить.

Хоть легъ, а ждетъ, пождетъ онъ непрестанно

Явленія красавицы желанной.

24.

Едва заслышитъ, что-то шелохнетъ,

Идетъ, — молъ, — голову приподнимаетъ,

Вновь слушаетъ, — ничто и не дохнетъ, —

И отъ ошибки тяжело вздыхаетъ.

Порой такъ сильно нетерпѣнье жжетъ,

Что встанетъ, дверь отворитъ, поджидаетъ,

И проклинаетъ время витязь мой,

Что слишкомъ медленной идетъ стопой.

26.

Вотъ вышла, думаетъ онъ самъ съ собою,

И примется считать число шаговъ,

Ведущихъ отъ Альчинина покою

Сюда, гдѣ бѣдный умереть готовъ,

Гдѣ, поджидая, мучится тоскою,

Гдѣ ждетъ, и ждетъ, и поджидаетъ вновь.

Боится, чтобы что не помѣшало,

Отъ устъ желанный плодъ не оторвало.

26.

У зеркала Альчина между тѣмъ

Не разъ натерлась рѣдкими духами,

И наконецъ, готовая совсѣмъ,

Какъ стихло все, внутри и за стѣнами,

Одна, путемъ невѣдомымъ никѣмъ,

Идетъ, скользя неслышными шагами

Туда, гдѣ жарче чѣмъ огнемъ любовь

Рогеру сердце жжетъ, волнуетъ кровь.

27.

И вдругъ у изголовія Рогера

Его любви желанная звѣзда!

Не кровь кипитъ, нѣтъ, въ немъ пылаетъ сѣра,

Ужиться въ кожѣ кажется нельзя.

Блаженству своему еще не вѣря,

Онъ плаваетъ въ блаженствѣ по уста.

Вскочилъ онъ, заключилъ ее въ объятья,

Не можетъ ждать, покуда сниметъ платья,

28.

Не хочетъ ждать Рогеръ, хотя на ней

Робронды нѣтъ, ни юбокъ, ни корсета,

Въ сорочкѣ, снѣга свѣжаго бѣлѣй,

А сверхъ воздушнымъ зендадомъ одѣта.

И тотъ въ объятьяхъ спалъ, въ одномъ бѣльѣ

Она осталась, а бѣлья примѣта:

Прозрачное, все видится насквозь,

Какъ чрезъ хрусталь букетъ изъ свѣжихъ розъ.

.

Плющъ дерево такъ не обниметъ тѣсно,

Коль разъ обвивъ его, къ нему присталъ,

Какъ витязь льнулъ къ волшебницѣ прелестной

И ароматы съ устъ ея вдыхалъ,

Невѣдомы и въ Индіи чудесной.

Восторгъ одинъ обоихъ обнималъ.

Но пусть про ихъ блаженство скажутъ сами,

Порой двумя владѣя языками.

30.

Что съ ними было тамъ, секретъ для всѣхъ,

По крайней мѣрѣ всѣ о томъ молчали;

И дѣло: никогда молчать не грѣхъ,

А иногда спасаетъ отъ печали.

Однако, послѣ всѣхъ продѣлокъ тѣхъ,

Къ Рогеру всѣ еще усерднѣй стали;

Изъ кожи лѣзетъ всякъ, въ глаза глядитъ,

Затѣмъ, Альчина дѣлать такъ велитъ.

31.

Сюда со всѣхъ концовъ стеклись забавы

Къ четѣ влюбленныхъ, въ самый ихъ покой.

Уборъ мѣняютъ часто, такъ, по нраву:

То цвѣтъ измѣнятъ ихъ, тѣ ихъ Покрой.

Балы, катанья, зрѣлища на славу,

Или банкетъ затѣютъ, пиръ горой.

А то вдвоемъ подъ сѣнью древъ зеленыхъ

Поэтовъ вздохамъ вторили влюбленныхъ.

32.

Порой по нивамъ скачутъ, все вдвоемъ,

За зайцемъ-ли, за ланью-ли пугливой;

Иль, чуткихъ псовъ водимые чутьемъ,

Поднимутъ голубей — полетъ шумливый;

А то силки разставятъ подъ кустомъ,

Терновникомъ, иль подъ плакучей ивой;

Или притоны потревожатъ рыбъ,

Закинувъ удочки и сѣти въ зыбь.

33.

Такъ въ радости ушелъ Рогеръ по темя,

А Карла Аграмантъ тѣснитъ войной.

Забуду-ль ихъ дѣла за это время,

Иль Брадаманты участь дорогой?

Надъ ней нависло слезъ и горя бремя

Отъ самой горестной поры, отъ той,

Какъ на глазахъ ея стезею странной

Исчезъ Рогеръ, ея души избранный,

34.

Невѣдомо куда. О ней я вамъ

Сперва скажу, какъ долго и напрасно,

По доламъ странствуя и по горамъ,

Искала милаго и ежечасно

О немъ справлялась и по городамъ,

И селамъ. Но, гдѣ юноша прекрасный,

Никто, и въ станѣ Мавровъ не слыхалъ,

Такъ далеко его злой рокъ умчалъ.

35.

Старалась вѣсти, хоть какой, добиться,

Но тщетно, путнаго отвѣта нѣтъ.

Весь вражій станъ изъѣздила дѣвица,

Шатры опроситъ, ставки обойдетъ.

А нечего въ разъѣздахъ ей страшиться,

Безстрашно съ пѣшимъ, съ коннымъ, рѣчь ведетъ:

Чуть что, въ уста кольцо, и невидима

И всякая бѣда проходитъ мимо.

36.

Не хочетъ вѣрить, чтобы умеръ онъ;

Да и нельзя. Смерть витязя такого

Гремѣла-бы отъ Идаспійскихъ волнъ

И до заката солнца золотаго.

Но гдѣ-жъ Рогеръ, куда онъ завлеченъ,

На небѣ-ль, на землѣ-ль? Какъ знать, и снова

На поиски, въ невѣдомую даль,

А съ нею вмѣстѣ слезы и печаль.

37.

Она отвѣта наконецъ рѣшила

Отъ вѣщаго Мерлина ожидать,

Въ пещерѣ той, гдѣ гласная могила,

У камня состраданія искать.

Повѣдаетъ Мерлинъ ей, живъ-ли милый,

И гдѣ онъ, иль ужъ нечего искать

Среди живыхъ несчастнаго Рогера,

И что за тѣмъ, — все скажетъ ей пещера.

38.

Задавшись симъ, направила коня

Къ Понтьеру, и дубровою густою

Къ могилѣ гласной шествуетъ она,

Сокрытой подъ нависшею скалою.

Но мага, у которой мысль одна,

Чтобъ Брадамантѣ всей служить душою,

Та мага, говорю, что здѣсь предъ ней

Картину развернула славныхъ дней;

39.

Волшебница та мудрая, благая,

О Брадамантѣ думаетъ одной, —

Ея потомства славу прозрѣвая,

Богатырей, героевъ чудный строй.

Проводитъ дни она, о ней гадая,

Метая жребій вѣщею рукой:

Рогера плѣнъ, за тѣмъ освобожденіе

Извѣстны ей, и новое плѣненье.

40.

Какъ витязь на летучемъ скакунѣ,

Не слушавшимся ни узды, ни шпоры,

Парилъ стремглавъ въ воздушной вышинѣ,

Куда едва могли достигнуть взоры;

Какъ прозябалъ за тѣмъ въ постыдномъ снѣ,

И, какъ бы павшей жертвою позора,

И Государя своего забылъ

И честь, и даму, все, чѣмъ дорожилъ;

41.

Такъ что рискуетъ юноша прекрасный,

Утративши цвѣтъ юности златой,

Въ безцвѣтной лѣни и для нѣги страстной

Не только тѣломъ пасть, но и душой,

Лишиться у потомства славы ясной,

Которая не дастъ земли сырой

Скрыть память славныхъ дѣлъ, но прогоняетъ

Могилы мракъ и имена спасаетъ.

42.

Принявшись за Рогеровы дѣла,

Какъ онъ бы самъ, и несравненно болѣ,

Рѣшило такъ: была, иль не была,

А выведетъ его на чисто поле.

Такъ добрый врачъ пресѣчь чтобъ корень зла,

Не содрогнется ни предъ чѣмъ, доколѣ

Не уврачуетъ. Хоть сперва кричитъ

Больной, за то потомъ благодаритъ.

43.

Рогера какъ она и не любила,

Но баловать не думала она;

Рогера славой больше дорожила,

Чѣмъ самой жизнью, мудрая жена;

Не какъ Атлаптъ, которому вся сила

Въ одномъ, чтобъ жилъ Рогеръ въ день изо дня,

Не видя лучшей цѣли предъ собою,

Какъ только жить для нѣги и покою.

44.

Съ тѣмъ и къ Альчинѣ витязя послалъ

Атлантъ, чтобъ онъ про славу боевую

Забылъ. А какъ Альчины нравъ онъ зналъ,

И чародѣйство зналъ на пропалую,

Альчину такъ любовью приковалъ

Къ Рогеру, въ петлю затянувъ тугую,

Что не разлюбитъ витязя во вѣкъ,

Хоть Нестора переживи онъ вѣкъ.

45.

Но возвратимся къ той, что прозрѣвала

Грядущее. Идетъ она прямой

Дорогою туда, гдѣ дочь блуждала

Эмона съ полной горести душой.

Лишь Брадаманта Магу увидала,

Смѣнилась грусть надеждою златой.

А вѣщая отъ ней не утаила,

Какъ фея милаго ея плѣнила.

46.

Какъ громомъ бѣдная поражена,

Узнавъ, какъ милый увлеченъ далеко,

А болѣе еще тужитъ она,

Что онъ ее совсѣмъ забылъ, жестокій.

Но вскорѣ магою ободрена,

И пластырь къ ранѣ приложёнъ глубокой.

Клянется вѣщая: не много дней

И снова витязь возвратится къ ней.

47.

«Разъ», молвитъ, «у тебѣ кольцо, дѣвица,

Столь сильное противъ волшебныхъ чаръ,

Съ нимъ за Рогера нечего страшиться,

Альчины замыслъ улетитъ какъ паръ,

И отлетитъ, готова поручиться,

И отъ Рогера напускной угаръ.

Иду съ кольцомъ вечернею порою

И съ ранней буду въ Индіи зарею».

48.

За тѣмъ все изложила передъ ней,

Какими думаетъ она путями,

Исхитивъ изъ Альчининыхъ сѣтей,

Рогера возвратить подъ чести знамя.

Кольцо вручила Брадаманта ей.

Что ей въ кольцѣ съ Рогеромъ предъ очами?

Чтобъ милаго отъ пагубы спасти,

Все рада дать, и хоть въ огонь идти.

49.

Такъ участь милаго ей поручила

Дѣвица, и кольцо ей отдала,

То самое, съ спасительною силой,

И путь за тѣмъ къ Марсели избрала.

А вѣщая въ другой конецъ спѣшила,

Такъ Брадамантѣ предана была,

Беретъ коня вранаго на дорогу,

Одну лишь рыжую имѣлъ онъ ногу.

50.

Быть можетъ и.не конь, а духъ какой,

Алехинъ иль Фарфарель изъ тьмы кромѣшной.

Босая и съ распущенной косой,

Сѣвъ на коня, умчалась въ путь поспѣшный,

Сняла и съ пальца то кольцо долой,

Чтобъ чаръ не задержало ходъ успѣшный.

И торопилась такъ, и такъ гнала коня,

Что вотъ на островѣ съ разсвѣтомъ дня.

51.

Фигуру измѣнила тутъ на диво

Она: на локоть росту придала

И плечи также округлила живо;

Такъ что на видъ, ни дать, ни взять, была

Какъ самъ Атлантъ, самъ старецъ хлопотливый,

Что витязя все уносилъ отъ зла;

Покрыла ротъ густою бородою,

И сморщила лицо подъ сѣдиною.

52.

Осанку, рѣчь и самыя черты

Его она такъ перенять умѣла;

Точь вточь Атлантъ, какъ капли двѣ воды.

За тѣмъ часокъ, запрятавшись, сидѣла.

Вотъ, наконецъ, изъ нѣжной той четы

Рогера одного застать успѣла.

Успѣхъ великъ! Альчина безъ него

Провесть не можетъ часа одного.

63.

Какъ надо ей, она его застала.

Шелъ онъ одинъ на утренней зарѣ

Вдоль рѣчки свѣтлой, что журча бѣжала

Къ заливу тихому. О той порѣ

На немъ одежда пышная блистала,

Какъ въ рѣдкость увидать и на царѣ.

Изъ злата и шелковъ Альчина сшила

И милому одежду подарила.

54.

Монисто самыхъ дорогихъ камней

Вкругъ шеи и до пояса висѣло.

Запястья на рукахъ огня ярчѣй,

На тѣхъ рукахъ когда то годныхъ въ дѣло;

Златыя нити, на подобье змѣй,

Альчина въ уши витязю продѣла;

На нитяхъ двѣ жемчужины висятъ,

Какихъ сыскать въ Аравіи наврядъ.

55.

Причесанъ онъ искусною рукою,

Духами такъ и вѣетъ съ головы.

Изнѣженъ тѣломъ витязь, палъ душою,

Въ немъ волокиту увидали бъ вы,

Такъ передѣланъ бабой онъ лихою,

Рогера имя, самъ погасъ, увы,

Такимъ найденъ Рогеръ, такъ превратила

Рогера чаръ не отразимыхъ сила.

56.

Вдругъ ликъ Атланта передъ нимъ возсталъ.

(Возстала та, что роль его играла)

Тотъ важный, строгій станъ, что навѣвая

Благоговѣнье на него, бывало.

И тѣмъ огнемъ тотъ самый взоръ блисталъ,

Предъ коимъ съ дѣтства сердце въ немъ дрожало.

«Такъ вотъ», вскричала, «храбрый рыцарь тотъ,

Вотъ онъ, моихъ трудовъ, безсонницъ плодъ.

57.

На то ль тебя я дѣтскою порою

Вскормилъ мозгами львовъ и медвѣдей,

Училъ давить младенческой рукою

Въ пещерахъ, дебряхъ ядовитыхъ змѣй.

Срывать у барсовъ, тигровъ когти съ бою,

Срывать клыки у пойманныхъ вепрей,

Чтобъ ты изъ столь суровой дисциплины

Сталъ Адонисомъ, Атисомъ Альчины.

58.

И то ль вѣщали мнѣ аспекты звѣздъ,

И экстиспиціи и гороскопы,

Авгуры, жребіи, видѣнья грезъ,

Полеты птицъ, встревоженные гробы,

Что столькихъ стоили трудовъ и слезъ: —

Что призванъ ты отъ самой былъ утробы

Стать витяземъ, которому другой

Не будетъ равенъ въ славѣ боевой.

59.

Такъ вотъ они вѣщанья небосклона,

Вотъ онъ, въ которомъ ожидали мы

Другаго Цезаря иль Сципіона,

Иль Александра увидать. Увы!

Альчины рабъ у ногъ ея и трона.

Ты рабъ и рабства знаки носишь ты

На шеѣ, на рукахъ, да будетъ ясно,

Что ты изъ витязя сталъ рабъ несчастный.

60.

Но если славу ты свою забылъ,

Къ которой небеса тебя призвали,

Что жъ? И потомковъ ты лишить рѣшилъ

Того, о чемъ мои уста вѣщали,

И дѣву ту забыть способенъ былъ,

Геройскую, которой обѣщали

Судьбы героевъ отъ тебя зачать,

Которымъ ярче дня дано сіять?

61.

Но доблестнымъ душамъ переселенье

Изъ царства вѣчныхъ, радужныхъ идей

Не возбраняй, молю, и воплощенье

Въ твоемъ колѣнѣ къ счастію людей.

Не возбраняй порѣ осуществленья

Столь многихъ славныхъ дѣлъ, и свѣтлыхъ дней.

Спасти должны отъ рабства и отъ муки

Италію твои сыны и внуки.

62.

Героевъ ли тебѣ напоминать,

Предъ очи вывесть свѣтлой вереницей,

Имѣющихъ твой славный родъ вѣнчать

Безсмертія лучистой багряницей?

На двухъ тебѣ довольно указать:

На Ипполита съ братомъ. Удивится

Вселенная, вникая въ ихъ дѣла,

Во вѣки будетъ память ихъ свѣтла.

63.

Объ этихъ двухъ мы толковали долѣ,

Вѣщалъ я больше, чѣмъ объ остальномъ,

И потому, что выпало ихъ долѣ

Добра и славы больше чѣмъ въ другихъ,

А также видя, что внималъ ты болѣ

Моимъ пророческимъ рѣчамъ о нихъ,

Былъ радъ, что приметъ отъ тебя начало

Героевъ честь и рыцарей зерцало.

64.

А что же въ ней, что властвуетъ тобой,

Чѣмъ каждая не хвалится блудница?

Она, что столькихъ тѣшила собой,

Доколь не вздумалъ ты въ нее влюбиться.

Но знай, кому ты предался душой,

Всѣ козни устранивъ ея, всѣ лица.

Вотъ, на тебѣ кольцо, или съ нимъ къ ней,

Вглядись въ черты прелестницы твоей».

65.

Внималъ Рогеръ, не поднимая взоры,

И цѣпенѣлъ, и со стыда сгоралъ.

А мага, прекращая разговоры,

Кольцо ему надѣла. Онъ молчалъ.

Уста смежали совѣсти укоры,

Смежалъ позоръ, какого онъ не ждалъ.

Хотѣлъ бы лучше скрыться подъ землею,

Чѣмъ на глаза стать предъ живой душою.

66.

А вѣщая, минутой грустной той,

Свою вновь форму приняла мгновенно.

Къ чему возиться съ формою чужой,

Разъ удалось притворство совершенно.

Чтобъ вамъ сказать, что прежнею порою

Сказать забылъ, признаться откровенно,

Мелиссой звали вѣщую. Жена

Повѣдала Рогеру, кто она.

67.

И говоритъ, что та ее послала,

Которая въ любви къ нему горитъ,

Чтобы Мелисса витязя изъяла

Изъ сѣти злой, которою обвитъ;

Атланта жъ, изъ Карены, видъ сначала

Взяла, чтобъ вѣру большую внушить.

Теперь, какъ онъ избавился тумана,

Всю скажетъ правду, просто, безъ обмана.

68.

«Тебя дѣвица милая любя,

Твою любовь она и заслужила.

Припомни, витязь, не она ль тебя

Изъ плѣна разъ уже освободила?

И шлетъ кольцо, вотъ это, отъ себя.

Послала бъ сердце, еслибъ сердцу было

Дано, какъ этому кольцу, порвать

Сѣть вражью, и тебѣ свободу дать».

69.

Потомъ ему Мелисса разсказала

Ему какъ Брадаманта предана,

И доблести ея напоминала,

И что ему дѣвица суждена,

И все, какъ только лишь могла и знала.

Альчину жъ описала такъ она,

Что фея стала витязю страшнѣе

Страшилища, и смерти злой тошнѣе.

70.

Такъ опротивѣла, а какъ мила

Была ему прелестная Альчина!

Что диво! прежняя любовь была

Обманъ, мерцанье, чары, чертовщина,

И предъ кольцомъ держаться не могла!

Альчины красота — одна личина.

Обманъ, личина все что манитъ къ ней.

Букетъ пропалъ, и дрязги лишь однѣ.

71.

Порой дитя запрячетъ плодъ румяный,

А тамъ забудетъ гдѣ запрятанъ онъ.

Пройдутъ недѣли двѣ, дитя случайно

Найдетъ тотъ уголъ, плодъ гдѣ затаенъ.

Дивится дитятко находкѣ странной,

Узнать не можетъ, плодъ такъ измѣненъ,

И вялъ, и гнилъ, — и броситъ плодъ постылый,

Гнушаясь тѣмъ, что прежде такъ любило.

72.

То жъ испыталъ и витязь удалой,

Когда, какъ то Мелисса наказала,

Пришелъ къ Альчинѣ, но имѣлъ съ собой

Кольцо, что всяки чары отвращало.

Глазамъ не вѣритъ. Вмѣсто молодой

Красавицы, которую, бывало,

Онъ такъ любилъ, находитъ тварь подлѣй,

Старѣй нигдѣ не сыщешь на землѣ.

73.

Изрыла впалое лице морщина,

Глава сѣдая, мертвые глаза,

А ростъ едва на полтора аршина,

И шамкаютъ беззубые уста.

Гекубы старше ветхая Альчина,

Пережила Сивиллины лѣта;

Да средство есть (забытое, похоже)

Казаться въ вѣкъ молоденькой, пригожей.

74.

Поддѣльны юность въ ней и красота.

Она ловила многихъ какъ Рогера,

Да вотъ кольцо не терпитъ колдовства,

У галки выпали павлиньи перья…

За тѣмъ не мудрено же, господа,

Что витязю она лютѣе звѣря.

Любовь его, и той любви обманъ

Исчезли, что предъ солнышкомъ туманъ.

75.

Но слушаясь Мелиссы, витязь вида

Не подаетъ, не дастъ и угадать,

А бранью занялся, давно забытой,

Вооружился съ головы до пятъ.

Альчинѣ же, чтобъ было шито, крыто,

Сказалъ, что хочетъ де коня промять,

Испробовать, не стали ль тѣсны латы,

И не погнулся ль, можетъ, шлемъ косматый.

76.

Къ бедру онъ Балисарду прицѣпилъ

(Рогеровой то имя шпаги было)

И щитъ чудесный витязь не забылъ,

Котораго мерцанье наводило

На вѣжди сонъ, а сонъ тотъ тяжекъ былъ,

Какъ бы душа отъ тѣла отходила.

Тотъ щитъ съ чахломъ, въ которомъ заключена"

Онъ былъ, себѣ надѣлъ на шею онъ.

77.

Затѣмъ идетъ на конный дворъ, сѣдлаетъ

Себѣ, что смоль, коня онъ ворона,

Все по Мелиссину совѣту; знаетъ

Она какого указать коня.

Кто знаетъ, Рабиканомъ величаетъ.

Астольфу Рабиканъ служилъ до дня,

Какъ съ нимъ же на китѣ туда примчался,

Теперь гдѣ съ вѣтерками пробавлялся.

78.

Зачѣмъ онъ иппогрифа не сѣдлалъ?

Въ сосѣднемъ стойлѣ онъ отъ Рабикана.

Мелисса наказала, чтобъ не бралъ: —

Онъ ни удилъ не чуетъ, ни аркана,

Просила, чтобъ до завтра обождалъ,

Что завтра выведета" изъ вражья стана.

Покажетъ витязю она потомъ,

Съ крылатымъ какъ уладится конемъ.

79.

Не брать, чтобы избѣгнуть подозрѣнья,

Что отъ колдуньи думаетъ бѣжать.

Рогеръ ея всѣ выполнила" велѣнья,

Она при немъ, но невидима знать.

Такъ, подавивъ къ старухѣ злой презрѣнье,

Рѣшился онъ всѣ узы съ ней порвать,

И къ тѣмъ вратамъ направился, отколѣ

Путь къ Логистиллѣ пролегалъ чрезъ поле.

80.

Въ расплохъ на стражу тутъ Рогеръ напалъ,

На-право, и на-лѣво рубитъ, колетъ.

Кто мертвый палъ, кто замертво лежалъ.

На Рабиконѣ витязь на мостъ всходитъ,

И радостно вдаль съ моста поскакалъ.

А вѣсть еще къ Альчинѣ не доходитъ.

Куда умчался витязь удалой,

Изъ пѣсни вы узнаете другой.

ПѢСНЬ ВОСЬМАЯ.

1.

Какъ много скрытыхъ колдуновъ межъ нами,

Волшебницъ тайныхъ, что морочатъ насъ;

Надѣвъ личину, властвуютъ сердцами,

Кого хотятъ — приворожатъ какъ разъ;

И это все, не справясь со звѣздами,

Бѣсовъ не нужно имъ для ихъ проказъ:

А ложью злой, притворною слезою

Сердца затянутъ мертвою петлею.

2.

Кто бы имѣлъ Ангелики кольцо,

Иль лучше здраваго кольцо разсудка,

Глядѣлъ бы прямо всякому въ лицо,

Не зналъ румянъ, ни лжи, ни предразсудка.

Иной смазливъ, какъ будто, на лицо,

Да маска, а подъ ней уродъ, что жутко.

И такъ счастливъ Рогера былъ удѣлъ,

Что онъ то чуткое кольцо имѣлъ.

3.

Вотъ нашъ Рогеръ, намѣренье скрывая,

Къ вратамъ на Рабиканѣ прискакалъ.

Въ расплохъ ни словъ, ни время не теряя,

На стражей такъ стремительно напалъ,

Что врядъ изъ нихъ спаслась душа живая.

Затѣмъ на мостъ, рѣшетку разломалъ,

И въ лѣсъ. Но по лѣсу не долго ѣхалъ,

Какъ на раба волшебницы наѣхалъ.

4.

На ловлю съ кречетомъ рабъ ѣхалъ тотъ,

А кречетъ лучшей былъ ему забавой:

За цаплей пуститъ онъ его въ налетъ,

И юной птицы тѣшился отвагой.

Подъ нимъ рысакъ изрядный, а впередъ

Бѣжалъ породистый кобель лягавый.

Едва замѣтилъ рабъ Рогеровъ спѣхъ,

Какъ заподозрилъ въ спѣхѣ томъ побѣгъ.

5.

Подъѣхалъ рабъ и закричалъ, нахальный,

Спросилъ Рогера, что онъ такъ спѣшитъ?

Отвѣта не далъ рыцарь достохвальный.

Холопа гордое молчанье злитъ,

И тутъ съ сердцовъ Альчины рабъ кабальный

Затѣялъ рыцаря остановить,

И молвитъ: «Чтожъ не жалуешь отвѣта?

Такъ пусть тебя допроситъ птица эта».

6.

И тутъ-же кречета съ руки спустилъ,

Взвился соколъ быстрѣе Рабикана,

Тѣмъ временемъ съ коня рабъ соскочилъ,

Погналъ его безъ удилъ, безъ аркана.

Быстрѣй стрѣлы ретивый конь вспылилъ,

Кусаетъ онъ, брыкаетъ злѣй полкана.

За тѣмъ и самъ хозяинъ въ слѣдъ рванулъ,

Что не огонь пылалъ, сыръ вѣтръ задулъ.

7.

Отъ травли не отсталъ и песъ лягавый;

За Рабиканомъ также гонитъ онъ,

Какъ за пугливой серной барсъ кровавый.

Рогеръ, хоть наглостью такой взбѣшенъ,

Бѣжать стыдится встрѣчи той лукавой,

И ждетъ раба. А рабъ вооруженъ

Хлыстомъ охочьимъ. Рыцарь благородный

Не вынетъ мечь на хлыстъ, для пса пригодный.

8.

Но жердью сильно рыцаря разитъ

Презрѣнный рабъ; песъ за ноги хватаетъ;

Рысакъ разнузданный со всѣхъ копытъ

На витязѣ доспѣхи разбиваетъ.

И въ кречетѣ открылась злая прыть.

На Рабикана кречетъ налетаетъ,

Страшитъ крыломъ, грозитъ его глазамъ:

Конь бьется непослушный удиламъ.

9.

Рогеръ, терпѣнье наконецъ теряя,

Мечъ принужденъ-же обнажить лихой;

Но чаетъ, подлой кровью не пятняя,

Прогнать ихъ блескомъ шпаги огневой.

Анъ нѣтъ! Презрѣнный смердъ и шайка злая

Вздохнуть минуты не даютъ одной.

А время дорого; одно спасенье

Бѣжать, не тратя ни одно мгновенье.

10.

Еще промедли мало мальски онъ,

И вся Альчины челядь за плечами.

Вдали ужъ слышанъ колокольный звонъ,

Зловѣщій гулъ несется надъ полями.

Ужель изъ за раба попасть въ полонъ?

Возможно-ль это, посудите сами?

Чтобы опередить погоню ту,

Къ Атлантову прибѣгнулъ онъ щиту.

11.

И со щита Рогеръ снялъ пологъ алый,

Которымъ щитъ давно завѣшанъ былъ,

А щитъ, какъ сто и больше разъ бывало,

Лишь на раба волшебный свѣтъ пролилъ,

Какъ палъ тотъ рабъ, что мертво тѣло пало.

Съ нимъ тотъ-же свѣтъ коня и пса сразилъ,

И самый кречетъ осовѣлъ мгновенно.

Ихъ сонъ пріятенъ витязю блаженный.

12.

Межъ тѣмъ къ Альчинѣ злой бѣжитъ вѣщунъ,

Что витязь, крѣпки сокрушивъ затворы,

Бѣжалъ и стражѣ задалъ карачунъ.

Она блѣднѣетъ; помутились взоры,

Упала будто поразилъ Перунъ.

Потомъ терзаетъ косы, грудь, уборы,

Клянетъ себя, судьбу свою клянетъ,

И вѣрныхъ слугъ волшебница зоветъ.

13.

Она ихъ на двѣ раздѣляетъ рати.

Одну шлетъ за Рогеромъ по пятамъ,

Съ другой, свои покинувши палаты,

Спѣшитъ сама на взморье къ кораблямъ.

Шумятъ вѣтрила, блещутъ шлемы, латы,

Съ дружиной мчится фея по волнамъ,

И сердцемъ такъ по миломъ изнываетъ,

Что городъ безъ защиты оставляетъ.

14.

Чертоги настежъ, въ нихъ и стражи нѣтъ.

Мелисса добрая тому и рада,

Давно она дала себѣ обѣтъ

Несчастныхъ узниковъ такого ада

Опять на Божій высвободить свѣтъ.

Но прежде утварь вѣдминскаго лада

Пожгла: волчки, и ромбы, и узлы,

И зеркала, и кольца, и жезлы.

15.

Затѣмъ туда Мелисса поспѣшила,

Гдѣ въ образѣ камней, деревьевъ и звѣрей

Альчина въ тягостномъ плѣну томила

Любимцевъ болѣе не милыхъ ей.

Всѣмъ прежній видъ Мелисса возвратила,

И всѣ бѣгутъ поспѣшною стопой

Домой на родину, гдѣ прежде жили

Они, и фею всѣ благодарили.

16.

Мелисса всѣхъ пустила по домамъ,

И всякъ съ признательной бѣжитъ душою;

Но первый былъ (благодаря мольбамъ

Рогера) волей одаренъ златою

Астольфъ, его-же миртъ извѣстный вамъ

Подъ благовонною томилъ корою,

Рогеръ Мелиссѣ и кольцо вручилъ

На всякій случай, противъ вражьихъ силъ.

17.

Рогеру внявъ, Мелисса возвратила

Астольфу прежній богатырскій видъ.

И мало этого, — доспѣхъ рѣшила

Ему, копье златое возвратить.

А въ томъ копьѣ таинственная сила:

Кого ни ткнетъ, навѣрное сразитъ.

Ардаліи сперва принадлежало

Оно, потомъ на часть Астольфа пало.

18.

Копье Мелисса наконецъ нашла

Въ застѣнкѣ очарованной палаты.

Его къ рукамъ Альчина прибрала,

Таковъ былъ правъ волшебницы проклятой.

А тамъ, когда закончили дѣла,

Доставилъ къ Логистиллѣ конь крылатый

Астольфа и Мелиссу иппогрифъ,

Рогера часикомъ опередивъ.

19.

Туда шелъ и Рогеръ, но шелъ тропою

Тернистой, трудной, средь отвѣсныхъ скалъ,

Песковъ, поросшихъ чахлою травою.

Путь по горамъ порою пролегалъ,

Кремнистымъ низкимъ взморьемъ велъ порою.

Прохлады, тѣни онъ искалъ,

И въ полдень выѣхалъ онъ зноемъ жгучимъ

На степь, покрытую пескомъ сыпучимъ.

20.

Немилосердно солнце степь палитъ;

А жгучій лучъ блестящей отражаетъ

Поверхностью разбросанный гранитъ.

Что печь плавильная песокъ пылаетъ.

Жаръ ѣстъ глаза, и все кругомъ мертвитъ,

А берегъ, море, небо оглушаетъ

Однообразнымъ метромъ саранча,

Какъ совѣсти упрекъ, какъ смерть скучна.

21.

Рогеру въ пеклѣ томъ подспорьемъ скука,

Да тягость латъ, да нестерпимый зной.

Тамъ новая приспѣла жажды мука,

Да мухъ задорныхъ ядовитый рой…

Но вспомнимъ: эпоса велитъ наука,

Чтобъ все мѣнялось пестрой чередой.

Прости-жъ Рогеръ, въ Шотландію мы съ вами,

Гдѣ ужъ давно Ринальдъ оставленъ нами.

22.

Оказанъ лестный витязю привѣтъ

И королемъ, и Жиневрой младою.

Посольства имъ Ринальдъ открылъ предметъ:

Шотландію и Англію съ собою

На Мавровъ Императоръ Карлъ зоветъ,

О чемъ державной пишетъ имъ рукою.

Ринальдъ двору тѣ письма предъявилъ,

Но самъ краснѣе грамотъ говорилъ.

23.

Послу послѣдовалъ отвѣтъ желанный:

«Какія средства нашъ имѣетъ край,

И сколько силы мы имѣемъ бранной,

На помощь противъ басурманскихъ стай

Пошлемъ мы Карлу. Сборный пунктъ избранной

Дружины самъ, гдѣ хочешь, назначай».

И говоритъ король: «когда-бъ не старость,

Я самъ-бы рать свою повелъ на радость».

24.

И то ссылаться-бъ на года не сталъ,

Объ отдыхѣ не думалъ-бы ни мало,

Да сына онъ съ похода поджидалъ,

А въ сынѣ старцу небо даровало

Вождя, героя выше всѣхъ похвалъ,

Цвѣтъ доблести, и рыцарства зерцало.

Вернется скоро принцъ, а между тѣмъ

Король въ походъ велѣлъ вассаламъ всѣмъ.

25.

Окружной грамотой король сзываетъ

Вассаловъ, рыцарей и ихъ людей;

Припасы боевые снаряжаетъ,

И множество военныхъ кораблей;

А послѣ самъ Ринальда провожаетъ

Въ Британію въ теченьи многихъ дней

До Бервика. Здѣсь съ графомъ онъ простился,

И на прощанье даже прослезился.

26.

Вотъ раздалось послѣднее «прости»,

Уже шумитъ попутный вѣтеръ въ вѣтрила,

На Лондонъ правитъ скорый бѣгъ ладьи

Рукѣ искусной вѣрное кормило.

Не много дней по зыбкому пути,

И устье Темзы ихъ остановило.

Но вотъ приливъ имъ придалъ новыхъ силъ,

И къ самому дворцу Ринальдъ приплылъ.

27.

Отъ Карла и отъ короля Оттона,

(Обоихъ Мавръ въ Парижѣ осаждалъ)

Къ намѣстнику родительскаго трона,

Къ Балійскому онъ принцу поспѣшалъ,

Писаньемъ отъ обоихъ ихъ снабженный:

Чтобъ конницу, пѣхоту набирала",

И на Калэ не медля шла дружина

На помощь Карлу противъ Сарацына.

28.

А принцъ, наслѣдникъ той страны жезла,

Какъ я сказалъ, правитель той порою,

Въ Ринальдѣ чтитъ Имперскаго посла,

И внемлетъ, какъ-бы видѣлъ предъ собою

Оттона самого. Того-жъ числа

Сзываетъ грамотою круговою

Вассаловъ, чтобъ къ предписанному дню

Собрались всѣ, и въ боевомъ строю.

29.

Синьоръ! Люблю хозяйничать стихами,

Какъ на игривыхъ струнахъ музыкантъ,

Чтобъ у меня шли лады за ладами,

То менуэты, то церковный кантъ.

Вотъ басъ ворчалъ подъ вѣщими перстами,

Вдругъ переходъ, и запоетъ дискантъ.

Такъ вдругъ припомнилась мнѣ Ангелика,

И съ ней монахъ двусмысленнаго лика.

30.

Ея судьбы припомните со мной,

Я говорилъ, въ какомъ царевна горѣ,

Какъ все Ринальда чуетъ за собой,

Какъ наконецъ задумала за море

Бѣжать, чтобъ 3à моремъ найти покой;

Несчастной нѣтъ житья въ Европѣ вскорѣ.

Но инокъ мастеръ время проводить,

Чтобъ лакомый кусокъ не упустить.

31.

Въ безстыдномъ старцѣ кровь заговорила.

Волшебная царевны красота

Тревогу въ сердцѣ инока забила.

Безъ ней онъ жить не можетъ, но, бѣда!

Красавица все на морѣ спѣшила.

Что дѣлать. Хоть и не щадитъ кнута,

Вѣдь и оселъ его ушелъ годами,

Едва плететъ лѣнивыми ногами.

32.

Такъ вислоухій отстаетъ злодѣй,

Что скоро пропадетъ и слѣдъ дѣвицы.

Пришлось на помощь призывать чертей.

Чертей изъ адской вызвалъ онъ темницы,

Избравъ изъ шайки чорта по умнѣй,

Послалъ во слѣдъ скакавшей молодицы.

Незримъ нечистый сѣлъ на скакуна

Котораго торопитъ такъ она.

33.

А самъ межъ тѣмъ отшельникъ похотливый,

Какъ старый, но за то смышленный песъ,

Хоть и отсталъ отъ стаи торопливой,

Да не бѣда: кругомъ на перекосъ

На встрѣчу лани забѣжитъ пугливой,

Нечистый словно самъ его принесъ.

Старикъ задумалъ такъ стезей своею

Добычу встрѣтить и схватить за шею.

34.

Что держитъ на умѣ старикъ лихой,

Со временемъ, читатель, вамъ открою.

Межъ тѣмъ, бѣды не чая за собой,

Царевна къ морю ѣдетъ предъ собою.

А въ скакуна пробравшись, демонъ злой

Чудитъ. Такъ тлѣетъ искра подъ золою,

И вдругъ та искра въ пламя прошибетъ,

А тамъ пожаръ, и все пожаръ пожретъ.

35.

Бискайское вотъ море зашумѣло,

Ну, думаетъ она, прости печаль,

И на душѣ у ней повеселѣло.

Но лѣшему въ конѣ дремать, статья-ль?

Коня злымъ норовомъ вдругъ овладѣло,

И въ море бросило, и моремъ вдаль

Его влечетъ невѣдомая сила.

Смерть лютая къ дѣвицѣ подступила.

36.

Ей ли сдержать взбѣшеннаго коня?

Въ пучину онъ царевну завлекаетъ.

Отчаяньемъ нѣмымъ поражена,.

Припала къ выѣ конской; вотъ лобзаетъ

Снѣговы плечи черная волна,

Златой косою вѣтерокъ играетъ,

А буйный вѣтръ умолкъ порою той,

Какъ бы плѣненъ царевны красотой.

37.

Слезами блещутъ очи и ланиты

Красавицы, и тщетно взоръ искалъ

На берегѣ спасенья и защиты.

Въ лазурную даль берегъ убѣгалъ,

И вотъ исчезъ лазурію залитый.

Но конь вдругъ круто повернулъ и сталъ

На твердый грунтъ подъ мрачною скалою,

А день ночной уже смѣнялся мглою.

38.

Вотъ сѣло солнце. Непроглядной мглой

Покрылись небеса. Въ степи ужасной

Что станется, Ангелика, съ тобой?

Искать пути, ночлега — трудъ напрасный.

Безмолвная съ поникшей головой,

Недвижимъ взоръ, недвижимъ станъ прекрасный:

Не женщина, — скорѣй то мраморъ былъ,

Что красками художникъ оживилъ.

39.

И замерла душа царевны бѣдной.

Шелковы косы вьются по плечамъ,

Молчатъ уста, тупится взоръ; ликъ блѣдный,

И бѣлы руки вздѣты къ небесамъ,

А сердце ропщетъ на злой рокъ побѣдный,

На небо, что предѣла нѣтъ бѣдамъ.

И горе, что на сердцѣ накопилось,

Потокомъ слезъ и жалобъ разразилось.

40.

И говоритъ: «Ужели надо мной

Не вдоволь ты, фортуна, надругалась?

Что, кромѣ жизни бѣдственной одной,

Тебѣ принесть на жертву мнѣ осталось?

Къ чему спасла меня изъ бездны злой,

Гдѣ съ жизнью бы и съ горемъ я разсталась?

Но нѣтъ! Для злобной прихоти твоей

Ты мнѣ готовишь много горькихъ дней.

41.

Скажи, какое новое терзанье

Ты для меня еще приберегла?

Не ты ль меня на грустное изгнанье

Изъ родины державной обрекла,

И славу дѣвичью на поруганье

Дала? Хотя я честь и соблюла,

Но вѣчное бездомное броженье

Должно накликать на меня презрѣнье.

42.

Найду ли гдѣ еще честной привѣтъ,

Заклеймена позорною молвою?

На гибель мнѣ, увы! и юность лѣтъ,

И то, что славлюсь, ложно можетъ быть красою,

Коварный даръ небесъ, начало бѣдъ

Нависшихъ грозной тучей надо мною,

За этотъ даръ Ардалья умерщвленъ,

Хоть былъ волшебной утварью снабженъ.

43.

А Галафронъ, отецъ мой, царь Катая,

За этотъ самый даръ ханъ Агрисканъ,

Владыка дикаго татаровъ края,

Разбилъ его. Съ тѣхъ поръ, скрывая санъ,

Бѣгу я всюду, край на край мѣняя,

Вездѣ равно страшась и христіанъ

И мавровъ. Такъ, безъ крова, доброй славы,

Какой еще страшиться мнѣ отравы?

44.

О сжалься же, Фортуна, надо мной!

Смерть даруй мнѣ. Коль смертью въ безднѣ моря

Не угодишь твоей причудѣ злой,

Такъ звѣря высылай изъ темна бора,

Дай тысячу смертей въ замѣнъ одной,

Лишь бы конецъ найти кручины-горя».

Такъ ропщетъ бѣдная сквозь слезъ ручьи,

И видитъ вдругъ отшельника вблизи.

45.

Отшельникъ съ маковки скалы высокой

Съ дѣвицы глазъ все время не спускалъ,

Какъ съ смертію боролася жестокой,

И конь у берега крутаго сталъ.

А самъ старикъ бѣсовъ на парѣ бойкой,

Дней за шесть ранѣе сюда попалъ.

И тутъ молитвы шепчетъ старецъ; съ вида

Постнѣй лица не знала Ѳиваида.

46.

Еще блеститъ дѣвицы взоръ слезой,

Еще груститъ она, но, спроста, рада

Отшельнику, такъ страшно ей одной,

И говоритъ: «Благослови! Изъ млада

Въ напасти не бывала я такой.

Смотри, я точно выходецъ изъ ада».

Тутъ вновь княжна слезами залилась,

Повѣдавъ, что тотъ зналъ не хуже насъ.

47.

Уста отверзъ монахъ благочестивый,

Дѣвицу началъ словомъ утѣшать,

И рѣчью залился медоточитвой;

А между тѣмъ, чтобъ слову вѣсъ придать,

То щечку ущипнетъ рукой пытливой,

То за руку, то за корсажъ, и — хвать

Обнялъ. Но дерзость та ее кольнула,

И дерзкаго царевна оттолкнула.

48.

А старецъ? Фляга у него была

Съ волшебной влагой — взялъ ее нескромный

Старикъ, и въ очи, калена стрѣла

Амура гдѣ грозитъ изъ влаги томной

Какъ брызнетъ. — Сила чаръ свое взяла:

Сонъ овладѣлъ скиталицей бездомной.

Царевну сонъ мгновенно обуялъ,

И старцу на потѣху передалъ.

49.

Добыча предъ злодѣемъ безъ защиты,

Достигъ старикъ желаніе свое.

Въ уста цалуетъ дерзкій и въ ланиты,

Рукою наглою ласкаетъ все,

И весь горитъ. Но конь у волокиты

Ужъ больно плохъ, и страсти остріе

Подниметъ ли разбитаго на ноги?

Поднимутъ ли и самые остроги?

50.

И то сказать: прыть лишняя вредна,

Вредитъ и лишній кормъ скотинѣ старой.

Какъ бился онъ! А стараго коня

Не пробудилъ ни чѣмъ старикъ поджарый,

Лишь въ сонъ его повергнула возня.

А на пробудки ждетъ фортуны ярой

Затѣя новая. Одинъ отвѣтъ

Велитъ держать фортуна на семь бѣдъ.

51.

Все разскажу вамъ, но сперва съ прямаго

Пути на западъ васъ прошу за мной.

Тамъ, за Ирландіей, Борея злаго

Въ предѣлахъ бурныхъ, островъ небольшой

Эбуда. Островъ разоренъ бѣдово,

Сталъ пустъ съ тѣхъ поръ, когда Протей сѣдой,

Угрюмый вождь морскихъ бездонныхъ зыбей,

На расхищенье далъ его Дивъ-Рыбѣ.

52.

Быть можетъ правда, можетъ быть была

Одна молва, но въ хартіяхъ читаемъ,

Что древле чудной красотой цвѣла

Дочь короля надъ этимъ дальнимъ краемъ,

Протея красотой съ ума свела,

Такъ что старикъ, нечаяннымъ случаемъ,

Увлекъ ее и на любовь склонилъ,

И изъ подъ волнъ не праздной отпустилъ.

53.

Отца повергъ въ тупое изступленье

Единородной дочери позоръ,

Презрѣвъ ея и слезы и моленья,

Презрѣвъ и совѣсти нѣмой укоръ,

Вины единственное искупленье

Изрекъ онъ падшей смертный приговоръ.

Главу на плахѣ бѣдная сложила,

А съ ней и внука пожрала могила.

54.

Протей, Нептуна что стада пасетъ,

Возлюбленной провѣдавъ казнь лютую,

Изъ мести за нее обычный ходъ

Природы извративъ, толпу морскую

Китовъ, Фокъ, рыбъ изъ горькихъ вызвалъ водъ,

И устремилъ на островъ шайку злую

Громить тамъ села, города вездѣ,

Губить скотъ, нивы и самихъ людей.

55.

За крѣпкими столицы ихъ стѣнами

Спасенье чаютъ бѣдные сыскать;

За ними звѣри и туда толпами

Громадными, и стали осаждать.

А люди пали духомъ и тѣлами,

Ни ѣсть имъ звѣри не даютъ, ни спать,

И наконецъ оракула спросили,

И отповѣдь такую получили.

56.

Протею дѣву выставить велитъ

Которая равнялась бы красою

Съ той, за которую Протей имъ мститъ.

Понравится, — обдастъ ее волною

И отъ чудовищъ ихъ освободитъ;

А не обдастъ, искать другой, пока

Не съищется по вкусу старика.

57.

"Съ тѣхъ поръ на дѣвъ, что по красивѣй были

Настала нестерпимая напасть.

Что день, то дѣву къ морю выносили,

Но всѣмъ одна все выпадала часть.

Угодной старику не находили,

И всѣхъ Дивъ-рыбѣ повергалъ онъ въ пасть.

Ее одну у берега оставилъ,

А чуды прочіе домой отправилъ.

58.

Не знаю, та ль причина, или врутъ, —

О сущности мотивовъ вольно мнѣнье, —

Но вѣрно то, что противъ женщинъ тутъ

Вошло въ обычай злое уложенье.

Что день, то къ морю женщину ведутъ,

Красавицу Дивъ-рыбѣ на снѣденье.

Хоть участь женщинъ всюду не красна,

Но тамъ, признаться, черезъ чуръ грозна.

59.

Бѣда, коль на безбожное прибрежье

Красавицу фортуна занесетъ.

Попалась дѣвица какъ рыба въ мрежи,

Тамъ рады ей, и вѣренъ ихъ расчетъ:

Своихъ расходовать придется рѣже,

Чѣмъ больше жертвъ имъ море принесетъ;

А не несетъ, у нихъ вошло въ обычай

Хоть на край свѣта рыскать за добычей.

60.

Въ ладьяхъ, фелукахъ, и многихъ судахъ

Издавна рыскаютъ они по морю,

На близкихъ и на дальнихъ берегахъ

Ища домашнему подспорье горю.

Обманомъ ли, иль силой, много странъ

Уводятъ дѣвушекъ во всяку пору,

Спѣшатъ съ добычей лакомой домой,

И берегутъ за крѣпкою стѣной.

61.

Вотъ тѣхъ разбойниковъ ладья пристала

Въ полночь, у берега дождаться дня.

Невдалекѣ Ангелика лежала,

Волшебной влагою усыплена.

Чуть свѣтъ часть корабельщиковъ напала

На мѣсто самое, гдѣ жертвой сна

Красавица, красавицъ всѣхъ милѣе,

Въ объятіяхъ сѣдаго лиходѣя.

62.

Для варварскихъ, безчеловѣчныхъ рукъ

Увы! добыча слишкомъ дорогая.

Тебѣ ль, фортуна, нашъ подлунный кругъ

Дала на произволъ судьба слѣпая?

Ту, для которой Агриканъ на югъ

Спѣшилъ, любовью страстною сгорая,

И велъ тьму темъ Татаръ, красавицъ цвѣтъ,

Чудовищу ты обрекаешь въ снѣдь.

63.

Красавицъ цвѣтъ! Но для тебя ли славой

И родиной презрѣлъ царь Сакрипантъ?

Красавицъ цвѣтъ: неистовства отравой

Любовь къ тебѣ запечатлѣлъ Англантъ.

Красавицъ цвѣтъ; изъ-за тебя кровавой

Войной и распрями кипѣлъ Левантъ,

Одна ты одиношенька осталась

И нѣкому хоть слово дать на жалость.

64.

На палубѣ Ангелика въ цѣпяхъ

Проснулась, такъ глубоко почивала

(И старца съ ней забрали въ торопяхъ),

И плѣнницами палуба кишала.

Отчалили, работаютъ въ снастяхъ,

И весело ладья домой бѣжала,

А тамъ Ангелика обречена

Ждать въ мрачной кельѣ роковаго дня.

65.

Но самыхъ варваровъ смягчить успѣла

Небесная царевны красота.

Покуда крайняя нужда терпѣла,

Ее все обходила череда;

Не въ очередь иная полетѣла

Въ кровавыя чудовища уста.

Но все жъ ее къ Дивъ-рыбѣ проводили,

Хоть сами варвары по ней тужили.

66.

Кто скажетъ, какъ раздались до небесъ

Рыданья, стоны, плачъ, кличъ, ропотъ скорбный?

На диво мнѣ, какъ берегъ не исчезъ,

Когда несчастную у бездны чорной

Въ оковахъ посадили на утесъ,

Ждать смерти тамъ, и страшной и позорной,

Сказать не въ силахъ я. Едва дышу,

И съ риѳмой на иной предметъ спѣшу.

67.

Душою дайте мнѣ вздохнуть усталой,

И дайте мнѣ предметъ по веселѣй.

Чай все бы дрогнуло, что точитъ жало

Среди палящихъ Африки степей;

Отъ ужаса вздрогнула бы пожалуй

И тигрица, лишенная дѣтей,

Завидя надъ сердитыми волнами

Ангелику, гремящую цѣпями.

68.

О! если бы Роландъ про это зналъ,

Роландъ, Ангелики поклонникъ вѣрный;

Но онъ въ Парижѣ слѣдъ ея искалъ.

Иль знали бы тѣ два, которыхъ скверный

Гонецъ съ береговъ Стигійскихъ обуялъ;

На помощь, хоть на встрѣчу смерти черной

Рванулись бы. Но гдѣ жъ имъ слѣдъ сыскать

За тридевять земель и помощь дать.

69.

Парижъ тѣмъ часомъ въ бѣдственной осадѣ

Царя Трояна славный сынъ томилъ,

И разъ такъ близко подступилъ къ оградѣ,

Что взятъ Парижъ бы о ту пору былъ,

Да вышній промыслъ почивалъ на градѣ,

И страшнымъ ливнемъ варваровъ отбилъ,

Не то Парижъ съ имперіей святою

Очнулись бы у Мавра подъ пятою.

70.

Мольбамъ, что старецъ къ небу возсылалъ,

Державный старецъ, внялъ Творецъ вселенной,

И на долго дождь полилъ, задержалъ

Неистовый разгаръ чалмы надменной.

Сколь кратъ сильнѣй чѣмъ войско, мечъ, металъ

Мощь тайная молитвы умиленной,

Позналъ смиренный Цезарь въ этотъ часъ,

Какъ отъ враговъ его всевышній спасъ.

71.

Жестокимъ, тяжкимъ помысломъ дѣлился

Роландъ съ безсоннымъ ложемъ въ ночи той.

Вотъ обдалъ помыслъ злой, вотъ раздробился

На искорки и бросилъ въ дрожь и зной.

Нѣтъ сладу съ нимъ; какъ будто разразился

Бродящій лучъ надъ зыбкою волной:

Порою въ глубь уйдетъ снопомъ, порою

Скользитъ по струямъ сѣткою живою.

72.

Все носится предъ нимъ, и гонитъ сонъ

Повсюду днемъ и ночью образъ милой.

Хоть днемъ подъ часъ какъ будто спитъ огонь,

За то въ часъ ночи вспыхнетъ съ новой силой.

Какъ могъ Ангелику покинуть онъ,

Терзаетъ витязя упрекъ постылый?

И что о ней и слухомъ не слыхать

Со дня, какъ при Бордо бѣжала рать.

73.

«Такъ вотъ, чтобъ выдать въ глупости безпечной,

Такъ вотъ на что тебя добылъ мечемъ»,

Такъ плакалъ ночью витязь безутѣшно.

«Сгубилъ тебя въ безуміи тупомъ,

Хоть и любилъ любовью безконечной,

И жилъ лишь, чтобъ быть для тебя щитомъ.

И вотъ, неслыханному внявъ закону,

Тебя же выдалъ на руки Намону.

74.

Какъ волю Карла я не отклонилъ?

Его уговорить всегда возможно.

Къ чему мой добрый мечъ не обнажилъ?

Иль силою меня принудить можно?

Скорѣй бы бурный духъ я испустилъ,

Далъ вырвать сердце изъ груди тревожной.

Но кто жъ хоть Карлъ, иль хоть его бы рать,

Кто могъ тебя изъ рукъ моихъ отнятъ?

75.

По крайней мѣрѣ могъ пріютъ надежный

Найти ей здѣсь, иль въ крѣпости иной.

Къ чему, иль для разлуки неизбѣжной,

Вручать ее Намону въ часъ лихой?

Безцѣннаго блаженства стражъ небрежный!

Его хранить мнѣ было долгъ прямой,

Хранить какъ свѣтъ очей мнѣ надлежало;

Но долгъ исполнить твердости не стало.

76.

Безсовѣстно покинутая мной,

Гдѣ пріютишь ты робость и усталость?

Что, пастыремъ забыта въ часъ ночной,

Овечка бѣдная въ степи осталась,

Съ блеяньемъ робкимъ просится домой.

Но въ камняхъ, въ дебряхъ не пробудитъ жалость?

Не слышитъ пастырь; голосъ стихъ, замолкъ;

Скорѣй, въ недобрый часъ заслышитъ волкъ.

77.

Гдѣ жъ, милая, гдѣ ночь тебя застала?

Гдѣ одиношенька блуждаешь ты?

Или безъ вѣрнаго Роланда пала?

Отъ волка некому тебя спасти.

И цвѣтъ, котораго душа алкала,

Цвѣтъ дѣвственной, волшебной красоты.

Души моей надежда, обаянье,

Злодѣю палъ на злое поруганье.

78.

О горе! Небо, дай мнѣ тучи бѣдъ,

Пошли скорѣе злѣйшее мученье,

Но невредимымъ сохрани тотъ цвѣтъ.

А если сбудется ужасное сомнѣнье,

Пусть мечъ мой на печали дастъ отвѣтъ,

И въ темныя душа идетъ селенья».

Такъ, мучимый неистовой тоской,

Бесѣду витязь велъ съ самимъ собой.

79.

Давно спитъ все, что на землѣ устало.

Измучившись тяжелымъ дня трудомъ,

Кто чинно на одрѣ заснулъ, кто, какъ попало,

Въ травѣ, на камнѣ дикомъ, подъ кустомъ.

Тебя жъ, Роландъ, сомнѣнья будитъ жало,

Твои, Роландъ, не клонитъ вѣки сномъ.

Вздремнуть на мигъ усталость коль заставитъ,

Зловѣщій сонъ покой какъ разъ отравитъ.

80.

Вотъ снится: надъ прозрачною волной,

Въ цвѣтахъ душистыхъ лилія царила;

Румянцомъ розы нѣгу лиліи той

Кисть самаго Амура растворила.

Вотъ пара звѣздъ волшебною игрой

Роланду сердце сладостно плѣнила:

Про очи говорю, про пылъ ланитъ,

Про все, что витязь нашъ боготворитъ.

81.

Роландъ вкушалъ любви награду страстной,

Блаженство высшее Роландъ вкушалъ,

Но вдругъ, отколь ни взялся, вѣтръ ужасный,

И, бурный, тучи черныя нагналъ.

Задули вдругъ Борей и Ливъ ненастный,

Злой ураганъ деревья съ корнемъ рвалъ,

Цвѣточки алы, будто не бывали.

Роландъ съ дѣвицей тщетно кровъ искали.

82.

И вдругъ не видитъ милой онъ съ собой!

Какъ это сталось, самъ не понимаетъ,

Зоветъ ее средь рева бури злой,

Зоветъ, гулъ вѣтра воплемъ прерываетъ:

«Гдѣ ты, иль вновь я разлученъ съ тобой,

„Ужель“, — но буря голосъ заглушаетъ.

А голосъ милой слышится ему,

И къ рыцарю взываетъ своему.

83.

Бѣжитъ туда, гдѣ слышанъ голосъ милой,

Спѣшитъ и рвется, выбился изъ силъ.

Но тщетно бьется паладинъ унылый,

Все дальше, дальше голосъ уходилъ.

„Нѣтъ! не увидишь болѣ образъ милой“

Такъ чей-то грозный голосъ завопилъ.

Роландъ при голосѣ томъ содрогнулся

И залитой слезами вдругъ проснулся.

84.

Не мысля, что вліяетъ страхъ и страсть

На сонъ, что рѣдко вѣрное приснится,

Роландъ увѣренъ, что грозитъ напасть

Ангеликѣ, что бѣдная дѣвица

Въ бѣду должна безвыходную впасть:

И онъ вскочилъ, какъ молнья иль зарница,

Одѣлъ доспѣхъ; кольчугою звеня

Самъ вывелъ въ поле вѣрнаго коня.

85.

А чтобы всюду разъѣзжать по волѣ,

Роландъ свой знакъ, всѣмъ вѣдомый, не взялъ

(Багровая черта на бѣломъ полѣ),

Иной знакъ, черный, паладинъ избралъ,

Быть можетъ въ знакъ тоски, сердечной боли;

Съ нимъ въ поле онъ еще не выѣзжалъ.

Съ Эмира одного, — своей рукою

Знакъ этотъ снялъ онъ вмѣстѣ съ головою.

86.

И съ дядею проститься не хотѣлъ,

Ни даже глянуть Брандимарту въ очи,

Товарищу столь многихъ славныхъ дѣлъ,

И выѣхалъ одинъ въ злой часъ полночи.

Ужъ Фебъ Титова покидалъ предѣлъ,

Блистая въ новой лучезарной мощи,

Сырыя тѣни гналъ съ лица земли,

Какъ вѣсти о побѣгѣ томъ дошли

87.

До Карла. На племянника роднаго

Державный старецъ очень былъ сердитъ.

Что онъ отъ долга своего святаго

Бѣжалъ когда осада ихъ томитъ.

Гнѣвъ правый Императора святаго

Всегда караетъ зло и Карлъ грозитъ,

Что графа онъ раскаяться заставитъ,

Коль онъ своей ошибки не поправитъ.

88.

Но Врандимартъ Роланда такъ любилъ,

Какъ самаго себя. Товарищъ вѣрный

Вернуть скорѣй товарища рѣшилъ.

(Такъ страшенъ былъ гнѣвъ Цезаря безмѣрный).

Самъ Врандимартъ въ слѣдъ графа поспѣшилъ,

Лишь только стукнулъ часъ полночи черной.

Уѣхалъ и, задержки убоясь,

Уѣхалъ съ Флёрделизой не простясь.

89.

А Флёрделизѣ преданъ былъ душою,

И рѣдко разлучался съ ней. Умомъ

Брала она, осанкой, красотою,

Не много дамъ могло съ ней спорить въ томъ.

Коль не простился витязь тойпорою,

Вернуться къ ней знать думалъ вечеркомъ.

Анъ случай повстрѣчался съ нимъ нежданный,

И затянулъ возвратъ его желанный.

90.

По немъ томится Флёрделизъ тоской,

Ждетъ Брандимарта цѣлый мѣсяцъ, болѣ,

Но Брандимартъ не ѣдетъ все домой.

Не терпитъ наконецъ разлуки долѣ,

Летитъ одна, не взявъ слуги съ собой.

Но много ей пришлось скитаться въ полѣ.

Про этихъ двухъ отложимъ рѣчь на часъ,

Займу теперь однимъ Роландомъ васъ.

91.

Никѣмъ не узнанный въ ночномъ походѣ,

— Вы помните, Альмонтовъ знакъ онъ скрылъ, —

До вратъ доѣхалъ графъ, и воеводѣ,

Что тѣ врата тѣмъ часомъ сторожилъ,

Шепнулъ: „я графъ“, а пропускъ на свободѣ

Ему вездѣ, какъ паладину, былъ.

Вотъ ѣдетъ прямо въ вражій станъ проклятый.

Что дальше, въ пѣсни писано девятой.

ПѢСНЬ ДЕВЯТАЯ.

1.

Чего Амуръ не натворитъ съ душой

Отдавшейся любовному задору,

Когда Роландъ могъ долгъ забыть святой,

И преданность верховному Синьору?

Какъ вѣровалъ въ него народъ честной!

Въ немъ церковь видѣла свою опору.

И вотъ, пустой любовью ослѣпленъ,

Забылъ себя, Синьора, Бога онъ.

2.

Но все жъ его винить я чуждъ душою.

Скорѣй товарищу такому радъ.

На доброе и я лѣнивъ порою,

Порой и я на зло скоръ не впопадъ.

Вотъ ѣдетъ витязь полночью глухою.

(Не жаль друзей и милыхъ покидать).

И видитъ рати басурманской силы

Шатры, палатки на полѣ разбили.

3.

И даже безъ шатровъ. Ихъ дождь загналъ

Подъ кровы, дерева. Враги лежали

Гдѣ по два, по три; какъ ихъ сонъ засталъ

На полѣ бранномъ, тамъ они и спали.

Измученный работой дня лежалъ

Одинъ плашмя; другіе подпирали

Челой рукой. И сколькихъ бы убила»

Роландъ, но шпаги онъ не обнажилъ.

4.

Роландъ какъ рыцарь чувствуетъ высоко.

Не могъ онъ спящаго врага разить.

Къ тому жъ онъ ночью ѣдетъ одинокій

Чтобы слѣды Ангелики открыть.

Найдетъ не спящаго, вздохнувъ глубоко,

Ея уборъ опишетъ, станъ и видъ,

И спроситъ, горьки слёзы проливая,

Гдѣ-бъ быть могла красавица младая.

5.

За тѣмъ, лишь только солнышко взошло,

Онъ всѣ углы изъѣздилъ вражья стана.

Все безъ помѣхи графу съ рукъ сошло,

Одѣтому въ одежду мусульмана.

Къ тому жъ Роланду много помогло,

Что онъ владѣлъ нарѣчьемъ бусурмана.

Слова такъ бѣгло за словами шли,

Какъ бы нашъ графъ родился въ Триполи.

6.

Какъ осмотрѣлъ ихъ станъ, (на это дѣло

Три дня, три ночи витязь посвятилъ),

Искалъ княжну по Франціи онъ цѣлой,

Ни града, ни села не пропустилъ,

Такъ сердце въ бѣдномъ витязѣ горѣло.

За тѣмъ Овернь, Гасконь онъ посѣтилъ,

Изъѣздилъ все отъ Роны до Бретани

И отъ Пикардьи до границъ Испаньи.

7.

Дни первые стояли Ноября,

Рѣдѣлъ ужъ листъ, ужъ обнажались боры,

Дышала стужей ранняя заря,

Луговъ исчезли и садовъ уборы,

И стаямъ птицъ летать пришла пора,

Какъ началъ онъ любовные дозоры.

Всю зиму графъ Ангелику искалъ,

И поиски весною продолжалъ.

8.

Разъ на пути, переходя изъ края

Въ край, до рѣки доѣхалъ онъ одной,

Бретань что отъ Нормандьи отдѣляя,

Шла смирно къ морю тихою струей

Порою лѣтней; но погода злая

Взбурлила рѣку пѣнистой волной.

Реветъ она, и берегъ затопила,

Плотины порвала, мосты посмыла.

9.

Туда, сюда заботливо глядитъ,

Не сыщетъ-ли гдѣ моста или брода,

Иль какъ нибудь рѣку переступитъ.

Не рыбьяго-жъ, не птичьяго онъ рода;

Какъ вдругъ челнокъ съ того конца бѣжитъ,

Дѣвица правитъ, сидючи у хода,

И машетъ витязю, къ нему плыветъ,

Но ставъ у берега, къ нему нейдетъ.

10.

И не причалитъ. Дѣву молодую

Страшитъ быть можетъ незванный сѣдокъ.

Но проситъ онъ на сторону другую

Ему дозволить переплыть потокъ.

Она жъ на это: «Лишь тому дарую

Сѣсть въ челнокѣ, кто дастъ сперва зарокъ

Внять моему призыву, и на бой

Идти, въ походъ правдивый и святой.

11.

Такъ, рыцарь, если въ челнокѣ моемъ

Потокъ хотите переплыть надменный,

Такъ обѣщайте мнѣ прямымъ путемъ,

И до конца недѣли непремѣнно

Явиться предъ Ирландскимъ королемъ.

Готовитъ войско онъ въ походъ священный.

Походъ готовитъ на Эбуду онъ,

Эбуду, злѣйшихъ варваровъ притонъ.

12.

Вамъ, рыцарь, надо знать, что та Эбуда

На западъ отъ Ирландіи лежитъ.

Разбойничьи суда идутъ оттуда,

Законъ у нихъ издревле такъ велитъ:

Дѣвицъ и женъ уводятъ отовсюду

Всю ту добычу пожираетъ китъ,

Что день китъ къ берегу ихъ подплываетъ,

Что день добычи новой ожидаетъ.

13.

Такъ много безнаказанный разбой

Приводитъ женщинъ, все красавицъ болѣ.

На сутки полагайте по одной,

Что жертвой пасть должна ужасной долѣ.

Коль жалости не чужды вы душой,

Не чужды сладостной любви неволѣ,

Подъ знамя славное спѣшите стать,

Спѣшите поступить въ святую рать».

14.

Едва дослушать могъ Роландъ сказанья,

Какъ первымъ стать обѣтъ онъ тутъ же далъ,

Какъ тотъ, кто въ жизни безъ негодованья

Дѣламъ жестокимъ, гнуснымъ не внималъ.

Сверкнула мысль — и въ сердце содроганье:

Что коль ее въ Эбуду рокъ загналъ,

Такъ какъ досель Ангелики прекрасной

Слѣды искалъ, и все искалъ напрасно,

15.

Не зная гдѣ она? Но несмотря

На то что мысль о ней его смущала

Онъ тутъ же нетерпѣніемъ горя

Рѣшилъ отправиться въ походъ удалый.

Вечерняя не занялась заря,

Уже ладью онъ нанялъ близь Санъ-Мало,

И сѣлъ. Вѣтрила кормчій развернулъ,

И въ ту же ночь мысъ Сенъ-Мишель минулъ.

16.

Бреакъ, Ландрилью въ лѣво оставляя,

Къ Бретанскимъ берегамъ идетъ судно,

Къ утесамъ бѣлымъ бѣгъ свой направляя,

(Отъ нихъ и имя Альбіонъ дано).

Дулъ вѣтръ съ полудня, лодку подгоняя,

Но вдругъ перемѣнился: стало вдругъ темно

Съ ужасной силой съ сѣвера задуло

И снова лодку въ море повернуло.

17.

Четыре дня и ночи судно шло

Но путь обратный въ сутки совершило:

Открылась течь еще, и какъ стекло

Его о брегъ чуть вѣтромъ не разбило.

Но бѣснованіе вѣтровъ прошло,

И тишиною бурю замѣнило.

Успѣло въ устье наконецъ вбѣжать

Судно, и на Анжерскомъ рейдѣ стать.

18.

Едва лишь къ берегу пристать успѣло

И рулевой причалить сталъ спѣшить

Какъ подошелъ къ нимъ поступью несмѣлой

Старикъ, прося на палубу впустить.

Согбенный станъ, и волосъ бѣлый

Могли пловцовъ къ нему расположить.

Взошедъ, всѣмъ вѣжливо онъ поклонился,

И къ графу, какъ вождю ихъ, обратился.

19.

И просить графа къ дѣвицѣ одной

Пожаловать. Такого снисхожденья

Она достойна, дивной красотой,

И знатностью происхожденья,

Всего же болѣ кроткою душой.

Иль ей самой предстать дастъ позволенье,

Въ надеждѣ, что графъ не откажетъ ей,

Какъ ни одинъ изъ рыцарскихъ вождей.

20.

Всѣ витязи, что здѣсь перебывали,

По сушѣ, прибыли ль иль на ладьѣ,

Бесѣды съ дѣвицей не избѣгали,

Въ ея бѣдѣ совѣтъ давали ей.

Роландъ, узнавъ, что дѣвица въ печали,

Готовъ сей часъ явиться передъ ней.

На службу дамъ Роландъ всегда готовый,

Въ слѣдъ старика идетъ на подвигъ новый.

21.

За нимъ въ дворецъ онъ за городъ идетъ.

На лѣстницѣ его встрѣчаетъ дама,

Унылая, потокомъ слезы льетъ,

И въ траурѣ. Кругомъ печали знамя:

Въ покояхъ, залахъ, всюду черный цвѣтъ,

Печальная душевной скорби рама.

Роланду дама кресло подала,

И, подавляя слезы, начала:

22.

Вы, рыцарь, зрите дочь передъ собою

Того, Голландіи кто графомъ былъ.

О, онъ любилъ меня, хотя со мною

Его Господь сынами наградилъ,

Любилъ меня онъ нѣжною душою,

Казалось для меня одной онъ жилъ.

Такъ день за днемъ, и годъ за годомъ шли

И милаго къ намъ гостя привели.

23.

Зеландьи графъ въ Бискайю, рыцарь, шелъ

На Мавровъ со крестомъ надъ знаменами.

Гость и красой и молодостью цвѣлъ:

Война не долго длилась между нами,

Тѣмъ болѣ — чуждая любви дотоль,

Я по всему, что видѣла очами

И вѣрила, и вѣрить буду вѣкъ,

Что рыцарь онъ, и честный человѣкъ.

24.

У насъ его погода задержала.

Противный вѣтръ, любви попутный, дней

Дулъ сряду сорокъ. Дней я не считала,

Летѣвшихъ точно грезы въ сладкомъ снѣ.

Въ тѣ дни совѣтъ я съ рыцаремъ держала,

Клялась ему, а рыцарь клялся мнѣ,

Что въ бракъ со мной онъ вступитъ непремѣнно,

Какъ только совершитъ походъ священный.

25.

Биренъ простился и въ походъ ушелъ

(Биреномъ звали витязя Христова),

А къ намъ прибылъ изъ Франціи посолъ,

Изъ Фризіи, у берега морскаго.

Моей руки велѣлъ просить король

Для сына, для Арбанта молодаго,

Единственнаго сына своего,

Отца просить согласья моего.

26.

Но слову измѣнить ужель возможно?

И милому возможно ль измѣнить?

Самъ богъ любви, любви притворной, ложной

Не дастъ согласья слово проронить.

Рѣшилась я ходъ дѣла, если ложно,

Удачный впрочемъ ходъ, затормозить,

И для того отцу я объявляю,

Что смерть замужеству предпочитаю.

27.

А добрый мой отецъ одно любилъ,

Чтобъ чужды были мнѣ и грусть и горе.

Мои онъ слезы осушить спѣшилъ,

И сватовство разстроилъ тутъ же вскорѣ,

Чѣмъ Фризовъ короля такъ раздражилъ,

Что, рать собравъ на сушѣ и на морѣ,

Войною страшною напалъ на насъ,

И въ той войнѣ нашъ славный родъ угасъ.

28.

Врагъ такъ могучъ, такой владѣетъ силой,

Какъ рѣдко, въ наше время, кто другой;

Такъ много хитростей въ запасѣ было,

Что мечъ слабѣлъ, робѣлъ и храбрыхъ строй.

Къ тому жъ ему орудіе служило,

Невѣдомое до поры до той:

Мѣдь полую въ семь пядей выставляетъ,

И зеліе съ ядромъ въ нее вгоняетъ.

29.

Коснется фитилемъ, гдѣ сквозь металлъ

Продѣлано чуть видное запало,

(Такъ тронетъ врачъ, лишь вену отыскалъ,

И брызнетъ кровь струей оттуда алой),

Мгновенно небо взрывъ поколебалъ,

Ядро летитъ изъ полаго металла,

И что перунъ, гдѣ ни падетъ оно,

Убито все, разбито, сожжено.

30.

Два раза нашу рать ядро разбило,

Двухъ братьевъ погубилъ ядра полетъ.

Въ сраженьѣ перваго сразило

Ядро сквозь броню въ сердце на «пролетъ,

А во второмъ, другаго умертвило.

Какъ наша рать врагу дала хребетъ,

Ему въ догонъ пустили ту машину;

Онъ палъ на вылетъ пораженный въ спину.

31.

За тѣмъ отца. Онъ городъ защищалъ,

Послѣдняя отъ хищника ограда,

Какъ все кругомъ коварный врагъ отнялъ.

Палъ и отецъ отъ страшнаго снаряда

Въ то время, какъ о насъ онъ промышлялъ,

И ближе подступила къ намъ осада.

Онъ палъ ядромъ сраженный межъ очей,

А выстрѣломъ самъ заправлялъ злодѣй.

32.

И вотъ я стала круглой сиротою,

Но и наслѣдство пало мнѣ одной,

А врагъ давнишнею желалъ порою

Въ Голландіи стать твердою ногой.

Въ переговоры онъ вступилъ со мною:

Что миръ даруетъ, сжалясь надо мной,

Но съ тѣмъ (что я такъ долго отклоняла),

Чтобъ я Арбанту руку даровала.

33.

Но ненависти я къ нему полна,

Къ нему, къ всему его отродью злому,

(Я имъ отца и братьевъ лишена,

И родины, и отческаго дому).

И сверхъ того, ужели я должна

Невѣрной жениху стать дорогому,

И клятвѣ, что не буду я ничьей,

Коль не избранника души моей?

34.

О нѣтъ! „Скорѣе“, говорю, „согласна

Неслыханныя муки выносить.

Пусть на кострѣ сожжетъ деспотъ ужасный,

И прахъ дастъ вѣтрамъ лютымъ разносить“.

Уговорить меня стараются напрасно,

А мой народъ дерзаетъ мнѣ грозить:

Что выдадутъ, чтобы снискать спасенье,

И родину спасти отъ раззоренья.

35.

Угрозы дерзкій выполнилъ народъ,

И такъ какъ все жъ была я непреклонна.

Меня онъ къ Фризовъ королю ведетъ,

И города сдалася оборона.

Онъ ласково со мною рѣчь ведетъ,

Даруетъ жизнь и не лишаетъ трона,

Пусть только измѣню упрямый нравъ

Арбанту руку наконецъ отдавъ.

36.

Грозитъ насилье мнѣ. Одно спасенье

Изъ рукъ злодѣя, смерть! Но умереть,

И столько золъ оставить безъ отмщенья?

Нѣтъ! легче вновь ихъ было бы терпѣть.

Но какъ отмстить? Притворное смиренье,

Хоть тяжело, другаго средства нѣтъ.

Смирясь, не только бракъ не отвергаю,

Къ нему стремлюсь, напротивъ, изнываю.

37.

Двухъ вѣрныхъ слугъ на помощь я взяла,

Двухъ братьевъ, что отцу еще служили.

Природа умъ и сердце имъ дала,

Отецъ любилъ ихъ, братья ихъ любили,

Изъ дѣтства я на ихъ глазахъ росла,

Еще дѣтьми они къ намъ поступили;

А преданы тѣ братья до того,

Что жизнь дадутъ для блага моего.

38.

Тѣмъ братьямъ мести планъ я сообщила.

Отъ нихъ могу я службы вѣрной ждать

Одинъ при мнѣ, другаго отрядила

Во Фландрію идти корабль нанять.

А время браку близко подходило,

На бракъ ужъ гости стали пріѣзжать,

Какъ про Бирена слухъ до насъ доходитъ,

Что на судахъ къ Голландіи подходитъ.

39.

Лишь первой битвы жребій палъ, когда

Я брата перваго похоронила,

Въ Бискайю шлю гонца, зову сюда

Бирена; но пока сбирался милый,

Готовилъ рать и снаряжалъ суда,

Пора конечныхъ дѣйствій наступила.

Биренъ не зналъ однако ничего,

И къ намъ въ главѣ плылъ флота своего.

40.

Едва король объ этомъ извѣстился,

О бракѣ сыну хлопоты вручилъ,

И въ море съ силою своей пустился.

Бирена встрѣтивъ, флотъ его разбилъ,

Въ плѣнъ самаго взять даже ухитрился.

Но слухъ до насъ еще не доходилъ,

Какъ ужъ меня съ Арбантомъ повѣнчали,

И къ ночи ложе брачное постлали.

41.

Поставленъ былъ позадъ завѣсы мной

Мой вѣрный рабъ. Стоитъ онъ неподвижно;

Но въ брачный лишь вступилъ Арбантъ покой,

Еще до ложа не дошелъ, какъ необлыжной

Рукой сразилъ его рабъ вѣрный мой.

Настала смерть внезапно и неслышно.

Безгласенъ палъ Арбантъ. Вскочила я,

И павшаго разитъ рука моя.

42.

Какъ волъ на бойнѣ падаетъ сраженный,

Такъ этотъ юноша несчастный палъ,

Палъ мной на месть Цилюску осужденный,

(Такъ короля зовутъ), и жертвой сталъ

Мнѣ, всѣхъ моихъ его отцемъ лишенной.

А самый бракъ злодѣй мнѣ навязалъ,

Чтобы моей державой завладѣть

И чтобы мнѣ въ неволѣ умереть.

43.

Покуда вѣсть о бывшемъ не прошла,

Взявъ что цѣннѣй, и легче что съ собою,

Я по канату чрезъ окно ушла,

И тотъ же преданный слуга за мною,

Ладья уже на возморьѣ насъ ждала

Изъ Фландріи съ другимъ моимъ слугою.

Насъ трое сѣли. Мчимся по волнамъ,

Путь спѣшный небо даровало намъ.

44.

Король днемъ позже прибылъ изъ похода.

Чѣмъ былъ онъ дома больше пораженъ?

Иль тѣмъ, что палъ его наслѣдникъ рода.

Иль на меня былъ больше раздраженъ?

А шелъ — побѣдоносный воевода,

За нимъ Биренъ, влекомой въ тяжкій плѣнъ.

На радость шелъ Цилюскъ, на праздникъ брачный

А дома тихо все, печально, мрачно.

45.

По сынѣ горе, злоба на меня,

Ни днемъ ни ночью нѣтъ ему покою.

Но не пробудишь плачемъ смерти сна,

А сердце местью облегчишь порою.

Часть думы, часть что горю отдана,

По сынѣ сердце надрывать тоскою,

Ту часть на мщенье обратилъ злодѣй,

Чтобы меня къ рукамъ прибрать скорѣй.

46.

И предалъ смерти въ первомъ взрывѣ гнѣва

Друзей моихъ, гдѣ только отъискалъ,

Друзей и всѣхъ участниковъ побѣга,

А ихъ дома, богатства отобралъ.

Бирена казнь душѣ злодѣя нѣга,

Бирена казнь мнѣ смерть, такъ онъ мечталъ,

Но вотъ раздумалъ: чаетъ, плѣнъ Бирена

Меня заманитъ въ сѣти непремѣнно.

47.

Отсрочку на годъ, жизнь ему сулитъ

Съ тѣмъ: — каково условье этой льготы? —

Что въ этотъ срокъ меня ему вручитъ;

Друзей, родныхъ въ участники работы

Взять можетъ; силу, хитрость въ ходъ пустить;

Не сдастъ — злой казнью кончитъ съ нимъ расчеты.

И такъ сулитъ коварный договоръ

Бирену жизнь, мнѣ смертный приговоръ.

48.

Что можно было для его спасенья,

Лишь не идти, все въ жертву принесла.

Во Фландріи послѣднія имѣнья

Продавъ, я часть посредникамъ дала,

Чтобъ подкупали стражей заточенья;

Другая на наборъ людей пошла,

Въ Брабантѣ, всюду. Думала, съумѣю

Не дать Бирена погубить злодѣю.

49.

Посредники иль дѣла не могли,

Иль не хотѣли сдѣлать. Все манили

Меня надеждой, а дѣла не шли,

Мои лишь средства даромъ истощили.

А дни идутъ, и ближе подошли

Ко дню, что будемъ-ли слать деньги, или

Не будемъ, все равно; но долженъ онъ,

И непремѣнно, смертью быть казненъ.

50.

Уже отца и братьевъ за Бирена,

Изъ за него я царства лишена.

Чтобъ милаго освободить изъ плѣна

Послѣдняя лепта мной отдана,

Богатаго остатокъ скудный вѣна.

Одно, и чаша выпита до дна,

Еще одно: за жениха на муки

Тирану лютому предаться въ руки.

51.

И такъ, коль тщетно все, иного нѣтъ

Спасти Бирена средства никакого,

Какъ умереть самой; пусть знаетъ свѣтъ,

Иду на смерть за друга дорогаго.

Но кто мнѣ на сомнѣнье дастъ отвѣтъ,

Поручится, что извергъ сдержитъ слово?

Что, если, мною овладѣвъ, тиранъ

На хитрости пойдетъ и на обманъ?

52.

Жестокое беретъ меня сомнѣнье.

Разъ въ клѣтку попадусь, разъ надо мной

Натѣшится, всѣ истощитъ мученья.

Ужели злобу жертвой утолитъ одной?

Добуду ль милому освобожденье?

Нѣтъ, я его не искуплю собой!

Злодѣй, — злодѣю нипочемъ измѣна —

Убивъ меня, не пощадитъ Бирена.

53.

Вотъ почему довѣрилась я вамъ,

И многимъ ту же повѣсть повторяла,

Синьорамъ, витязямъ, прибывшимъ къ намъ.

Отъ нихъ благой совѣтъ я ожидала:

Какъ сдѣлать, чтобы, коль себя предамъ

Злодѣю, разъ условье я сдержала,

Разъ пала жертвой, — слову измѣнить

Не смѣлъ бы онъ и милаго казнить.

54.

Просила рыцарей, чтобъ провожали

Меня, чтобъ въ твердой я надеждѣ шла,

И наблюсти они мнѣ слово дали,

Чтобы обмѣна честная была:

Чтобъ, взявъ меня, съ Бирена цѣпи сняли,

Чтобъ казнь моя, Бирену жизнь дала.

Мила мнѣ смерть, коль смертію моею,

Тому дамъ жизнь, кто жизни мнѣ милѣе.

55.

Но до сихъ поръ не встрѣчу никого,

Кто могъ бы дать мнѣ рыцарское слово

Не допускать со стороны его,

При передачѣ, плутовства какого.

Сперва Бирена выдай моего,

Потомъ бери меня. Такъ страхъ лихаго

Орудія великъ, того снаряда страхъ,

Что разбиваетъ брони въ пухъ и прахъ.

56.

Но вы, коль сердце въ васъ не измѣнило

Тому, что обѣщаетъ грозный станъ,

Коль можете пресѣчь своею силой

Злодѣю всѣ попытки на обманъ,

Прошу, чтобъ На сердцѣ легко мнѣ было,

Со мною быть, когда себя предамъ.

Хоть и умру, но съ вѣрой несомнѣнной,

Что смерть моя освободитъ Бирена».

57.

Такъ рѣчь свою окончила она,

Которую, слезами прерывала.

А паладинъ, замолкла лишь княжна,

— Къ добру душа въ Роландѣ не дремала, —

Безъ лишнихъ словъ, но чѣмъ душа полна,

(Природа въ краснорѣчьи отказала),

Дѣвицѣ слово честное даетъ

Исполнить все и болѣе, чѣмъ ждетъ.

58.

Не нравится ему, чтобъ за Бирена

Она далась бы въ руки королю;

Бирена шпагой выручитъ изъ плѣна,

Торжествовать онъ не дозволитъ злу.

Собрались въ путь, не тратя ни мгновенья.

Попутный вѣтеръ гонитъ ихъ ладью.

Скорѣе въ Фризію, чтобы оттуда

Спѣшить на островъ варварскій, Эбуда.

59.

Скользитъ ладья по зыби голубой,

Вращаетъ кормчій опытный вѣтрила,

Зеландія мелькнула надъ волной,

На третій день къ Голандіи приплыла

Ладья. Сошелъ графъ на берегъ чужой.

Она въ ладьѣ, и дѣвицѣ унылой

Онъ слово далъ: «о смерти короля

Узнаешь не покинувъ корабля».

60.

Идетъ Роландъ, во всѣ одѣянъ латы,

По берегу. Подъ нимъ могучій конь

Породы Датской, имъ въ Анжерѣ взятый;

Къ несчастью на бѣгу тяжелъ былъ онъ.

Отважась островъ воевать проклятый,

Разстаться съ Брильядоромъ принужденъ

Былъ графъ въ Бретаніи, съ тѣмъ Брильядоромъ,

Что могъ поспорить и съ Баярдомъ скорымъ.

61.

Вотъ къ Дордрехту нашъ витязь подошелъ.

У вратъ дружина крѣпкая стояла,

Когда насиліемъ добытъ престолъ,

Всегда чутка власть хищника бывала.

Къ тому же слухъ по городу прошелъ.

Что изъ Зеландіи рать подплывала.

Бирена братъ вождемъ былъ этихъ силъ,

Спасти отъ смерти брата онъ спѣшилъ.

62.

Роландъ велитъ, знать королю чтобъ дали,

Что рыцарь на дуэль его зоветъ,

И прибылъ для того изъ дальней дали.

Но договоръ пусть будетъ напередъ

Межъ ними. — А условія вѣщали:

Коль рыцарь въ поединкѣ томъ падетъ —

Онъ рыцарскимъ священнымъ словомъ связанъ,

Дѣвицу выдать королю обязанъ.

63.

Король обязана, съ стороны своей,

Коль побѣжденнымъ возвратится съ бою.

Бирена изъ тюрьмы я изъ цѣпей

Безъ промедленья выпустить на волю.

Приносятъ вызовъ; но Цимоскъ — злодѣй,

Ему не пали доблесть, честь на долю:

И честь, и доблесть пренебрегъ Фризонъ,

Въ лукавство, ложь, и хитрость погруженъ.

64.

Разъ витяземъ, онъ мыслитъ, овладѣю,

Не трудно женщину прибрать къ рукамъ,

Коль вѣрно, что располагаетъ ею,

Коль вѣрить лишь посла его словамъ.

Шлетъ онъ съ обычной хитростью своею

До тридцати людей въ обходъ къ вратамъ,

Но такъ, чтобъ во время могла дружина

Нежданно въ тылъ напасть на паладина.

65.

Межъ тѣмъ предатель время проводилъ

Въ распросахъ, а какъ время наступило,

Что тридцать тѣ напасть успѣютъ въ тылъ,

Къ Роланду вышелъ самъ съ такою жъ силой,

Какъ бы облавой ловчій оцѣпилъ

Звѣрей въ лѣсу; какъ при Валонѣ гирло

Рыбакъ оцѣпитъ, видѣлъ я не разъ,

И сѣть за рыбой кинетъ въ добрый часъ.

66.

Такъ къ бѣгству всѣ пути Фризонъ лукавый

Сопернику затѣялъ преградить.

Живаго хочетъ взять, какъ бы облавой,

Легко казалось дѣло совершить

И потому земной перунъ кровавый,

Который разомъ столькихъ могъ убить,

Не взялъ, и взять не думалъ онъ ни мало,

Гдѣ не убить, а въ плѣнъ взять надлежало,

67.

Какъ первыхъ птичекъ хитрый птицеловъ

Всегда живыхъ оставитъ для добычи:

Чтобъ дали плѣнницы богатый ловъ,

И пѣньемъ приманили много дичи:

Затѣялъ и Цимоскъ пріемъ таковъ.

Но не таковъ Роланда былъ обычай,

И никому онъ не сдавался вдругъ;

И замкнутый враговъ онъ порвалъ кругъ.

68.

Могучій рыцарь, гдѣ толпа густѣе,

Тамъ гдѣ сверкаетъ болѣе мечей

Туда спѣшитъ онъ, молніи грознѣе:

Того, другаго, до шести людей

Пронзилъ копьемъ. Иль пряника рыхлѣе

Тотъ людъ! Седьмому мѣста на копьѣ

Нѣтъ болѣ. Но не сдобровать седьмому,

Едва ль ему придется быть живому.

69.

Такъ ловкій, забавлялся, стрѣлокъ

Лягушекъ бьетъ по рвамъ, прудамъ, озерамъ.

Той въ спину угодитъ стрѣлой, той въ бокъ,

Какъ рядомъ сидючи они тамъ пѣли хоромъ.

Стрѣлу не раньше кинетъ онъ въ песокъ,

Какъ ими унизавъ ее, какъ бы наборомъ.

Роландъ копье унизанное такъ,

Отбросивъ, шпагою наводить страхъ.

70.

Копье покинувъ, обнажилъ онъ шпагу,

Ту шпагу, что охулки не даетъ,

И колетъ, рубитъ, бьетъ себѣ на славу,

Что ни махнетъ, кого нибудь убьетъ.

Мелькнула сталь, — въ одну багрову влагу

Всѣ, сколько ихъ ни есть, цвѣта сольетъ.

Тужитъ Цимоскъ, что полаго металла

Не взялъ; нужда въ немъ крайняя настала.

71.

Подать орудіе велитъ. Велитъ,

Да мало слушаться кому охота.

Кто голову свою успѣлъ укрыть,

Тому въ бѣду лѣзть снова нѣтъ разсчета.

И въ городъ самъ король назадъ спѣшитъ,

И королю спастись одна забота.

Бѣжитъ къ вратамъ и хочетъ мостъ поднять,

Да поздно; витязь ужъ успѣлъ догнать.

72.

Бѣжитъ онъ, мостъ покинутъ и ограда,

И ворота. Ужъ городомъ злодѣй

Скакалъ скорѣй чѣмъ бѣглецовъ громада.

Спасибо конь его бѣжитъ скорѣй

Чѣмъ конь Роландовъ. Но Роланду надо

Его, — до черныхъ дѣла нѣтъ людей.

Да графовъ конь какъ-бы разбитъ ногами,

Конь бѣглеца жъ какъ будто бы съ крылами.

73.

Туда, сюда нырнувъ, пропалъ бѣглецъ,

Изъ глазъ Роланда скрылся; вновь мелькаетъ,

И вотъ съ орудьемъ новымъ наконецъ,

Къ перуну роковому прибѣгаетъ.

За уголъ съ нимъ, къ землѣ припавъ, наглецъ

Роланда стережетъ. Такъ поджидаетъ

Со стаей псовъ, съ рогатиной въ рукахъ

Охотникъ вепря лютаго въ горахъ.

74.

Вотъ по лѣсу пронесся гулъ зловѣщій.

Бѣжитъ лютъ звѣрь, все предъ собой крушитъ,

Скрежещетъ клыкъ, глаза что яры свѣчи,

Трещатъ деревья, камень вдаль летитъ.

Припавъ, Цимоскъ съ врагомъ ждетъ грозной встрѣчи,

Навѣрняка сразить его онъ мнитъ.

Увидѣвъ, тронулъ онъ огнемъ запала:

Мгновенно искра зеліе взорвала.

75.

Лучъ, ярче молніи, пустилъ запалъ,

Жерло, что громомъ, воздухъ огласило.

Гласъ грома стѣны, землю колебалъ,

Казалося что небо завопило.

Запѣлъ, завылъ убійственный металлъ,

Все бьетъ, крушитъ все безпощадной силой.

Летитъ снарядъ, однако не сразилъ,

Кого сразить злодѣй намѣренъ былъ.

76.

Лихая ль оторопь взяла злодѣя,

Или отъ жадности врага убить

Такъ трепетало сердце лиходѣя,

Что руки дѣлу не могли служить.

Иль Промыслъ, о своемъ борцѣ радѣя,

Не хочетъ ранней смерти допустить, —

Ядро въ коня Роландова попало,

И бѣднаго на части разорвало.

77.

Палъ конь на землю, съ нимъ и всадникъ палъ

Но бездыханенъ конь; а мимолетно

Земли коснувшись, тутъ же всадникъ всталъ,

И духъ, и мощь въ немъ возрасли замѣтно.

Какъ въ Ливіи Антей бодрѣй вставалъ,

Воспрянувъ съ лона той земли завѣтной:

Такъ, вспрянулъ и Роландъ теперь съ земли,

И силы въ немъ, какъ будто, возрасли.

78.

Кто видывалъ, какъ изъ громовой тучи

Перунъ, Зевеса брошенный рукой,

Падетъ на складъ, гдѣ угля, сѣры кучи,

Селитры сберегали подъ землей.

Едва коснулся склада змій гремучій,

Багровой небо занялось зарей,

Взрывъ крушитъ стѣны, мраморъ разрушаетъ,

Подъ самы звѣзды каменье метаетъ.

79.

Такимъ Роланда тотъ представь себѣ.

Такимъ онъ былъ, сейчасъ вскочивъ на ноги.

Съ такимъ вскочилъ онъ гнѣвомъ на лицѣ,

Что самъ Градивъ бы ужаснулся строгій.

Дрожитъ Цимоскъ, опять онъ на конѣ,

Бѣжитъ, но въ прыти нѣтъ ему помоги;

Ему во слѣдъ летитъ Роландъ, стрѣлы

Быстрѣй летитъ, спущенной съ тетивы.

80.

Что паладину было невозможно

Свершить верхомъ, пѣшкомъ онъ совершитъ.

Такъ скоръ! Сочтешь, пожалуй, сказкой ложной,

Простой разсказъ про рыцареву прыть.

Настигнутъ за угломъ тиранъ безбожный,

Мечъ поднятъ на него Роландъ разитъ,

И наступилъ послѣдній часъ злодѣю.

Онъ палъ съ главой разсѣченной по шею.

81.

По городу шумъ снова пробѣжалъ,

Повсюду блещутъ копья, шлемы, латы.

То братъ Биреновъ къ городу присталъ,

За нимъ и конныя и пѣши рати.

Пришедъ, врата отверстыми засталъ,

Отверстыми и короля палаты.

Роландъ такого страха напустилъ,

Что сторожъ запереть врата забылъ.

82.

Бѣжитъ народъ, завидя чужестранца,

Не знаетъ кто, боится допросить.

Но вотъ замѣтилъ кто-то: на Зеландца

Походитъ рѣчь, покрой одеждъ и видъ;

И высылаетъ къ нимъ народъ посланца,

И бѣлый флагъ спѣшитъ онъ водрузить:

Готовъ-де сбросить онъ ярмо Фризона,

И выпустить Бирена изъ полона.

83.

Народъ всегда на короля ропталъ,

Противенъ былъ ему Фризонъ кичливый;

На мѣсто графа кроткаго возсталъ

Правитель дерзкій, хищный, нечестивый.

Роландъ, какъ другъ сторонъ обѣихъ, сталъ

Посредникомъ, и далъ имъ миръ счастливый.

Союзники Фризоновъ стали гнать

Изъ города, брать въ плѣнъ иль убивать.

84.

Разбита дверь, разрушена темница,

Народу нѣтъ охоты ждать ключей.

Биренъ, который годъ въ тюрьмѣ томится.

Роланда чествуетъ душою всей.

Спѣшатъ они, во слѣдъ народъ толпится,

Къ Олимпіи, ихъ ждавшей на ладьѣ.

Такъ звали дѣву, что одна державой

Голландіи владѣть имѣла право.

85.

Когда Роланда встрѣтила она,

Могла ль успѣха ожидать такого?

Тогда надежда въ ней жила одна:

За жениха пасть отъ тирана злаго,

Теперь держава ей возвращена,

И, — но разсказа надо бы большаго,

Бирену какъ она, какъ онъ ей радъ,

Какъ оба витязя благодарятъ.

86.

Народъ ей бармы возвратилъ отцовы,

И въ вѣрности ей присягнулъ. Даритъ

Она Бирену, (въ тяжкія оковы

Любовь порою сердце заключитъ),

Съ рукою власть. Всѣ слушаться готовы.

Но мыслью покой онъ уже кипитъ:

Въ Голландіи онъ брата оставляетъ,

И Графа власть ему предоставляетъ.

87.

А самъ въ Зеландію плыветъ домой,

Подругу вѣрную везетъ съ собою;

Во Францію заглянетъ онъ порой

Чтобъ счастія испробовать безъ бою,

Затѣмъ, залогъ успѣха подъ рукой,

А вѣритъ онъ въ залогъ тотъ всей душою.

Цимоска дочь въ Дортрехтѣ найдена,

Съ другими многими взята она.

88.

Ее за брата прочитъ онъ меньшаго,

По крайней мѣрѣ такъ онъ говорилъ.

Межъ тѣмъ, простясь съ четой младою, снова

Роландъ на кораблѣ своемъ отплылъ,

Не взявъ на память ничего инаго

Изо всего, что мечъ его добылъ,

Какъ тѣ снаряды, что, какъ мы сказали,

И грому и перунамъ подражали.

89.

Не для того снаряды рыцарь взялъ,

Чтобъ самому воспользоваться ими,

За малодушіе онъ почиталъ;

Воспользоваться средствами такими.

Нѣтъ! полый спрячетъ онъ металлъ,

Чтобъ никогда перунами земными

Впредь не разилъ онъ болѣе. И вотъ

Съ собой, перунъ и зелье онъ беретъ.

90.

И въ лодкѣ съ ними выѣхавъ далеко,

Въ открытомъ морѣ съ лодкой сталъ какъ разъ

Надъ бездной самой черной и глубокой,

Когда и берегъ ужъ исчезъ изъ глазъ.

Снаряды взявъ, графъ молвилъ быстроокій:

«Чтобъ мнимый витязь не считалъ на васъ

Для мнимой славы, чтобъ не смѣлъ равняться

Трусливый съ храбрымъ, здѣсь вамъ оставаться.

91.

„О ты проклятый, мерзостный снарядъ,

Который въ безднѣ тартарской пучины

Задумалъ Вельзевулъ, тебя самъ адъ

Извергъ, чтобъ міръ нашъ обратить въ пустыни,

Иди же въ пропасть адскую назадъ“.

Сказалъ и въ волны бросилъ тѣ машины,

А вѣтръ задулъ попутный той порой,

И витязя погналъ къ Эбудѣ злой.

92.

Тревожное его терзаетъ нетерпѣнье-

Узнать скорѣй, не тамъ ли плѣнена

Та дѣва, то прелестное творенье

Съ кѣмъ быть въ разлукѣ даже мысль страшна

И новаго бояся промедленья,

Ирландіи бѣжитъ онъ какъ огня,

Чтобъ послѣ не сказать: увы, несчастный,

Зачѣмъ я время расточалъ напрасно!

93.

Пристать ладьѣ къ Ирландіи не далъ,

Ни къ Англіи, ни къ берегу иному.

Туда скорѣй нашъ витязь поспѣшалъ,

Куда угодно гнать стрѣлку слѣпому,

Кѣмъ раненъ онъ; но съ вами бъ я желалъ

Въ Голландію, желалъ не по пустому.

Меня бы огорчило, чай и васъ,

Когда бъ сыграли свадьбу тамъ безъ насъ.

94.

А свадьбу тамъ веселую сыграли.

Но такъ еще ли будутъ ликовать

Въ Зеландіи, въ которую едва-ли

Осмѣлюся читателя я звать,

Ждутъ тамъ заботы, новыя печали,

Помѣхи, о которыхъ передать

До пѣсни новой отложить желаю,

И пѣсню ту послушать приглашаю.

ПѢСНЬ ДЕСЯТАЯ.

1.

Изъ всѣхъ примѣровъ преданной любви,

О коихъ мы когда-либо слыхали,

И вѣрности до гробовой доски,

Не въ счастьи только, но и въ дни печали,

Надъ всѣми первое Олимпіи

Я мѣсто дамъ. Скажу, не идя далѣ,

И въ наши дни, и въ древніе, вѣрнѣй

Не билось сердца, бившагося въ ней.

2.

И сколькими дѣлами доказала

Бирену преданность, любовь она!

Такъ ни одна души не открывала

Предъ избраннымъ любящая жена.

И коль любовь, которою пылала,

Найти отвѣтъ въ возлюбленномъ должна,

Скажу: Олимпія, любви въ замѣну.

Милѣе жизни быть должна Бирену.

3.

И можетъ ли Биренъ ей измѣнить,

Хотя-бъ для той красавицы избранной,

Что древній міръ успѣла ослѣпить,

Европу, Азію исполнить смуты бранной?

Скорѣе чѣмъ Олимпію забыть,

Забудь онъ жизни всякій даръ желанный:

Почетъ и санъ, здоровье, зрѣнье, слухъ,

Скорѣе самый испусти онъ духъ.

4.

Биренъ любилъ-ли, какъ его любила

Олимпія, былъ такъ-ли вѣренъ ей,

Какъ милому она, или вѣтрила

Онъ врознь направитъ отъ ея путей?

Иль сердце сыщется, что бы платило

Жестокостью сердечной теплотѣ?

Увидимъ вскорѣ; я такаго мнѣнья,

Что ахнете на мой разсказъ отъ удивленья.

5.

Увидимъ, что Олимпія найдетъ

За доброту, взамѣнъ любви сердечной.

А тамъ красавицъ небо да спасетъ,

Не дастъ внимать любви обѣтамъ вѣчной,

Влюбленный тароватъ на этотъ счета.

Забывъ, что внемлютъ небеса, безпечный

Обѣты онъ на клятвы громоздилъ.

А послѣ, что жъ? Все по вѣтру пустилъ.

6.

На воздухъ пуститъ клятвы и обѣты,

Но лишь успѣетъ пламя погасить —

Въ чемъ клялся, въ сердце за живо задѣтый,

Ужъ вѣтренный торопится забыть.

Вотъ, дамы вамъ примѣръ, не разъ пропѣтый

Какъ вѣрить вамъ не слѣдуетъ спѣшить.

Тотъ, только можетъ счастьемъ похвалиться,

Чужою кто бѣдою умудрится.

7.

Особенно для васъ опасенъ рода.

Тѣхъ безбородыхъ, что лицомъ смазливы.

Сердечко въ васъ въ мигъ вспыхнетъ, въ мигъ замретъ,

Ни дать, ни взять, какъ огонекъ блудливый.

Какъ ловчій по полямъ пустымъ идетъ

За зайцемъ, въ зной и стужу, терпѣливый,

А разъ догналъ добычу, шаркъ ногой,

Затѣмъ погоней тѣшится другой.

8.

Такъ и молодчики: Доколѣ строги

Вы къ нимъ, стараются, въ глаза глядятъ,

И не скупятся на поклоны, вздохи,

Усердно служатъ, въ вытяжку стоятъ;

Вы сжалились, вы менѣе жестоки,

Забвенья мигъ, — пожива для ребятъ.

Изъ барыней вы сдѣлались рабыни,

А онъ бѣжитъ, и слѣдъ простылъ дѣтины.

9.