Глава VII
Шестая династия. Падение Древнего царства
В наиболее полном из царских списков, в Туринском папирусе, нет указаний на то, что линия Менеса прервалась до конца царствования Унаса. Но что после этого возникла новая династия — не может быть сомнения. Как уже заметил читатель, движение, обусловившее собою появление новой династии, было вызвано борьбою поместных губернаторов за более широкую власть и свободу. Основание V династии стараниями гелиопольской партии было использовано ими в желательном для себя направлении. Они приобрели наследственные права на свои должности, и цари V династии никогда не могли вполне подчинить их себе, как в предшествовавшие царствования. Постепенно поместные губернаторы сбросили с себя эгиду фараона, и когда около 2625 г. до н. э., после царствования Унаса, им удалось свергнуть VI династию, они стали владетельными князьями, прочно засевшими каждый в своем номе или городе, который он считал своим наследственным достоянием. Древний титул «местного губернатора», разумеется, исчез, и люди, его носившие, стали именовать себя «великим вождем» или «великим владыкой» того или другого нома. Они продолжали управлять своими округами, но уже как князья, пользовавшиеся значительной долей независимости, а не как чиновники центрального правительства. Здесь перед нами первый в истории пример распада централизованного государства, вследствие усиления поместных коронных чиновников, подобный разложению Каролингской монархии на герцогства, ландграфства или ничтожные княжества. Новые правители не были в состоянии занять вполне независимое положение, и фараон продолжал иметь над ними значительную власть; ибо в случае смерти владетельного вельможи его положение, поместье и титул переходили по наследству к его сыну с милостивого соизволения монарха. Эти номархи, или «великие владыки», были преданными сторонниками фараона, исполнявшими его поручения в далеких странах и выказывавшими величайшее рвение, когда дело касалось его, но они уже больше не простые его чиновники, а также не связаны они до такой степени с домом и особой монарха, чтобы строить свои гробницы вокруг его пирамиды. Они настолько независимы и привязаны к родному краю, что располагают свои гробницы недалеко от дома. Мы находим эти последние высеченными в скалах в Элефантине, Каср-Саяде, Шейк-Сайде и Завиет-эль-Метине, или построенными из камня в Абусире. Они много работают для развития и процветания своих больших владений, и один из них даже сообщает о том, как он доставит эмигрантов из соседних номов с тем, чтобы заселить ими захудалые города и влить свежие силы в менее производительные участки своего нома.
Главным административным звеном между номами и центральным правительством фараона была по-прежнему сокровищница, по фараон счел необходимым учредить общий надзор за многочисленными поместьями, из которых состояло теперь его царство. Поэтому, уже к концу V династии, он назначил над всей долиной выше Дельты «губернатора Юга», при содействии которого он мог постоянно оказывать правительственное давление на южную знать. Соответствующего «губернатора Севера», по-видимому, не существовало, и отсюда можно предполагать, что правители Севера были менее агрессивны. Кроме того, фараоны все еще смотрят на себя как на царей Юга, правивших Севером.
Правительственный центр, он же главная царская резиденция, бывший по-прежнему по соседству с Мемфисом, все еще назывался «Белые Стены», но после темного царствования Атоти II, первого царя новой династии, город при пирамиде его преемника, могущественного Пиопи I, находился так близко от «Белых Стен», что название его пирамиды «Мен-нофер», искаженное греками в Мемфис, вскоре стало названием города, и «Белые Стены» отныне сохранились лишь как архаическое и поэтическое обозначение места. Управление резиденцией стало настолько важным делом, что потребовало внимания самого визиря; вследствие этого последний взял в свои руки непосредственную административную власть в столице с титулом «губернатора города при пирамиде», или просто «губернатора города», ибо теперь стало обычным назвать резиденцию просто «городом». Несмотря на коренные изменения, новая династия продолжала исповедовать официальный культ своих предшественников. Ра по-прежнему занимал высшее положение, и древнейшие установления уважались.
Вопреки независимости новых владетельных особ, несомненно, что Пиопи I был достаточно могущественен, чтобы крепко держать их в своих руках. Его памятники, большие и малые, рассеяны по всему Египту. К этому времени относится возникновение биографий должностных лиц, рисующих нам картину занятой жизни довольных собою магнатов той отдаленной эпохи; эти биографии мы, к счастью, можем пополнить отчетами из рудников и каменоломен тех же самых лиц. Лояльность удовлетворяется теперь изображением царя, поклоняющегося богам или сокрушающего врагов; раз это сделано, начальник экспедиции и его помощники могут удовлетворить свое тщеславие путем записи своих деяний и приключений, которая с течением времени становится все длиннее и длиннее. Пиопи I послал главного архитектора и двух «казначеев бога», вместе с главным строителем своей пирамиды, во главе отряда ремесленников в хаммаматские каменоломни за хорошим материалом для пирамиды, и они оставили в каменоломне, кроме двух царских рельефов, еще три надписи, заключающие в себе полный перечень их имен и титулов. В хатнубских алебастровых копях губернатор Юга, бывший в то же время «великим владыкой Заячьего нома», оставил отчет о трудном поручении, исполненном им здесь для Пиопи I, а один военачальник увековечил исполнение им подобного же поручения для того же царя в Вади-Магхаре, на Синайском полуострове. Чиновная смесь среди официального класса не ослабевала. Многие титулы стали простыми знаками отличия, громкими наименованиями знатных людей, переставших отправлять должности, которые некогда фактически были возложены на их носителей; вследствие этого многие лица, действительно занимавшие ту или иную должность, присоединяли к своему титулу слово «подлинный». Мы имеем весьма интересный и поучительный образец чиновника нового царства в Уне, верном сподвижнике царского дома, к счастью, оставившем нам свою биографию. Он начал служебное поприще при царе Атоти II с самых низов в качестве ничтожного младшего надзирателя в одном из царских поместий. Пиопи I назначил его судьей и вместе с тем дал положение при дворе и синекуру как жрецу храма при пирамиде. Он был вскоре назначен на должность более крупного надзирателя царских поместий, и, занимая ее, он настолько заслужил царское благоволение, что, когда возник наговор против царя в гареме, он был назначен вместе с другим лицом поддерживать обвинение на суде. Таким образом, Пиопи I стремился отличать людей сильных и способных, с которыми он мог организовать прочное правительство, тесно связанное с ним самим и его домом. В центре южной страны он посадил среди местной знати «великого владыку Заячьего нома», назначив его губернатором Юга; кроме того, он взял себе в жены в качестве официальных цариц двух сестер номарха Тиниса, которые обе носили одно и то же имя Энехнес-Мерира и стали матерями двух царей, следовавших за ним.
За пределами страны Пиопи I действовал энергичнее, чем какой-либо фараон до него. В Нубии он настолько подчинил себе местные племена, что они были вынуждены и случае войны доставлять вспомогательные отряды для его армии, и когда война происходила на севере, нубийскими рекрутами пользовались там, где это казалось безопасным. Когда набеги северных бедуинских племен на Восточную Дельту стали чересчур дерзкими или же начали мешать работам в Синайских рудниках, Пиопи уполномочил Уну набрать войска среди нубийцев и пополнить их рекрутами со всего Египта. Царь обошел многих несравненно более высокопоставленных лиц и поставил Уну во главе этой армии. Уна, разумеется, без труда рассеял бедуинов и, опустошив их страну, вернулся назад. Еще четыре раза посылал его Пиопи I во главе карательного отряда против племен той лее страны; и когда они начали враждебные действия в последний раз, он вынужден был углубиться на север от области, лежащей к востоку от Дельты. Посадив свои войска на транспортные суда, он направился вдоль берега Южной Палестины и наказал бедуинов вплоть до палестинских холмов на севере. Это наиболее северный пункт, достигнутый фараонами Древнего царства, и согласуется с находкой скарабея эпохи VI династии в Гезере, южнее Иерусалима, в слоях ниже тех, которые отвечают Среднему царству. Наивный отчет об этих войнах, оставленный Уной в своей биографии, является одним из наиболее характерных показателей совершенно не воинственного духа древних египтян.
Пиопи I настолько прочно утвердил свою династию во главе государства, что когда после, вероятно, 20-летнего царствования он умер, и власть перешла к его совсем еще юному сыну Мернера [Меренре], это, по-видимому, не отразилось неблагоприятно на ее судьбах. Мернера немедленно назначил губернатором Юга старого слугу своего дома Уну, под чьим преданным управлением все пошло хорошо. Могущественная знать, обитавшая около южной границы, также ревностно поддерживала молодого царя. Это было семейство смелых и предприимчивых князей, живших на острове Элефантине, сейчас же ниже первых порогов. Долина в области порогов называлась теперь «Вратами Юга». Элефантинским князьям была поручена ее защита против беспокойных племен Северной Нубии. Вследствие этого глава семейства носил титул «Хранителя Врат Юга». В их руках данная местность стала настолько безопасной, что когда царь отправил Уну в гранитные каменоломни в верхней части порогов, чтобы добыть саркофаг и красивую облицовку для его пирамиды, то вельможа мог исполнить это поручение с «одним только военным судном» — событие небывалое. Молодой предприимчивый монарх поручил затем Уне установить непрерывное сообщение водой с гранитными каменоломнями посредством системы из пяти каналов, последовательно проложенных через промежуточные гранитные преграды порогов; и преданный вельможа выполнил эту трудную задачу, не считая постройки и загрузки семи лодок большими глыбами гранита для царской пирамиды, всего в один год.
До севера было слишком трудно добраться, слишком резкие естественные границы отделяли его от Нильской долины, чтобы фараоны той отдаленной эпохи могли предпринять относительно Азии нечто большее, чем только защиту границ и охрану горных предприятий на Синайском полуострове. Что же касается юга, то там единственной преградой была область порогов. Мернера сделал первые пороги судоходными в период высокой воды, и благодаря этому стало вполне возможным еще сильнее подчинить Нубию или даже совершенно покорить ее. Сама по себе страна не могла быть утилизирована египтянами, бывшими преимущественно земледельцами. Полоса годной для обработки почвы между Нилом и пустыней, с той и другой стороны, была в Нубии настолько узкой, причем местами далее совершенно исчезала, что земледельческая ценность ее была невелика, но высокие хребты и равнины в пустыне с восточной стороны заключали в себе богатые жилы золотоносного кварца, а также находилась там в изобилии железная руда, хотя и не делалось попыток разрабатывать ее. Далее, эта область была единственным путем в южные страны, с которыми теперь поддерживались постоянные торговые сношения. Кроме золота Судан посылал вниз по реке страусовые перья, черное дерево, шкуры пантер и слоновую кость; и тем же путем из Пунта и стран еще дальше на восток шли мирра, пахучие смолы и камедь и ароматические сорта дерева, поэтому было абсолютной необходимостью, чтобы фараон владел этим путем. Мы мало знаем о негритянских и родственных им племенах, населявших в то время область порогов. Непосредственно к югу от египетской границы жили племена Уауат, занимавшие значительную территорию в сторону вторых порогов; вся область верхних порогов была известна под именем Куш, но на памятниках это название встречается нечасто вплоть до эпохи Среднего царства. Верхняя половина гигантского «S», образованного течением реки между соединением того и другого Нила и вторыми порогами, заключала территорию могущественных маджаев, которые позже стали вступать в ряды египетской армии в таком количестве, что слово «матой», позднейшая (коптская) форма слова «маджаи», стала, наконец, обозначать в Египте солдата. Вероятно, на запад от области маджаев была страна «Иам», а между этой последней и маджаями на юге и Уауатом на севере находились различные племена, из которых иртит и сетут были наиболее значительными. Два последних вместе с Уауатом иногда объединялись под властью одного вождя. Все эти племена все еще были в диком состоянии. Они жили в грязных деревнях, состоявших из землянок, вдоль реки или вблизи колодцев, в долинах, отходящих от Нила внутрь страны, и кроме стад мелкого и крупного скота, который они разводили, средства к жизни давали им также скудные жатвы с их небольших зерновых полей.
Без сомнения, утилизируя свой новый канал, Мернера [Меренра] посвятил особое внимание эксплуатации этих областей. Его власть настолько почиталась вождями Уауата, Иртита, Маджа и Иама, что последние доставили строевой лес для тяжелых грузовых лодок, построенных Уной для гранитных глыб, выломанных им в области первых порогов. В пятый год своего царствования Мернера сделал то, чего не делал до него, насколько нам известно, ни один фараон. Он лично появился в области первых порогов для принятия выражения преданности от южных вождей и оставил на скалах рельеф с отчетом о событии. На этом рельефе фараон представлен опершись на посох, в то время как нубийские вожди склоняются перед ним ниц. Исключительный характер события выражен в сопутствующей надписи: «Прибытие самого царя, явившегося позади холмистой страны (порогов) с тем, чтобы видеть то, что есть в холмистой стране, в то время как начальники Маджа, Иртита и Уауата выказали послушание и совершили великое восхваление».
Мернера воспользовался элефантинской знатью для усиления своей власти среди южных вождей. Хирхуф, тогдашний владетель Элефантины, был назначен губернатором Юга, быть может, вместо Уны, который по старости уже больше не годился для активной службы или даже тем временем умер. На Хирхуфа и его родственников, представлявших собою семью смелых предприимчивых вельмож, и возложил фараон начальство над трудными и опасными экспедициями, долженствовавшими держать в страхе соседних варваров и поддерживать его престиж и торговые сношения с отдаленными южными странами. Князья Элефантины являются первыми исследователями Центральной Африки и южных берегов Красного моря. По меньшей мере два члена их фамилии погибли, исполняя опасные поручения фараона в далеких странах, откуда ясно, каким трудностям и опасностям они все подвергались. Кроме своей княжеской титулатуры в качестве владетелей Элефантины, они носили все титул «каравановожатых, доставляющих произведения стран своему владыке», который они с гордостью приводят в своих гробницах, высеченных высоко в скалах, обращенных лицом к теперешнему Асуану и до сих пор взирающих вниз на остров Элефантину, некогда обиталище древних властителей, покоящихся в них. Здесь Хирхуф высек отчет о том, как Мернера трижды посылал его во главе экспедиции в отдаленный Иам. В первый раз его вследствие молодости сопровождал отец Ири. Поход продолжался семь месяцев. Во второе путешествие ему позволили отправиться одному, и он вернулся благополучно через восемь месяцев. Третья экспедиция была более отважная и соответственно более успешная. Прибыв в Иам, он нашел местного вождя, занятого войной с наиболее южными селениями темеху, племен родственных ливийцам на запад от Иама. Хирхуф немедленно отправился за ним в погоню и без труда привел его к повиновению. Дань и южные продукты, полученные путем торговли за время его пребывания там, были навьючены на 300 ослов, и с сильным конвоем, доставленным вождем Иама, Хирхуф отправился на север. Начальники Иртита, Сетута и Уауата, устрашенные значительными силами египтян и конвоем намитов, сопровождавшим Хирхуфа, не только не делали попыток ограбить его богатый караван, но далее принесли ему в дар скот и дали проводников. Он благополучно достиг со своим ценным грузом порогов и был встречен здесь гонцом фараона с лодкой, наполненной деликатесами и провизией с царского стола, посланными фараоном для подкрепления усталого и истощенного вельможи.
Эти операции, имевшие целью завоевание крайнего юга, были прерваны неожиданной смертью Мернера. Он был погребен позади Мемфиса в гранитном саркофаге, привезенном Уной, в пирамиде, для которой опять-таки Уна потрудился с такой преданностью, и здесь его тело сохранилось, вопреки вандалам и расхитителям гробниц, вплоть до того времени, когда его перенесли в Гизу в музей (1881 г.). Вследствие того что Мернера царствовал всего четыре года и умер в начале пятого, не оставив потомства, его преемником стал его сводный брат, который, хотя и был еще ребенком, вступил на престол под именем Пиопи II. Его вступление на престол и успешное правление ясно свидетельствуют о прочном положении династии и преданности поддерживавшей ее знати. Пиопи II был сыном Энехнес-Мериры, второй сестры тинисского номарха, которую Пиопи I взял в качестве своей первой официальной жены. Ее брат Джау, дядя Пиопи II, занимавший в то время положение номарха Тиниса, был назначен малолетним царем на должность визиря, главного судьи и губернатора столицы. Таким образом, на нем лежала забота о государстве в течение несовершеннолетия его племянника — царя, и, поскольку мы можем теперь установить, правление продолжалось без малейшего замешательства.
Пиопи II или вначале, разумеется, его министры немедленно возобновили царские предприятия на юге. Во второй год правления молодого царя Хирхуф был в четвертый раз отправлен в Иам, откуда он вернулся с богатым караваном и карликом одного из низкорослых племен Центральной Африки. Эти безобразные кривоногие создания высоко ценились знатным классом в Египте; по виду они напоминали веселого бога Бэса и исполняли танцы, доставлявшие египтянам величайшее наслаждение. Страна, из которой они происходили, связывалась жителями Нильской долины с таинственной областью Запада, обителью мертвых, которую они называли «Страною духов»; на карликов из этой священной страны был особый спрос, вследствие танцев, на которые царь любил смотреть в часы досуга.
Малолетний царь был в таком восторге, получив известие о прибытии на границу Хирхуфа с одним из таких пигмеев, что написал счастливому вельможе длинное письмо с наставлениями, требуя, чтобы карлика тщательно оберегали, а то как бы с ним не стряслось чего-нибудь или не упасть бы ему в Нил! Он обещал Хирхуфу награду больше той, которую дал царь Асеса своему «казначею бога» Бурдиду, когда тот привез домой карлика из Пунта. Хирхуф так гордился этим письмом, что велел высечь его на фасаде своей гробницы в знак великих милостей к нему царя.
Не все отважные владетели Элефантины, рисковавшие своею жизнью в тропических дебрях Центральной Африки в XXVI веке до н. э., были так же удачливы, как Хирхуф. Один из них, бывший губернатором Юга, по имени Себни, неожиданно получил известие о смерти своего отца, князя Меху, во время похода на юг от Уауата. Себни быстро собрал войска в своих владениях и с караваном в сто ослов спешно направился к югу, наказал племя, повинное в смерти Меху, добыл тело отца и, положив его на осла, вернулся к границе. Предварительно он отправил гонца известить фараона о случившемся, причем послал царю слоновый клык длиною в пять футов, сообщая в то же время, что лучший клык из его груза имеет десять футов длины. Достигнув порогов, он нашел, что его гонец успел вернуться назад с милостивым письмом от фараона, отправившим со своей стороны целый штат царских бальзамировщиков, гробовщиков, плакальщиков и погребальных жрецов, с большим запасом тонких полотен, пряностей, масел и чудных ароматов, чтобы они могли немедленно набальзамировать тело усопшего вельможи и приступить к погребению. После того Себни отправился в Мемфис на поклон к фараону и для вручения ему сокровищ, собранных его отцом на юге. Ему были оказаны фараоном все знаки царского благоволения за его благочестивое дело спасения отцовских останков. Великолепные подарки и «золото одобрения» посыпались на него дождем, и позднее визирь официальным письмом передал ему во владение участок земли.
Нубийские племена оказались в положении известного подчинения, и Пиопинахту, одному из элефантинских владетелей, был поручен контроль над ними с титулом «губернатора чужеземных стран». После этого назначения Пиопи II послал его против Уауата и Иртита, откуда он вернулся после разгрома мятежников, ведя множество пленных и детей вождей в качестве заложников. Второй поход туда же был еще удачнее. Пиопинахт захватил в плен обоих вождей тех стран, не считая двух военачальников и богатой добычи скота. Экспедиции стали углубляться далеко в область верхних порогов, однажды названную в элефантинских гробницах Кушем; в общем была сделана предварительная работа, благодаря которой оказалось возможным полное покорение Нижней Нубии в эпоху Среднего царства. В действительности, это покорение было бы начато теперь же, если бы внутренние причины не вызвали падения VI династии.
Забота о развитии египетской торговли с Пунтом и южными берегами Красного моря лежала также на владениях Элефантины. По-видимому, в их ведении находился весь юг от Красного моря до Нила. Не менее опасны, чем предприятия в Нубии, были приключения элефантинских военачальников, посланных в Пунт. Водного пути между Нилом и Красным морем не существовало, и поэтому начальникам экспедиций приходилось строить суда на восточном конце караванного пути, отходившего от Нила в Копт, в одной из приморских бухт, вроде Косера или Леукос-Лимена. Парусные суда были значительно усовершенствованы в эпоху VI династии путем присоединения к древнему кормовому веслу особой рулевой подставки и прикрепления румпеля. В то время как адмирал Пиопи II Эненхет был занят этим делом, на него напали бедуины, которые убили его и всю его команду. Пиопинахт был немедленно послан за останками несчастного вельможи. Он успешно выполнил опасное поручение и, наказав бедуинов, благополучно вернулся домой. Несмотря на всю свою рискованность, сношения с Пунтом стали весьма оживленными и частыми. Чиновник на службе у элефантинской фамилии с гордостью сообщает в гробнице своего повелителя, что он сопровождал его в Пунт, вероятно, не менее 11 раз и всегда возвращался благополучно назад. Отсюда ясно, что замкнутость, обычная в эпоху Древнего царства, не могла больше существовать. Далекий от мысли, чтобы его могли изолировать пустыни, ограничивавшие его страну с востока и запада, или пороги, некогда составлявшие ее южную границу, фараон поддерживал деятельные и успешные торговые сношения с югом; и в то же время царский флот привозил с севера кедр с Ливанских хребтов. При таких условиях прямые торговые сношения с отдаленной островной цивилизацией, предшествовавшей микенской культуре на севере, не заключали бы в себе ничего удивительного, и археологические данные подтверждают, что они существовали.
На долю Пиопи II, вступившего на престол совсем ребенком, родившимся, без сомнения, перед самой смертью своего отца, выпало наиболее продолжительное царствование в истории. Манефон говорит, что ему было шесть лет, когда он начал царствовать, и что он оставался на престоле до сотого года, без сомнения — жизни. Список, сохраненный Эратосфеном, утверждает, что он царствовал целых сто лет. Туринский список подтверждает первую традицию, определяя его царствование более чем в 90 лет, и нет оснований сомневаться в справедливости этого. Таким образом, его правление было самым продолжительным в истории. Затем следовало несколько кратких царствований, из которых одно, быть может, царицы Нитокриды, с именем которой соединялись самые бессмысленные легенды. Два царя — Ити и Имхотеп, чиновники которых побывали в Хаммамате с целью доставить камень для их пирамид и статуй, относятся, быть может, к этой эпохе, хотя они могли в одинаковой мере управлять также и в конце эпохи V династии. После смерти Пиопи II все недостоверно, и непроницаемый мрак окутывает последние дни VI династии. После несколько более чем полутораста лет ее правления могущество земельной знати стало центробежной силой, с которой не могли уже справиться фараоны, и в результате произошло распадение государства. Номы стали независимыми, Древнее царство распалось, и Египет на время вернулся к положению множества ничтожных княжеств доисторических времен. Почти тысячелетний период небывалого развития, начавшийся со времени объединения обоих царств, окончился, таким же образом, в XXV в. до н. э., и страна вернулась к государственным формам, преобладавшим в начале ее истории.
Это было тысячелетие непрекращавшейся творческой работы, когда юношеская сила народа, обладавшего безграничной энергией, впервые нашла организованную форму, с помощью которой она могла наилучшим образом выразить себя. Куда мы ни посмотрим, всюду увидим создания, свидетельствующие о свежести и силе нации, нигде не обнаруживающей истощения; объединение страны под одной эгидой, успокоившей внутренние раздоры и направившей совокупные силы великого народа в сторону совместных действий, принесло несказанные блага. Фараоны, которым была обязана эта эпоха своим несравненным величием, не только почитались наравне с богами в свою собственную эпоху, но еще две тысячи лет спустя в конце истории Египта как независимой нации, в эпоху XXVI династии, мы находим жрецов, назначенных для отправления культа в честь их. И когда египетский народ в конце своей истории потерял всю юношескую эластичность и творческую энергию, которыми он был преисполнен в эпоху Древнего царства, его жрецы и мудрецы помышляли лишь о восстановлении незапятнанной религии, жизни и нравственной системы, рисовавшихся их пылкому воображению в эпоху Древнего царства, на которую они с завистью оглядывались сквозь ряд тысячелетий. Нам эта эпоха оставила внушительное число храмов, гробниц и пирамид, тянущихся на многие мили вдоль края западной пустыни и свидетельствующих самым красноречивым образом о высоком уме и титанической энергии людей, благодаря которым Древнее царство явилось тем, чем оно было. Египтяне той эпохи не только создали чудеса техники и внутренней организации, но еще построили древнейшие нам известные морские суда, исследовали неведомые моря и продвинули свои торговые предприятия далеко вверх по Нилу в Центральную Африку. В пластическом искусстве они достигли высокой степени совершенства, в архитектуре их неустанный гений создал колонну и положил начало колоннаде; в сфере управления они создали просвещенное и высокоразвитое государство с обширным сводом законов; в религии они уже имели смутное представление о суде в потустороннем мире и были, таким образом, первыми людьми, которые этически интуитивно поставили счастье в будущей жизни в зависимости от нравственного облика человека на земле. Их неистощимая энергия создала богатую и разнообразную культуру, оставившую миру такое драгоценное наследие, которого он еще не получал ни от какого народа. Теперь, находясь в конце этой замечательной эпохи, нам остается посмотреть, истощит ли борьба между местной и центральной властью жизненные силы древнего народа или же окажется возможным согласовать между собою интересы той и другой и достигнуть гармонии и единения — благодаря чему возобновится чудесное развитие, первые результаты которого были нами отмечены.
