Космополит на троне цезарей (Михайловский)/РМ 1885 (ДО)
| Космополитъ на тронѣ цезарей |
| Опубл.: 1885. Источникъ: az.lib.ru со ссылкой на журналъ «Русская мысль», 1885, книга XII, с. 178—199 |
Космополитъ на тронѣ цезарей *).
править- ) Greyorovius: "Der Kaiser Hadrian. Gemälde der römisch-hellenischen Welt su seiner Zeit. 1884. — Banke: «Weltgeschichte». III-er Th. 1883. — Schiller: «Geschichte der römischen Kaiserzeit». 1888. — Dwruy«Histoire des Romains». T. V. 1882. — Eenem.: «L’eglise chrétienne». 1879. — Hausrath:«Neutestamentliche Zeitgeschichte». III-er Th. 1874. — Boissier: «Promenades archéologiques». 1881. — Thierry, Am.: «Tableau de l’Empire Romain». — Zeller:«Die Philosophie der Griechen». III-er Th., 2 Abt. 1868. — Betmont: «Geschichte der Stadt Rom». I B. 1867. — «Scriptores Historiae Augustae», ed.. Peter. Wol, I. 1884.
Верстахъ въ тридцати отъ вѣчнаго города, на послѣднихъ предгоріяхъ Аппениновъ, на берегу быстраго Тевероне(въ древности Аніо) возвышаются ночернѣлыя стѣны живописнаго городка Тиволи, называвшагося прежде Тибуронъ. Это одинъ изъ самыхъ граціозныхъ уголковъ Италіи. Многочисленные каскады ниспадаютъ и несутся въ видѣ ручейковъ къ старому Аніо, къ главному и ближайшему отъ Рима притоку Тибра, впадающему въ знаменитую историческую рѣку тамъ, гдѣ лежитъ Священная Гора, мѣсто примиренія патриціевъ съ плебеями, столь славное въ развитіи могущественной латинской республики. Около Тибура, слѣдовательно, ближе въ Аппенинамъ, располагаются развалины виллъ, съ которыми связаны имена великихъ людей Римской имперіи: Мецената, Горація, Катулла, Проперція; но изъ всѣхъ этихъ развалинъ по своей громадности и разнообразію рѣзко выдѣляются остатки загороднаго дворца оригинальнѣйшаго изъ императоровъ античнаго міра. На небольшой возвышенности, у подножія горы, на которой лежитъ Тиволи, назначительномъ пространствѣ, среди оливковыхъ деревьевъ, виноградниковъ и зарослей, перепутанныхъ ползучими растеніями, поднимаются разнохарактерныя развалины, иногда поражающія своею грандіозностью и представляющія часто неразрѣшимыя задачи для археологовъ. Остатки храмовъ, получившихъ, благодаря догадкамъ ученыхъ, названія различныхъ боговъ: Аполлона, Вакха, Сераписа, Плутона и т. д., руины базиликъ, бань и театровъ разсѣяны на протяженіи, по крайней мѣрѣ, десяти миль. Можно подумать, что на этомъ широкомъ и невысокомъ холмѣ стоялъ нѣкогда довольно значительный городъ, но болѣе внимательный осмотръ заставляетъ усомниться въ подобномъ предположеніи. Множество мраморныхъ колоннъ, пилястровъ, остатки нишъ и стѣнъ, украшенныхъ скульптурами, наконецъ, обширныя площади, покрытыя мозаичнымъ подомъ, — все показываетъ, что здѣсь не было мѣста для жилищъ частныхъ людей, простыхъ гражданъ Лаціума. И на самомъ дѣлѣ это собраніе зданій, даже въ настоящемъ разрушенномъ видѣ свидѣтельствующихъ о нѣкогда царствовавшемъ здѣсь великолѣпіи, было жилищемъ повелителя вселенной, властителя Римской имперіи Публія Элія " Адріана.
Если естествоиспытатель, по заявленію Кювье, на основаніи одной или нѣсколькихъ ископаемыхъ костей, можетъ возстановить скелетъ и даже весь обликъ исчезнувшаго представителя давно прошедшей геологической эпохи, то историкъ съ такимъ же правомъ, на основаніи созданія, въ которое вложилъ всю свою душу дѣятель давно минувшаго періода въ жизни человѣчества, можетъ попытаться разгадать сущность нравственнаго и умственнаго направленія этого историческаго человѣка.
Выборъ мѣста для виллы императора Адріана показываетъ любовь къ природѣ и умѣнье оцѣнивать ея красоты, что представляло въ древнемъ мірѣ весьма рѣдкое явленіе. Холмъ, на которомъ стояла вилла, на западѣ и на востокѣ ограничивается двумя небольшими долинами, орошенными красивыми извилистыми ручейками; подобно всѣмъ потокамъ Италіи, эти ручейки лѣтомъ почти совсѣмъ пересыхаютъ. Большіе водопроводы не только поддерживали уровень воды въ обоихъ источникахъ, но и приносили свѣжую живительную влагу изъ горъ, распредѣляя ее по всѣмъ частямъ громадной виллы. Благодаря естественнымъ и искусственнымъ условіямъ, въ долинахъ развивалась роскошная растительность. Но не близкая зелень, не журчаніе ручейковъ привлекали вниманіе стараго императора, проведшаго въ этой виллѣ послѣдніе годы своей жизни: съ холма открывается видъ, не имѣющій себѣ равнаго въ Италіи. Когда Адріанъ и его друзья при закатѣ солнца, сидя на мраморныхъ скамьяхъ, смотрѣли вдаль, то прямо передъ ними виднѣлся Римъ и, разумѣется, прежде всего привлекалъ ихъ вниманіе. Вѣчный городъ выступаетъ весь на горизонтѣ со всѣми башнями и куполами, ясно обрисовывающимися на небосклонѣ. Но если столица имперіи съ ея шумною, кипучею жизнью стоитъ на первомъ планѣ, то взоръ человѣка, удаляющагося отъ этой жизни, еще съ большимъ удовольствіемъ можетъ остановиться на живописномъ ландшафтѣ, созданномъ вѣчно неизмѣнною, всегда невозмутимою природой. Со всѣхъ сторонъ холмы и пригорки поднимаются изъ равнину и, по мѣрѣ удаленія отъ нея, растутъ и становятся все болѣе веселыми, все болѣе привѣтливыми. Налѣво виднѣются вершины горъ Латинскихъ, направо — причудливыя очертанія горъ Сабинскихъ. Трудно себѣ представить видъ болѣе простой и, въ то же время, болѣе широкій, отличающійся величіемъ, спокойствіемъ, разнообразіемъ и соразмѣрностью.
Въ самой виллѣ, прежде всего, бросается въ глаза ея обширность. Отдѣльныя зданія, лежащія въ большомъ разстояніи другъ отъ друга и по размѣрамъ похожія на кварталы города, соединялись подземными ходами, такъ что императоръ могъ переходить изъ одной части дворца въ другую, никѣмъ не замѣченный. Французскій архитекторъ Доме попытался, на основаніи тщательнаго изученія всѣхъ остатковъ виллы, реставрировать на рисункѣ дворецъ Адріана во всемъ его прежнемъ великолѣпіи. Насъ поражаетъ соединеніе зданій роскошныхъ и разнообразныхъ: портики, перистили, строенія всевозможныхъ формъ и размѣровъ, куполы большихъ залъ, полукруглые своды экзедровъ, треугольные фронтоны храмовъ, высокія башни и терассы, окруженныя рѣшетками, по которымъ вьются ползучія растенія, — однимъ словомъ, смѣшеніе разнохарактерныхъ стилей, пересаженныхъ изъ различныхъ культурныхъ странъ древняго міра. Одного только не достаетъ въ этой виллѣ: симметріи, которая бы указывала на единство идеи, руководившей строителемъ. Но эта пестрая, повидимому, нестройная смѣна архитектурныхъ формъ была связана въ одно цѣлое воспоминаніями о различныхъ моментахъ изъ жизни стараго императора, о томъ, что онъ видѣлъ во время своихъ далекихъ и частыхъ путешествій. Вилла близъ Тибура была воспроизведеніемъ, правда, миніатюрнымъ, но чрезвычайно оригинальнымъ, всего замѣчательнаго, чѣмъ отличались различные центры древней цивилизаціи, подобно тому, какъ Римская Имперія была собраніемъ въ одно цѣлое различныхъ странъ и народовъ древности. Біографъ Адріана, Снартіанъ, говоритъ, что императоръ въ своей тибуртинской виллѣ различныя мѣста и зданія назвалъ именами, знаменитыми въ исторіи: Лицей, Академія, Пританей, Стоа, Пойкиле, Канопъ, Темпейская долина, — все это греческія, спеціально аѳинскія и египетскія мѣстности и сооруженія. Разумѣется, благодаря однимъ названіямъ, не слѣдуетъ считать опредѣленныя части виллы точнымъ воспроизведеніемъ прекрасной греческой долины, аѳинскихъ зданій и колоннадъ и извѣстной своею оживленностью и красотою Александрійской улицы Канопа, но, вѣроятно, тѣ или другія черты возобновляли въ душѣ Адріана впечатлѣнія, полученныя имъ во время странствованій по громадной Римской имперіи. Такимъ образомъ, вилла древняго римскаго цезаря представляла нѣчто вродѣ сложенныхъ изъ мрамора и другихъ дорогихъ матеріаловъ мемуаровъ одного изъ замѣчательнѣйшихъ правителей имперіи, все носитъ въ ней субъективный характеръ, все проникнуто личнымъ вкусомъ Адріана и отъ развалинъ близъ Тиволи естественно перейти къ человѣку, о которомъ въ нихъ говоритъ каждый камень. Человѣкъ этотъ былъ не простымъ смертнымъ, онъ держалъ въ своихъ рукахъ судьбы древняго культурнаго міра и лучше всѣхъ своихъ современниковъ воплощалъ въ себѣ идеи, стремленія и вкусы античнаго общества первой половины втораго вѣка по P. X.
Первая половина II вѣка нашей эры представляетъ время, когда древній міръ, какъ бы предчувствуя тяжкія бѣдствія, его ожидающія, въ послѣдній разъ во всей полнотѣ наслаждается плодами цивилизаціи, выработанной многими столѣтіями и многими народами. «Римляне! — восклицалъ греческій риторъ Аристидъ въ присутствіи императора Марка Аврелія, — міръ подъ вашею властью торжествуетъ великій праздникъ. Мечъ, такъ долго опоясывавшій всѣхъ живущихъ, лежитъ безъ употребленія. Многіе изъ насъ съ трудомъ могутъ себѣ представить, что были когда-нибудь войны; они даже воспоминанія о прежнихъ браняхъ готовы считать за басни. По временамъ только до насъ доходитъ отъ крайнихъ предѣловъ земли отдаленный шумъ битвы; онъ несется оттуда, гдѣ вы отражаете дикаго гота, истощеннаго голодомъ мавра или араба, волнуемаго своею нищетой; но скоро звуки исчезаютъ, не оставляя послѣ себя въ памяти почти ничего, кромѣ впечатлѣнія какого-то легкаго, быстро убѣгающаго сновидѣнія. За то вы возбуждаете во вселенной соперничество иного рода и борьбу съ инымъ характеромъ; эта борьба вытекаетъ изъ желанія различныхъ областей и городовъ прославиться роскошью и просвѣщеніемъ. Благодаря вамъ, гимназіи, водопроводы, портики, храмы, школы умножаются; сама почва становится болѣе плодородной и земля превращается въ обширный садъ. Слѣдуетъ сожалѣть о тѣхъ, кто не принадлежитъ въ вашей имперіи и не пользуется столькими благами».
Въ атомъ риторическомъ обращеніи грекъ былъ вдохновленъ воспоминаніемъ о безмятежной тишинѣ, которой античный міръ пользовался при Адріанѣ и Антонинѣ. Современники императора Марка Аврелія, умершаго въ упорной борьбѣ съ германскими варварами, стояли уже на порогѣ иной эпохи, и потому слова Аристида, произнесенныя во второй половинѣ втораго столѣтія, могутъ быть отнесены съ полною справедливостью только къ первой половинѣ вѣка. 117 годъ, т.-е. годъ смерти императора Траяна, былъ весьма важнымъ моментомъ въ исторіи территоріальнаго распространенія имперіи. При Траянѣ, послѣднемъ цезарѣ завоевателѣ, Римская имперія достигла крайнихъ своихъ предѣловъ; она простиралась по берегамъ Средиземнаго моря, занимая все пространство отъ Атлантическаго океана до рѣкъ Рейна, Дуная и Евфрата; на югѣ естественною границей были пустыни Африки и Аравіи. Въ двухъ только мѣстахъ она переходила черезъ эти границы; ей тогда принадлежали: за Дунаемъ Дакія и за Евфратомъ Арменія.
Въ наше время, когда просвѣщенное человѣчество раскинуло свою власть надъ всѣмъ земнымъ шаромъ, государства, не только равныя древней Римской имперіи, но даже превосходящія ее числомъ квадратныхъ миль и числомъ жителей, не представляютъ ничего диковиннаго. Россія, Британская имперіи, Соединенные Штаты Сѣверной Америки и царство Сына Неба могутъ считать себя обширнѣе и могущественнѣе древняго государства, средоточіемъ котораго былъ Капитолій; но всѣ названныя выше державы, несмотря на ихъ обширность, могущество и важное историческое значеніе, не могутъ быть поставлены наравнѣ съ Рижскою имперіей, которая соединяла въ себѣ всѣ образованные народы древняго міра и исчерпывала все содержаніе античной цивилизаціи. Исторія человѣчества не имѣетъ другой эпохи, которая можетъ быть сопоставлена со временемъ Адріана и Антонина Пія; неудивительно, что современникамъ эта имперія казалась вѣчной и не сокрушимой. Такъ, греческая поэтесса Эринна говорить: «Время, которое измѣняетъ все, постоянно уничтожая и создавая жизнь, для тебя одной производитъ безпрерывное и ничѣмъ не стѣсняемое движеніе твоего могущества». А Плутархъ заявляетъ: «Римъ — это якорь, который навсегда утвердилъ въ гавани міръ, столь долго метавшійся по волѣ бурь, не имѣя ни кормчаго, ни пристанища».
И въ самомъ дѣлѣ, Римская имперія представляла цѣлый міръ, образованный изъ различныхъ народовъ, входившихъ прежде въ составъ различныхъ государствъ. Знаменитый римскій естествоиспытатель Плиній Старшій еще при Флавіяхъ провозглашаетъ великое значеніе своей родины. Провидѣніе боговъ избрало ее для соединенія разрозненныхъ государствъ, для смягченія нравовъ, для сближенія посредствомъ обмѣна мыслей столькихъ враждебныхъ народовъ и столькихъ дикихъ языковъ, для того, чтобы дать людямъ единый языкъ и единую цивилизацію, и, наконецъ, для того, чтобы всѣ народы міра обрѣли въ ней для себя общее отечество. Римляне называли имперію своею вселенной — orbis romamis.
Политическое единство этой вселенной утверждалось на началахъ, выработанныхъ Римомъ, культурное же единство вполнѣ зависѣло отъ эллиновъ. Языки латинскій и греческій царили на всемъ пространствѣ имперіи, раздѣляя ее довольно рѣзко на двѣ ноловийы: восточную — эллинскую и западную- латинскую, но какъ въ той, такъ и въ другой идеи, одушевлявшія поэтовъ, художниковъ, юристовъ и философовъ, однѣ и тѣ же; онѣ отличаются космополитическимъ характеромъ. Это космополитическое общество, забывшее подъ сѣнью имперіи всѣ національныя различія, нашло для себя императора, совершенно соотвѣтствующаго его требованіямъ, въ лицѣ Адріана, отецъ котораго происходилъ изъ Италики, римской колоніи, лежавшей на берегу Гвадалквивира, а мать изъ Гадеса, нынѣшняго Кадикса.
Самъ Адріанъ родился въ Римѣ 24 января 76 года въ управленіе Флавія Веспасіана. Его отецъ былъ двоюроднымъ братомъ будущаго императора Траяна, и когда мальчикъ на десятомъ году его лишился, то Траянъ, какъ ближайшій родственникъ, взялъ ла себя попеченіе b воспитаніи юнаго отрока, подававшаго большія надежды. Если Адріанъ не учился въ Аѳинахъ, какъ предполагаютъ нѣкоторые историки, то, во всякомъ случаѣ, въ римскихъ школахъ онъ увлекся эллинскою литературой и даже сталъ пренебрегать латинскимъ языкомъ; его въ насмѣшку называли маленькимъ грекомъ. Весьма рано проявилъ онъ самыя разнообразныя способности и стремленія: медицина и ариѳметика, геометрія и музыка, астрологія и тайны различныхъ религій въ одинаковой степени привлекали этого «изслѣдователя всего любопытнаго», какъ его называетъ Тертуліанъ. Онъ изучалъ всѣ философіи, даже ученіе строгаго Эпиктета, которому, впрочемъ, не слѣдовалъ; онъ занимался живописью и ваяніемъ, писалъ въ стихахъ и въ прозѣ; ни одна отрасль знанія не была ему чужда.
Послѣ смерти Домиціана на престолъ былъ возведенъ благородный сенаторъ Бокцей Нерва и для человѣчества наступила новая эпоха. Престарѣлый императоръ усыновилъ Траяна и тогда началось быстрое возвышеніе его молодаго родственника. 27 января 98 года скончался Нерва и на престолъ вступилъ первый провинціалъ, гражданинъ того самаго испанскаго города Италики, изъ котораго происходилъ Адріанъ. Съ тѣхъ поръ молодой родственникъ императора Траяна занимаетъ одну важную должность за другою и упоминается при всѣхъ выдающихся событіяхъ этого блестящаго царствованія. Великій полководецъ, проведшій всю жизнь въ походахъ и доставившій римскому оружію неувядаемую славу, встрѣчалъ ревностнаго помощника въ лицѣ Адріана какъ въ дѣлахъ военныхъ, такъ и въ дѣлахъ государственныхъ. Какъ велико было довѣріе Траяна къ будущему его наслѣднику, видно изъ того, что онъ женилъ его на Сабинѣ, внучкѣ своей сестры Марціаны. Блестящій, многосторонній молодой человѣкъ пользовался полнымъ покровительствомъ жены императора, Плотины, его сестры, Марціаны, и матери своей супруги, Матидіи. Собственныя достоинства, довѣріе владыки Рима и покровительство вліятельныхъ женщинъ, — все это обезпечивало будущее возвышеніе Адріана, и вопросъ о томъ, былъ ли усыновленъ Траяномъ его преемникъ или же возведеніе на престолъ римскихъ цезарей Элія Адріана было только дѣломъ Плотины, по нашему мнѣнію, слѣдуетъ считать совершенно празднымъ. Всѣ дѣйствія Траяна показывали, что онъ, не имѣя дѣтей, считалъ мужа Сабины самымъ близкимъ для себя человѣкомъ. Во всякомъ случаѣ, сенатъ, Римъ и весь древній міръ безпрекословно подчинились новому императору.
До того времени Адріану приходилось жить, подчиняясь волѣ другаго человѣка. Завися во всемъ отъ своего великаго покровителя, онъ принужденъ былъ подлаживаться подъ всѣ его вкусы, жертвовать всѣми дорогими чувствами. Сабина никогда его не любила и никогда не была ему симпатична. Теперь предстала возможность дѣйствовать самостоятельно, осуществить завѣтные планы и мечтанія. Въ рукахъ Адріана были средства столь обширныя, что, можно сказать не ошибаясь, власть его не звала никакихъ предѣловъ. Весь древній міръ, со всѣми его богатствами, со всѣмъ культурнымъ разнообразіемъ, ждалъ только одного мановенія его руки, чтобы исполнить волю своего императора, своего земнаго бога, въ честь котораго воздвигались храмы и алтари. Новый владыка вселенной съ перваго момента выступилъ съ совершенно самостоятельною политическою системой. Эта система рѣзко противорѣчила всѣмъ преданіямъ древняго Рима, и показывала въ Адріанѣ самостоятельнаго правителя, оригинальнаго государственнаго человѣка. Римляне были по преимуществу народомъ завоевательнымъ; вся ихъ исторія въ теченіе многихъ вѣковъ представляетъ постепенное и неуклонное расширеніе предѣловъ римскаго государства; въ этомъ отношеніи Траянъ былъ вполнѣ римляниномъ. Адріанъ, первый изъ цезарей, рѣшился измѣнить римскимъ преданіямъ и начать сознательно и добровольно совершенно иную политику. Для того, чтобы умиротворить восточныя границы, Адріанъ отвелъ римскія войска на берега Евфрата и отказался, такимъ образомъ, отъ трехъ римскихъ провинцій, образованныхъ за этою рѣкой послѣднимъ императоромъ. Тогда же установились мирныя отношенія съ воинственными парфянами. Вообще Адріанъ старался дружить съ различными варварскими племенами, тѣснившимися на границахъ древняго міра; вожди ихъ получали богатые подарки, напоминавшіе собою нѣчто вродѣ жалованья, принимали отъ императора различные титулы и защищали римскія владѣнія отъ своихъ соплеменниковъ; но это была только одна сторона миротворной политики.
Для того, чтобы придать, авторитетъ римскому имени, для того, чтобы варварскіе короли и князья сознавали свое ничтожество передъ Римомъ, императоръ развилъ на границахъ замѣчательное военное могущество, имѣвшее единственною своею цѣлью оборону античной цивилизаціи отъ варваровъ, напиравшихъ со всѣхъ сторонъ. Многочисленные укрѣпленные лагери, въ которыхъ расположены были легіоны, состоявшіе изъ солдатъ, которые подвергались самой строгой дисциплинѣ и, постоянно занятые военными упражненіями и работами по различнымъ полезнымъ сооруженіямъ, были расположены на всѣхъ окраинахъ имперіи. Войско при Адріанѣ отличалось замѣчательною организаціей и, несмотря на строгость дисциплины, на страшные труды, было совершенно предано своему императору. Во время посѣщенія пограничныхъ легіоновъ Адріанъ подавалъ во всемъ примѣръ своимъ воинамъ, подвергаясь такимъ же лишеніямъ и ведя такой же простой образъ жизни, какъ и самый послѣдній изъ его легіонеровъ. Онъ никогда не назначалъ на должности центуріоновъ людей недостойныхъ, выслалъ изъ лагеря всѣхъ юныхъ офицеровъ, попавшихъ на службу благодаря протекціямъ, и облегчилъ доступъ къ высшимъ должностямъ всѣмъ храбрымъ и заслуженнымъ воинамъ, не обращая вниманія на ихъ происхожденіе. Солдаты, которые видѣли его заботы объ ихъ благосостояніи и безопасности, которые знали, что ни одинъ ветеранъ не остается безъ куска хлѣба, что императоръ самъ посѣщаетъ больныхъ въ госпиталяхъ, никогда не могли подумать о бунтѣ и въ теченіе двадцати одного года несли тяжелую пограничную службу, не ропща на то, что они не получаютъ ни славы, доставляемой побѣдами, ни добычи, которую приноситъ война.
На пути изъ Константины въ оазисъ Бискру, въ Ламбессѣ, у подошвы горъ находятся развалины римскаго лагеря, отъ котораго остались еще каменныя стѣны. Здѣсь, на крайнемъ предѣлѣ римскихъ владѣній, былъ расположенъ легіонъ и жилъ легатъ, имъ командовавшій. Верстахъ въ двухъ отъ лагеря на пьедесталѣ сохранилась надпись, заключающая въ себѣ обращеніе Адріана къ солдатамъ. Онъ хвалитъ ихъ добросовѣстное исполненіе всѣхъ предписанныхъ упражненій, даже самыхъ трудныхъ. Въ одинъ день они совершаютъ работу, на которую другіе люди употребили бы цѣлую недѣлю; они носятъ громадныя тяжести, сооружаютъ дороги и т. д. Эта надпись, испорченная отъ времени, говоритъ, однако, довольно ясно, что Адріанъ не забылъ горсти воиновъ, затеряннныхъ среди африканской пустыни, и зорко слѣдилъ за ихъ дѣйствіями. Кромѣ того, императоръ въ болѣе опасныхъ мѣстахъ укрѣпилъ границы громадными сооруженіями. Между Рейномъ и Дунаемъ прежнія слабыя укрѣпленія сдѣлались неприступными; въ Британіи многочисленныя развалины возбуждаютъ удивленіе инженеровъ нашего времени; тутъ шелъ непрерывный рядъ валовъ, рвовъ, башенъ и крѣпостей, направлявшійся отъ одного моря до другаго. Такія же укрѣпленія находились на Нижнемъ Рейнѣ; двойныя укрѣпленія защищали Мизію и Нижній Дунай. Однимъ словомъ, дружественные народы, легіоны въ укрѣпленныхъ лагеряхъ, валы, рвы и, наконецъ, Атлантическій океанъ и Африканская пустыня оберегали древнюю культуру отъ военныхъ треволненій и давали возможность развиться во всемъ блескѣ античному міру, переживавшему свое послѣднее счастливое время.
Всѣмъ насладиться, все знать и видѣть стремился неутомимый императоръ, жаждавшій новыхъ впечатлѣній, увлекаемый своимъ исключительнымъ положеніемъ, дававшимъ ему средства почти сверхчеловѣческія для удовлетворенія желаній, страстей и прихотей. Но при этомъ необходимо было заниматься и управленіемъ государства, имѣвшаго 90 милліоновъ разноязычныхъ разноплеменныхъ жителей. Административной дѣятельности Адріанъ удѣлялъ большую часть своего времени и въ этой области выказалъ замѣчательныя способности. Его біографъ говоритъ, что онъ изучилъ счетоводство и государство лучше, чѣмъ простой гражданинъ свое собственное хозяйство. Для ознакомленія съ деталями управленія онъ бралъ на себя обязанности по различнымъ муниципальнымъ должностямъ. Въ центральной администраціи Адріанъ начинаетъ создавать рядъ правителей-организаторовъ государственнаго механизма; его отчасти можно считать творцомъ бюрократической системы, разработанной потомъ Константиномъ перешедшей въ новую, какъ въ западную, такъ и въ восточную Европу.
Совѣтъ императора, носившій прежде характеръ частнаго собранія друзей и спутниковъ государя, становится государственнымъ совѣтомъ, въ которомъ сосредоточиваются дѣла по законодательству и по администраціи; его члены получаютъ опредѣленное жалованье и выбираются изъ лучшихъ юристовъ того времени; въ немъ засѣдали такіе знатоки права, какъ Юлій Цельсъ, Сальвій Юліанъ и Нерацій Прискъ. Сенатъ понемногу началъ утрачивать свое прежнее значеніе; императорская канцелярія была совершенно преобразована; вмѣсто вольноотпущенниковъ, Адріанъ назначалъ на канцелярскія должности всадниковъ, способствуя, такимъ образомъ, созданію изъ всадническаго сословія сословія императорскихъ чиновниковъ.
Правленіе Элія Адріана представляетъ важную эпоху въ римскомъ законодательствѣ, не только благодаря научной обработкѣ права, но и вслѣдствіе тѣхъ философскихъ началъ, который проникла въ опредѣленіе всѣхъ юридическихъ отношеній. При помощи юриста Сальвія Юліана собраны были въ одинъ вѣчный эдиктъ всѣ прежніе эдикты и этотъ имперскій законъ сенатскимъ постановленіемъ былъ объявленъ нормой для опредѣленія всѣхъ правовыхъ отношеній. Космополитическій, гуманный духъ проявляется во всѣхъ законахъ времени Адріана; особенно это замѣтно въ смягченіяхъ, которымъ подвергалось, по волѣ императора, страшное зло античнаго общества — рабство. Адріанъ запретилъ подвергать пыткамъ рабовъ того дома, господинъ котораго былъ убитъ; только ближайшіе къ мѣсту преступленія, имѣвшіе возможность быть свидѣтелями или участниками, не избѣгали налагаемыхъ древне-римскими законами мученій. Онъ преслѣдовалъ, разумѣется, насколько возможно, убійство раба его господиномъ, а также продажу рабовъ и рабынь содержателямъ гладіаторскихъ школъ и публичныхъ домовъ. Одна матрона, уличенная въ жестокомъ обращеніи съ рабами, была имъ отправлена на пять лѣтъ въ ссылку.
Развитіе и распространеніе гуманныхъ началъ вполнѣ соотвѣтствовало мирному настроенію общества того времени; глубокій миръ способствовалъ утвержденію благосостоянія, подобнаго которому едва ли можно встрѣтить когда-либо въ исторіи. Военныя силы имперіи были сравнительно незначительны; 30 легіоновъ охраняли границы. Вся военная сила Рима вмѣстѣ съ вспомогательными войсками не превышала 350 тысячъ человѣкъ; во всей Италіи не было войска; въ Галліи, только въ Ліонѣ, былъ гарнизонъ изъ 1,200 воиновъ; Египетъ оберегали сначала два, а потомъ одинъ легіонъ. Ни въ одномъ изъ 500 городовъ Азіи нельзя было встрѣтить римскаго солдата. Если вспомнить современную намъ Европу, обремененную содержаніемъ въ мирное время 2 мил. воиновъ, то имперія II вѣка по P. X. должна возбуждать удивленіе и сочувствіе. Становится понятнымъ, почему въ римскихъ владѣніяхъ совершались столь громадныя общественныя постройки и сооруженія, благоденствовали пышно разукрашенные города и ширилась оживленная торговля. Торговыя сношенія пользовались неограниченною свободой и удобствами; одна и та же монета была въ обращеніи отъ столбовъ Геркулеса до Евфрата. Цѣлая система прекрасно устроенныхъ дорогъ покрывала сѣтью имперію и связывала всѣ отдѣльныя провинціи; водные пути были также облегчены: изъ Остіи достигали въ 7 дней Гибралтарскаго пролива, а въ 10 — Александріи. Въ Римъ направлялись произведенія всѣхъ трехъ частей свѣта; Востокъ высылалъ свои сокровища даже изъ далекой Индіи, при посредствѣ армянскихъ купцовъ, на берега Чернаго моря въ Діоскуріи и Фазисъ. Торговые центры, какъ, напр., Эфесъ и Смирна, соединяли на своихъ рынкахъ товары Вавилоніи, Персіи и Индіи; изъ гаваней Аравіи и Чермнаго моря произведенія азіатскихъ странъ прибывали на берега Нила въ Александрію. Ежегодно изъ Міоса Гормоса отправлялись флоты въ Индію и ла островъ Цейлонъ и возвращались оттуда въ январѣ мѣсяцѣ. Сообразуясь съ возрастающими потребностями, императорское правительство должно было позаботиться о быстрой передачѣ своихъ распоряженій и о скоромъ передвиженіи своихъ агентовъ. Еще Августъ учредилъ государственную почту, а императоръ Адріанъ вполнѣ организовалъ въ обширныхъ размѣрахъ это важное учрежденіе; въ Римѣ онъ устроилъ центральную почтовую дирекцію. Но еще болѣе, чѣмъ міровая торговля, чѣмъ постоянныя сношенія между Римомъ и отдѣльными провинціями, чѣмъ удобства путей сообщенія, во времена Адріана разнообразіе національныхъ особенностей сглаживалось сознаніемъ единства всего культурнаго человѣчества. Это знаніе пробуждалось личностью самого императора, котораго нельзя было назвать ни римляниномъ, ни испанцемъ, ни грекомъ, который чувствовалъ себя гражданиномъ античнаго міра не только въ Акрополѣ, на берегахъ Нила, на Пенеѣ, въ возстановленномъ Карѳагенѣ, но и среди пустынь, прилегающихъ къ Атласу, и въ отдаленной Британіи, на границѣ, отдѣляющей эту провинцію отъ горцевъ пиктовъ и скотовъ.
Не только мысленно роднился этотъ императоръ съ различи ными областями своего государства: большую часть царствованія своего провелъ онъ въ путешествіяхъ и самъ посѣтилъ отдаленнѣйшіе уголки имперіи. Императоръ, — сообщаетъ Діонъ Кассій, — никогда не садился въ колесницу, но совершалъ всѣ свои путешествія или пѣшкомъ, или на конѣ, съ непокрытою годовой, не обращая вниманія ни на морозъ, ни на зной, перенося безропотно и кельтскіе холода, и палящее солнце Египта. Его сопровождала небольшая свита, не соотвѣтствовавшая, на первый взглядъ, могуществу повелителя вселенной. Устроивъ государственное управленіе, Адріанъ отправился въ первое путешествіе и посѣтилъ Галлію, берега Рейна, Британію, Испанію, Мавританію, Карѳагенъ. Жажда славы и археологическіе вкусы побуждали его къ возстановленію городовъ и зданій, связанныхъ съ древними историческими воспоминаніями. Вездѣ возводились дороги, порты, театры, храмы; толпа архитекторовъ, инженеровъ, художниковъ тѣснилась вокругъ него; все, казалось, оживало въ провинціяхъ, гдѣ онъ появлялся, все обновлялось. Если только какой-нибудь городъ пользовался извѣстностью или упоминался въ произведеніяхъ классическихъ писателей, можно было съ увѣренностью сказать, что цезарь-археологъ займется его реставраціей. Со всѣхъ сторонъ города, пришедшіе въ упадокъ, возставали изъ развалинъ и принимали названіе Colonia Aelia Hadriana.
Послѣ краткаго роздыха въ Римѣ императоръ-странникъ отправился во второе путешествіе, во время котораго посѣтилъ весь Востокъ. Оно было еще блестящѣе перваго и продолжалось 4½ года. Казалось, что старый міръ воскресаетъ подъ стопами какого-то благодѣтельнаго божества. Замѣчательный знатокъ древней исторіи, Адріанъ желалъ все видѣть, интересовался всѣмъ и хотѣлъ возстановить все, прежде существовавшее. Чтобы ему угодить, старались возродить давно забытое искусство; явились стили новоегипетскій, новофиникійскій; различныя отжившія цивилизаціи появлялись если не въ дѣйствительности, то въ сочиненіяхъ археологовъ и историковъ. Новыя празднества, такъ называемыя Адріановы игры, напоминали грекамъ ихъ прежнюю блестящую славу. Всеобщее возрожденіе античнаго міра, возрожденіе блестящее, но отчасти театральное, было результатомъ этого путешествія Адріана. Кизикъ, Нивея, Никомидія въ Малой Азіи украсились храмами; въ Сиріи Антіохія и Дафна сдѣлались самыми роскошными городами міра; даже Пальмира, затерянная среди песковъ пустыни, была отстроена великимъ ѣмператоромъ-архитекторомъ и въ честь его приняла названіе Адріанополя, подобно многимъ другимъ городамъ, носившимъ то же самое имя.
Изъ всѣхъ мѣстностей, освященныхъ исторіей, особенною привлекательностью для Адріана обладали двѣ: Аѳины, гдѣ онъ провелъ юность и проникся греческимъ знаніемъ, и Египетъ съ его тысячелѣтнею культурой и таинственною мудростью, ревниво оберегаемой могущественнымъ жреческимъ сословіемъ.
Въ Аѳинахъ императоръ-космополитъ побывалъ нѣсколько разъ и съ особенною любовью заботился о процвѣтаніи какъ города, такъ и его гражданъ, Онъ былъ посвященъ въ елевзинскія таинства, «по примѣру Геркулеса и Филиппа», оказалъ много благодѣяній аѳинянамъ и предсѣдательствовалъ на играхъ; онъ возобновилъ также и докончилъ постройку громаднаго храма Зевса Олимпійскаго, начатую еще Пизистратомъ.
Въ 130 году Адріанъ направился въ страну пирамидъ; въ Пелузіумѣ онъ отыскивалъ гробницу Помпея и, не найдя ее, велѣлъ поставить великому полководцу прекрасный памятникъ. Въ Александріи, среди ученыхъ, императоръ выдавался своими знаніями и, взойдя на каѳедру музея, диспутировалъ съ знаменитѣйшими софистами. Отправившись вверхъ по теченію Нила, этотъ искатель сильныхъ ощущеній, любитель всего страннаго я оригинальнаго, не взирая на времена упадка, наслаждался міромъ чудесъ древнѣйшей культуры человѣчества, вслушивался въ таинственные звуки Меинонова колосса, поклонялся новооткрытому апису и въ честь этого даже выбилъ медаль, на которой императоръ римскій изображенъ подающимъ руку Юпитеру Серапису, за которымъ стоитъ богиня Изида. Но тутъ-же, на берегахъ священнаго Нила, Адріана постигло великое горе: любимецъ его, прекрасный юноша Антиной, потонулъ въ волнахъ божественной рѣки и своею смертью послужилъ началомъ цѣлаго культа новаго Адониса, въ честь котораго строились храмы и даже города.
Нѣкоторые ученые потратили много остроумія, чтобы, на основаніи медалей и отрывочныхъ, неясныхъ извѣстій Діона Кассія и Спартіана, установить хронологію путешествій неусидчиваго императора, но всѣ эти попытки не привели ни къ чему, и достаточно только отмѣтить главные пункты и указать на характеръ этихъ административныхъ и историческихъ странствованій, чтобы составить понятіе о столь важной сторонѣ жизни Адріана. Кромѣ любви къ исторіи, къ искусству и чисто-политическихъ видовъ, о чемъ уже было сказано, даже изъ скудныхъ свѣдѣній можно подмѣтить еще одну черту: большой интересъ къ природѣ; такъ, на островѣ Сициліи онъ восходилъ на Этну, чтобы видѣть восходъ солнца и провѣрить заявленіе, что выступающее свѣтило показывается среди радуги, а на границѣ между Аравіей и Египтомъ онъ ночью взбирался на вершину горы Казія, высоко поднимающейся надъ равниной, и убѣдился въ истинности утвержденія, что солнце восходитъ тамъ тремя часами раньше, чѣмъ въ долинѣ. Міръ вещественный, въ богатомъ разнообразіи, какъ созданный природою, такъ и произведенный человѣкомъ, не былъ, слѣдовательно, чуждъ пытливому уму римскаго цезаря, захватившаго въ кругъ своихъ занятій и интересовъ все существующее. Если онъ относился болѣе равнодушно къ чему-либо въ этомъ мірѣ, то именно въ мѣстамъ, къ которымъ обыкновенные люди чувствуютъ особенную привязанность; онъ не любилъ Рима, гдѣ родился, презиралъ Италику, родину своихъ предковъ, и ненавидѣлъ Антіохію, въ которой впервые былъ провозглашенъ императоромъ. Подобныя антипатіи ярко обрисовываютъ его космополитическую натуру, не отличавшуюся, какъ это всегда бываетъ у подобныхъ людей, глубиною и силою чувства.
Въ отношеніи къ людямъ Адріанъ хотя и не былъ жестовъ, подобно Домиціану, въ чемъ его обвинили нѣкоторые современники, но черствость, равнодушіе къ чужимъ интересамъ и страданіямъ, подозрительность дѣлали его несимпатичнымъ и не возбуждали ни въ комъ преданности и любви. Среди лицъ, окружающихъ властителя Рима, было много льстецовъ, но не было ни одного искренняго друга. Его жена, Сабина, его секретарь, извѣстный жизнеописаніями императоровъ Светоній, его воспитатель, префектъ Аттіанъ, многочисленные ученые, художники, риторы, — всѣ они пользовались его благодѣяніями, щедротами и ни одинъ не имѣлъ его довѣрія; ни къ кому изъ своихъ современниковъ Адріанъ не относился съ уваженіемъ; и таланты, и бездарности были равно ему ненавистны: одни возбуждали въ немъ зависть, другіе презрѣніе. Стоитъ взглянуть на дошедшіе до насъ бюсты этого цезаря, чтобы почувствовать, какого своеобразнаго и, въ сущности, при всей полнотѣ исчерпанныхъ наслажденій, несчастнаго человѣка они представляютъ. Обливъ его не римскій: небольшая, довольно густая борода, взглядъ полунасмѣшливый, полугрустный, отсутствіе въ выраженіи лица той твердости и опредѣленности, которыя придавали лицамъ древнихъ римлянъ типичное однообразіе, словно они всѣ были отлиты въ одной формѣ. Одинъ нѣмецкій историкъ, характеризуя Адріана, такъ говоритъ о немъ: «Изъ году въ годъ, въ постоянномъ безпокойствѣ, странствуетъ онъ по своему государству, вездѣ устраивая, создавая; кажется, какъ будто въ этомъ непрерывномъ движеніи находитъ удовлетвореніе его нервная возбужденность, съ которой не могутъ справиться сильныя тѣлесныя упражненія, въ особенности охота. Въ минуты покоя въ немъ пробуждается желчная подозрительность, его снѣдаетъ недовѣріе и въ такіе моменты духъ императора затуманивается; онъ даже совершаетъ преступленія». Много нужно было имѣть добродушія, цѣльности характера и нравственной неиспорченности, чтобы, подобно Весласіану, Титу, Траяну, Антонину Пію и Нарву Аврелію, занимать тронъ римскихъ цезарей, владѣть наслѣдіемъ Тиверія, Калигулы и Нерона. Адріанъ не былъ такою цѣльною гармоничною натурой; обладая громадными дарованіями, онъ стоялъ въ уровень со своимъ вѣкомъ и, осыпая насмѣшками современниковъ, мало чѣмъ отъ нихъ разнился. Попробуемъ познакомиться съ нѣкоторыми изъ этихъ современниковъ, посмотримъ, какое общество окружало цезаря-космополита.
Дворъ Адріана былъ собраніемъ избранныхъ по дарованіямъ и образованности людей; около него толпились также потомки знатныхъ римскихъ родовъ и пользовались радушнымъ пріемомъ. Онъ посѣщалъ ихъ виллы, прогуливался съ ними въ экипажѣ и раздѣлялъ ихъ пиры и увеселенія. Изъ друзей его замѣчательны философы: Эпиктетъ, Фаворинъ, Геліодоръ и архитекторъ Декріанъ; но предпочтеніемъ императора пользовался не Эпиктетъ, суровый стоикъ, а Фаворинъ, мудрый уроженецъ Арля, ловкій софистъ, утверждавшій, что человѣкъ, обладающій 30 легіонами, всегда правъ. Онъ и другіе ему подобные софисты претерпѣвали со стороны своего покровителя самыя рѣзкія насмѣшки и самое дурное обращеніе; такъ, Адріанъ, при помощи шпіоновъ, узнавалъ ихъ тайны и выставлялъ публично на видъ раскрытые, такимъ образомъ, недостатки и проступки. Правда, богатые подарки вознаграждали этихъ льстецовъ за оскорбленное самолюбіе. Вообще наука и ученость первой половины II вѣка, несмотря на обширность территоріи, по которой распространилась античная цивилизація, не взирая на интересъ въ знанію, выказывали отсутствіе творческой силы. Въ эпоху царствованія риторики и грамматики не было ни одного классическаго поэта, ни одного великаго прозаика. Энциклопедическое многознаніе составляло сущность времени, когда римское національное чувство было поглощено общечеловѣческими міровыми симпатіями. Въ искусствахъ люди, современные Адріану, достигаютъ возрожденія формы, безъ всякаго соединенія ея съ обогащеннымъ идеями содержаніемъ; въ литературѣ проявляется филологическое обращеніе къ древности, не оживляемое движеніемъ мысли. Рококо и неотлучный съ этою модой извращенный вкусъ приводятъ Адріана и Марка Аврелія, этихъ императоровъ-писателей, къ исканію темныхъ и устарѣлыхъ формъ языка. Спартіанъ говоритъ, что Адріанъ предпочиталъ Катона Виргилію, Делія Антипатра, историка временъ Гракховъ, Саллюстію, презиралъ Платона и ставилъ Анти маха, бездарнаго поэта, выше Гомера. Изъ двухъ культурныхъ языковъ Римской имперіи греческій былъ тогда господствующимъ; эллины, а не латины, выставили лучшихъ писателей той эпохи. Блескъ вновь разцвѣтавшей литературы, которая, выйдя изъ школы смирнскихъ софистовъ, поражала пышною декламаціей, затмилъ латинскій языкъ. Часто римскіе писатели избирали для выраженія своихъ мыслей греческій языкъ; стоитъ припомнить софиста Эліана изъ Пренесты, Марка Аврелія и Фронтона, или же писали на обоихъ языкахъ, какъ, напримѣръ, Светоній и Апулей. Среди писателей, близкихъ къ Адріану, совершенно особое мѣсто занимаетъ Флавій Арріанъ изъ Никомидіи въ Внеиніи, единственный изъ его приближенныхъ, который не былъ запятнанъ недостатками и пороками своего вѣка, замѣчательный политикъ, искусный правитель и-полководецъ, серьезный историкъ и лучшій ученикъ философа-стоика Эпиктета. Несмотря на греческое происхожденіе, онъ занималъ высшія должности въ римскомъ государствѣ, былъ сенаторомъ, консуломъ и подъ конецъ жизни Адріана намѣстникомъ Каппадокіи. Онъ много путешествовалъ; объѣздилъ берега Чернаго моря и составилъ ихъ описаніе; его сочиненія чужды софистики, но также лишены и красоты формы. Арріанъ не могъ отрѣшиться отъ современности, онъ подражалъ старому греческому историку и взялъ за образецъ Ксенофонта. Дошедшее до насъ сочиненіе Арріана; Исторіи Александра Великаго трезвостью сужденія и выборомъ замѣчательнаго сюжета ставитъ его высоко среди историковъ древности. Болѣе подходящимъ къ кружку Элія Адріана является его вольноотпущенникъ Флегонтъ изъ Тралла. До насъ не дошла хронологическая работа и другія произведенія этого ученаго грека, но о нихъ можно нѣсколько судить по двумъ ничтожнымъ сочиненіямъ, сохранившимся отъ разрушенія временемъ; одно называется Чудесными исторіями, другое повѣствуетъ о людяхъ, прожившихъ весьма долго. Съ этими греками слѣдуетъ сопоставить двухъ латинскихъ историковъ: Юлія Флора и Светонія. Первый сдѣлалъ извлеченіе изъ исторіи Ливія и пользовался любовью въ теченіе всѣхъ среднихъ вѣковъ, вѣроятно, благодаря скудости своей мысли. Светоній, римлянинъ съ гуманистическимъ образо вашемъ, сынъ всадника, любимецъ Плинія Младшаго и нѣкоторое время секретарь Адріана, прославился біографіями двѣнадцати первыхъ императоровъ, написанными легко, пріятно, но въ анекдотическомъ духѣ, съ пристрастіемъ въ различнымъ скандалезнымъ разсказамъ, которые были въ ходу при дворѣ цезаря, смотрѣвшаго съ сарказмомъ не только на міръ настоящій, но и на прошлый съ его величіемъ и его великими людьми. Благороднѣйшимъ изъ риторовъ II вѣка былъ Корнелій Фронтонъ, римскій адвокатъ, воспитатель благороднѣйшаго изъ правителей, Марка Аврелія. Хотя Адріанъ выказывалъ ему уваженіе и сдѣлалъ сенаторомъ, но Фронтонъ въ одномъ письмѣ въ Аврелію признается, что, высоко уважая его предшественника, даже воздавая ему похвалы въ сенатѣ, онъ не могъ любить этого императора, такъ какъ любовь должна быть связана съ довѣріемъ и душевною близостью. Совсѣмъ иного завала человѣкъ былъ величайшій изъ софистовъ греческихъ Полемонъ, глава іонической школы и гордость Смирны. Траянъ, Адріанъ и Антонинъ осыпали его почестями и только одинъ Фаворинъ могъ иногда съ нимъ соперничать. Софистика, опиравшаяся на виртуозности въ употребленіи языка, какъ продукта искусства, была любимымъ твореніемъ грековъ- ихъ тонкій слухъ былъ созданъ подмѣчать всевозможныя модуляціи въ измѣненіяхъ размѣра слоговъ съ такою же точностью, какъ звуки лиры или флейты. Полемонъ имѣлъ обыкновеніе послѣ долгихъ ораторскихъ періодовъ улыбаться, чтобы показать, какъ мало потребовалось труда для ихъ произнесенія. Глава софистовъ, виртуозностью котораго восхищался любитель всего необычайнаго Адріанъ, жилъ какъ царь. Во время путешествій за нимъ слѣдовалъ цѣлый поѣздъ съ богатою утварью, лошадьми, рабами, собаками; самъ онъ возсѣдалъ на роскошно убранной колесницѣ. «Съ городами онъ сносился какъ повелитель, а съ государями и богами какъ съ себѣ равными», — говоритъ одинъ современникъ.
Изъ философскихъ школъ временъ имперіи одна имѣла всемірно-историческое значеніе и она, главнымъ образомъ, принадлежала II вѣку; только въ III столѣтіи стоицизмъ долженъ былъ раздѣлить господство въ области мысли съ неоплатонизмомъ, возведеннымъ Плотиномъ въ стройную систему. Стоическая философія со времени Нервы пріобрѣла такое господство, что Адріанъ не могъ оставить ее безъ вниманія, но софистическая натура этого цезари не дозволила ему сдѣлаться сторонникомъ какого-нибудь опредѣленнаго направленія мысли. Выказывая уваженіе Эпиктету, главѣ господствующей школы, онъ не сдѣлался, однако, стоикомъ и личность великаго мыслителя нисколько не повліяла на знаменитаго римскаго государя. Нестрогая мораль могла привлечь Адріана, любившаго наслажденія; единственно общее между Эпиктетомъ и пытливымъ цезаремъ было признаніе человѣчества, какъ начала высшаго, чѣмъ гражданство какого-нибудь извѣстнаго города или даже государства.
Обзоръ выдающихся писателей, современниковъ Адріана, можетъ быть завершенъ достойнымъ образомъ двумя, совершенно непохожими другъ на друга дѣятелями въ развитіи античной мысли. Одинъ изъ нихъ умеръ въ началѣ царствованія императора, дѣтство другаго протекло въ послѣдніе годы правленія цезаря, съ которымъ у него было такъ много общаго.
Одинъ былъ Плутархъ изъ Херонеи, пиѳагорействующій платоникъ, другой — самый остроумный и ѣдкій сатирикъ-софистъ Лукіанъ изъ Самосаты. Одинъ изъ нихъ представляетъ направленіе, въ глазахъ Адріана почтенное, но отжившее свой вѣкъ, другой служилъ какъ бы выразителемъ стремленій цезаря-космополита съ его всесторонностью и со склонностью въ насмѣшкѣ.
Среди писателей имперіи своею гуманностью и разносторонностью особенно выдается Плутархъ, родившійся около пятидесятыхъ годовъ въ той самой Херонеѣ, гдѣ была погребена независимость Греціи. Получивъ образованіе въ Аѳинахъ, уважаемый всѣми писатель проводилъ жизнь на родинѣ, пользуясь ничѣмъ невозмутимымъ счастіемъ. По временамъ онъ совершалъ путешествія по Греціи, въ Египетъ и Римъ, гдѣ читалъ публичныя лекціи и подружился со многими выдающимися людьми. До самой смерти онъ продолжалъ, ведя простую жизнь, служить музамъ и общественномъ дѣламъ роднаго городка.
Въ вѣкѣ, раздираемомъ различными противусложностями, Плутархъ представляется исключеніемъ, являя собой прекрасный образецъ гармоническаго развитія и скромнаго благополучія. Это совершенная противуположность Адріана, философъ древняго закала. Херонейцы сдѣлали его жрецомъ; онъ былъ также жрецомъ Аполлона въ Дельфахъ. Траянъ, въ знакъ уваженія, возвелъ его въ консулы, а Адріанъ назначилъ его прокураторомъ Греціи. Около 120 года Плутархъ умеръ въ Херонеѣ 70-ти лѣтнимъ старцемъ, почитаемый Римомъ и Элладой, обѣими половинами культурнаго міра. Многочисленныя сочиненія Плутарха, изъ которыхъ большая часть не дошла до насъ, дѣлятся на двѣ группы: 23 біографіи и 83 этическихъ трактата. Они не отпечатлѣны геніальностью, не открываютъ новыхъ путей, но являются продуктомъ замѣчательной начитанности, соединенной съ житейскимъ опытомъ. Гуманная практическая философія, идеализирующая какъ старую народную религію, такъ и древнюю исторію, составляетъ основное содержаніе всѣхъ, произведеній Плутарха.
Отъ глубокорелигіознаго моралиста, поклонника старины, рѣзкій переходъ представляетъ личность и міросозерцаніе Лукіана. Противъ мечтательныхъ стремленій пиѳагорейцевъ и платониковъ поддержать, при помощи демонологіи и этики, приближающейся къ христіанству, упадающій Олимпъ выступилъ злѣйшій врагъ въ лицѣ софиста изъ Самосаты. Добродѣтельный Плутархъ, пытавшійся насколько возможно спасти язычество, сошелъ со сцены, не встрѣтившись съ Лукіаномъ; Лукіанъ, человѣкъ новой разрушительной эпохи, подобно Адріану, относился враж: дебно ко всему старому, ко всему освященному преданіемъ. Его безпощадная сатира, носившая чисто-народный характеръ, сдѣлала его однимъ изъ самыхъ извѣстныхъ памфлетистовъ. Несмотря на вражду его въ христіанству, атеизмъ Лукіана былъ могучимъ союзникомъ и расчищалъ дорогу христіанскому ученію. Его насмѣшки нанесли старой вѣрѣ такой ударъ, что философія не могла поправить дѣла; даже ученіе объ идеяхъ неоплатониковъ оказалось безсильнымъ. Лукіанъ разрушилъ античную миѳологію въ своихъ бесѣдахъ боговъ, выставивъ съ смѣшной стороны недостатки олимпійцевъ. Зевсъ ничто иное, какъ болтунъ, хвастливецъ, Донъ-Жуанъ; Меркурій — воръ, Вакхъ — пьяница, Аполлонъ — лживый предсказыватель и т. д. Не только туземные боги, но и весь фантастическій Олимпъ временъ Римской имперіи, принявшій въ себя многихъ чужеземцевъ, подвергается насмѣшливой критикѣ Лукіана. Въ Собраніи боговъ Момусъ жалуется, что проникшіе въ Олимпъ новички, засѣву за столъ, требуютъ себѣ, наравнѣ съ старыми, такой же порціи нектара и амброзіи. Лукіанъ неисчерпаемъ, когда нужно подрывать прежнія языческія ученія; онъ предаетъ поношенію самые уважаемые оракулы того времени, въ особенности дельфійскій. Такимъ образомъ, Лукіанъ, критикъ римско-эллинскаго міра, подобно энциклопедистамъ XVIII столѣтія, дошелъ до отрицанія боговъ и замѣнилъ ихъ поклоненіемъ человѣческому разуму. Если бы до насъ дошли потерянныя сочиненія Адріана, то сродство этихъ двухъ натуръ было бы еще очевиднѣе. Оно замѣтно даже изъ характеристики, сдѣланной столь ничтожнымъ писателемъ, какъ Спартіанъ. Не дошедшіе до насъ мемуары Адріана были въ рукахъ этого біографа и невольно повліяли на нѣкоторыя мѣста его плохаго творенія.
Могущественный цезарь состарился. Онъ все извѣдалъ, все испыталъ, все видѣлъ и пришелъ къ неутѣшительному результату. Человѣкъ, обладавшій почти сверхъестественными средствами, живя въ разстроенномъ обществѣ, лишенномъ цѣльнаго міросозерцанія, самъ не могъ найти въ себѣ поддержки, не могъ выработать никакихъ прочныхъ убѣжденій. Скептикъ, потерявшій вѣру въ человѣка, насмѣшливый обличитель людскихъ слабостей и обмановъ, Адріанъ не могъ удовлетвориться подобнымъ состояніемъ и въ исканіи высшихъ началъ по временамъ предавался суевѣрію. Онъ любилъ погружаться въ религіозныя вѣрованія народовъ, у которыхъ особенно наглядно описывается судьба души послѣ смерти. Отсюда вытекаютъ его симпатіи къ египетскому богослуженію, отсюда попытка внести въ Римъ культъ Прозерпины и уваженіе, оказываемое элевзинскимъ таинствамъ. Мысль объ оставленіи правительственныхъ дѣлъ, о выборѣ преемника преслѣдовала Адріана. У него не было сына, чтобы, подобно Карлу V, удалившемуся въ монастырь св. Юста, передать государство прямому наслѣднику. Больной, наскучившій жизнью, императоръ усыновилъ Антонина и назначилъ наслѣдника престола своимъ соправителемъ 25 февраля 138 г. Уже почти три года царствованія Элія Адріана протекли въ любимой тибуртинской виллѣ дѣлами онъ мало занимался, у него развилась водяная вслѣдствіе истощенія крови, и этотъ, нѣкогда наслаждавшійся жизнью новый олимпійскій Зевсъ, благодѣтельствовавшій народамъ, украсившій землю многими прекрасными твореніями, умиралъ въ страшныхъ мученіяхъ; подобно Тиверію, онъ никакъ не могъ освободиться отъ жизни. Адріана переносили съ мѣста на мѣсто; наконецъ, онъ умеръ на рукахъ Антонина Пія въ Вайяхъ 10 іюля 138 года. Благороднѣйшій изъ императоровъ римскихъ не только позаботился о сожженіи тѣла своего предшественника, но также упрашивалъ сенатъ римскій признать апоѳозъ Адріана. Въ этихъ стараніяхъ Антонинъ Пій встрѣтилъ сопротивленіе; римскіе сенаторы не могли забыть отпаденія Адріана отъ началъ древне римскаго государства и его космополитическихъ тенденцій. Подвергнувъ критикѣ дѣянія умершаго принцепса, сенатъ пришелъ къ убѣжденію, что Адріанъ, при жизни признанный греками Зевсомъ, недостоинъ по смерти пользоваться почестями римскаго бога. Только просьбы, слезы и мольбы Антонина склонили сенатъ на уступки и пепелъ божественнаго Адріана былъ торжественно перевезенъ въ Римъ и похороненъ въ мавзолеѣ, сооруженномъ покойнымъ императоромъ.
Подобно древнимъ египетскимъ фараонамъ, увлекаемый мыслями о смерти, Адріанъ, по возвращеніи изъ странъ восточныхъ, занялся постройкою колоссальной гробницы; онъ возвелъ свой мавзолей на правомъ берегу Тибра. Противъ Марсова поля, почти у самой рѣки возвышался четвероугольный фундаментъ, съ каждой стороны имѣвшій въ длину 300 футовъ, образуя терассу, окруженную желѣзною рѣшеткой со статуями на углахъ. На этомъ фундаментѣ возвышалась исполинская круглая постройка, составлявшая самое значительное сооруженіе этого рода на Западѣ. Семнадцать вѣковъ прошло со времени построенія мавзолея; наружныя украшенія исчезли, обстановка измѣнилась, даже самый наружный видъ утраченъ, но основная масса Зданія пережила все. Она была гробницей и крѣпостью, дворцомъ и темницей, католическимъ храмомъ и сокровищницей, служила защитою папской власти и опорою императорскихъ и папскихъ притязаній. Замокъ св. Ангела также характеристиченъ для новаго Рима, какъ его праотецъ-мавзолей для древняго. Но если мавзолей пережилъ, вѣка, то прахъ Адріана и другихъ императоровъ языческаго Рима, погребенныхъ въ этой исполинской усыпальницѣ, былъ развѣянъ временемъ; остались одни историческія воспоминанія, не всегда ясныя, и даже нравственный обликъ Адріана можетъ быть возстановленъ только при помощи догадокъ. Лучшимъ подведеніемъ жизненнаго итога цезаря-космополита можетъ служить его предсмертное стихотвореніе, сохранившееся у Спартіана: «Душа странствующая и ласкающая, пока ты была спутницей и гостемъ тѣла! Въ какія страны отправишься теперь, оцѣпенѣлая, нагая, покрытая смертельною блѣдностью? Всѣ твои шутки пришли къ концу». Даже въ смертныхъ мукахъ этотъ загадочный человѣкъ не могъ освободиться отъ сарказма.