Мать и дочь (Оду)/ДО

Мать и дочь
авторъ Маргарита Оду, пер. Л. Бернштейна
Оригинал: французскій, опубл.: 1911. — Источникъ: az.lib.ru • Текст издания: журнал «Современникъ». Кн. VII. 1911.

Новые разсказы Маргариты Оду*). править

*) Авторъ «Мари Клэръ».
(Переводъ разрѣшенъ авторомъ).

МАТЬ И ДОЧЬ. править

Г-жа Пелиссанъ вошла въ маленькую гостиную и раза два прошлась взадъ и впередъ. Въ рукѣ у нея была корзиночка съ чулками и клубкомъ шерстяныхъ нитокъ. Съ минуту она задумчиво стояла передъ кресломъ, точно размышляя, можно ли въ него сѣсть, и, наконецъ, опустилась на стулъ, стоявшій около піанино.

Мари Пелиссанъ тотчасъ же перестала играть. Она знала, что мать ея не любитъ музыки; не безъ чувства досады оборвавъ свой любимый этюдъ, она повернулась на своемъ вращающемся табуретѣ къ столу, и стала перелистывать лежавшія на немъ брошюры.

Г-жа Пелиссанъ, пристраивая на колѣняхъ свою корзиночку и не глядя на дочь, сказала:

— Ты можешь продолжать, Мари!

Мари быстро повернулась и внимательно посмотрѣла на мать. Во взглядѣ ея было изумленіе.

Вотъ уже нѣсколько дней, какъ г-жа Пелиссанъ совершенно неузнаваема. Прежде она ни за что не вышла бы въ гостиную въ то время, какъ дочь занималась музыкой, которую она ненавидѣла, какъ ненавидѣла и ея учительство. Ее всегда возмущало, что дочь тратитъ время на такіе пустяки. А между тѣмъ, въ послѣдніе дни она спокойно сидѣла по вечерамъ въ столовой въ то время, какъ дочь поправляла ученическія тетради.

«Это неспроста»! — думала Мари. — Вчера еще мать такъ близко подсѣла къ ней и — такъ, по крайней мѣрѣ, ей показалось, — все порывалась заговорить о чемъ-то.

Мари не рѣшалась снова заняться музыкой, несмотря на то, что мать еще разъ повторила:

— Ты можешь продолжать, Мари!

Наконецъ, дочь послушно снова повернулась на табуретѣ къ піанино; но въ пальцахъ ея уже не было прежней увѣренности, и она играла вяло, безъ всякаго увлеченія. Она то и дѣло украдкой взглядывала на мать. Г-жа Пелиссанъ, опустивъ глаза, внимательно разсматривала коверъ на полу, а руки ея нервно перебирали чулки въ корзиночкѣ.

Волненіе матери не ускользнуло отъ Мари, и она переставъ играть, спросила:

— Что съ тобой, мама?

Глаза г-жи Пелиссанъ забѣгали, какъ мыши. Она нервно поднялась со стула, тотчасъ же снова сѣла и вдругъ, какъ бы набравшись мужества и глядя дочери прямо въ лицо, спросила:

— Что со мной? Я хочу выйти замужъ!

Мари приняла это за шутку. Она опрокинулась немного назадъ и разсмѣялась.

Но г-жа Пелиссанъ взяла ее за руку и тономъ обиды замѣтила:

— Я не понимаю, что тутъ смѣшного!

Мари сразу перестала смѣяться. Она поняла, что мать не шутитъ, и почувствовала, какъ какая-то тяжесть опускается на ея душу. Она еще разъ взглянула на мать, увидѣла ея сѣдые волосы, ея впавшія плечи, ея высохшія пуки, и невольно сказала:

— Но, мама, вѣдь тебѣ уже 58 лѣтъ!

— Да! Ну, такъ что же?

Мари но нашлась, что отвѣтить. Къ глазамъ ея подступили слезы, и она тихо спросила:

— А какъ же я-то?

Г-жа Пелиссанъ отодвинула немного свой стулъ. Глаза ея свѣтились сухимъ, холоднымъ блескомъ.

— Ты? — возразила она, какъ бы мстя дочери, — ты, моя дорогая, тоже ужъ не молоденькая, — и можешь остаться одна!

Она нервно переложила чулки въ корзиночкѣ и продолжала:

— Ты забываешь, что и тебѣ уже стукнуло 37.

— Я этого не забываю, но…

— Что?

— Ничего! Я думаю о томъ, что если я до сихъ поръ не вышла замужъ, такъ это изъ-за тебя: ты не хотѣла остаться одна, а теперь ты сама меня хочешь покинуть.

Г-жа Пелиссанъ ничего не отвѣтила. Мари тоже не рѣшалась сказать вслухъ все, что думала, и нѣкоторое время обѣ молчали.

— Я выхожу замужъ за г-на Tapди! — снова заговорила г-жа Пелиссанъ. — Помнишь, тотъ самый Тарди, который просилъ моей руки, когда ему было 20 лѣтъ. Мои родители нашли тогда, что онъ слишкомъ молодъ.

Мари кивнула головой въ знакъ того, что помнитъ эту исторію, которую не разъ слышала отъ матери.

— Ну, такъ вотъ! — продолжала г-жа Пелиссанъ, — онъ тогда женился на другой, но не переставалъ любить меня. Три мѣсяца тому назадъ онъ овдовѣлъ, а на прошлой недѣлѣ пріѣхалъ сюда снова просить моей руки…

И она, послѣ короткой паузы, прибавила:

— Онъ живетъ на югѣ, и я переѣду къ нему.

Мари подняла голову, которую она все время, пока говорила мать, держала опущенной, и серьезно сказала:

— То, что онъ проситъ твоей руки, — еще недостаточный резонъ для того, чтобы ты согласилась выйти за него!

Г-жа Пелиссанъ сдѣлала неопредѣленный жестъ рукой, какъ бы желая возразить что-то, но Мари не обратила на это вниманія и продолжала:

— И моей руки многіе добивались, но ты заставляла меня всѣмъ отказывать.

Г-жа Пелиссанъ опустила голову.

— …и когда я все же рѣшилась выйти за Жюльена, котораго такъ любила, ты энергично воспротивилась этому, говоря, что я должна остаться съ тобой. Ты говорила, что мы послѣ смерти отца остались нищими, — и я взялась за работу, отказавшись отъ личнаго счастья. Жюльену надоѣло ждать меня, и онъ женился на другой. И вдругъ теперь ты объявляешь, что хочешь меня покинуть — и для чего? Чтобы выйти за человѣка, котораго никогда не любила, и который былъ тебѣ въ теченіе столькихъ лѣтъ совершенно чуждъ!..

Г-жа Пелиссанъ такъ низко склонила голову, что виденъ былъ только ея затылокъ. Мари умолкла, ожидая отвѣта матери. Но та молчала, и дочь снова начала:

— Я исполнила свой долгъ, я осталась съ тобой. Теперь очередь за тобой. Теперь я хочу знать, исполнишь ли и ты свой долгъ, откажешься ли ты отъ этого брака, чтобы не оставить меня одинокой. Отчего же ты молчишь, мама? Отвѣчай же?

Г-жа Пелиссанъ выпрямилась и рѣзко сказала:

— Я выйду замужъ потому, что не хочу больше оставаться съ тобой!

Мари близко придвинула свое лицо къ лицу матери и съ изумленіемъ спросила:

— Но почему? Въ чемъ можешь ты упрекнуть меня?

— О, во многомъ!

— Напримѣръ?

— Прежде всего, въ томъ, что ты умнѣе и образованнѣе меня…

Мари широко раскрыла глаза отъ изумленія.

— Да, да! — горячо продолжала мать, — ты цѣлыми часами думаешь о чемъ-то и никогда не дѣлишься со мной своими мыслями. Когда къ намъ приходятъ знакомые, ты всегда говоришь съ ними о вещахъ, въ которыхъ я ничего не понимаю. Ты выбираешь для меня книги, а когда я иногда пробую читать твои, мнѣ кажется, что онѣ написаны на какомъ-то незнакомомъ мнѣ языкѣ. Мало того: ты даже рѣшаешь вопросъ о томъ, какого цвѣта платья и какого фасона шляпы я должна носить. Ты, наконецъ, добываешь средства къ жизни, и, само собой разумѣется, являешься хозяйкой дома; прислуга исполняетъ мои приказанія только тогда, когда убѣдится, что ты противъ этого ничего не имѣешь… Да, все измѣнилось. Ты какъ бы стала для меня матерью, я — твоей дочерью. Я боюсь сказать лишнее слово, чтобы не разсердить тебя. Правда, ты со мной очень добра, но я все же боюсь даже твоего взгляда.

Водворилось долгое молчаніе. Мари погрузилась въ думы, слегка касаясь рукой клавишъ.

Г-жа Пелиссанъ тихо заплакала и робко сказала дочери:

— Позволь мнѣ выйти за г. Tapди!

Тогда Мари встала съ табурета и склонилась надъ матерью. Вытеревъ слезы на ея глазахъ, она нѣжно поцѣловала ее въ лобъ и сказала:

— Что-жъ, выйди за него! Пусть хоть одна изъ насъ узнаетъ немного счастья!

Съ французскаго Л. Бернштейнъ.
"Современникъ", Кн. VII, 1911