Феликс ДанПравить
Избранные стихотворенияПравить
Песнь Валькирии
В дни юной весны твоей видела я,
Мой витязь, расцвет твоего бытия,
Любуясь тобою, заботясь, любя,
От бед и скорбей я хранила тебя.
Я белою лебедью в море плыла —
От бури губящей корабль твой блюла;
Неслышно, незримо паря над тобой,
Тебя провожала я радостно в бой.
Блюдя беззаботную юность твою,
Не раз храбреца я спасала в бою:
Не раз отклоняла я вражье копьё
И недругу в грудь направляла твоё.
Когда же настал предназначенный срок,
И смерть тебе рек неминуемый рок —
Тому, чей удел я при жизни блюла —
Скорейшую, лучшую смерть я дала.
Ты полчища вражьи победно разбил;
В очах твоих был торжествующий пыл,
Вскричал ты, ликуя: «Победа, друзья!..» —
В тот миг мой удар нанесла тебе я.
Твой взор отуманила смертная мгла.
Но бережно павшего я подняла.
И в высь тебя мчу я, чрез зыбь облаков,
В Валгаллу, мой витязь! в обитель богов.
Юлиан Отступник
Я не пойму их, горестных и злобных!
Я жизнь и свет несу для их сердец, —
А их ответ — молений хор надгробных;
Противны им амфора и венец.
Царит безумье сумрачное в мире…
Богам Олимпа гимны не звучат;
Умолкли струны на священной лире,
И древние оракулы молчат.
Напрасно в Дельфах девственная жрица
В венке лавровом шествует во храм!..
Нет в храме жертв. И перестал куриться
Пред алтарем священный фимиам.
Ток Вакха блещет. Боги оживают
Во мраморе в бессмертной красоте; —
Они ж себя бичуют и взывают
К замученному Богу на кресте!..
Они меня «Отступником» прозвали;
Скорей они отступники, чем я!
Они к кресту веселье приковали,
Сгубили свет и радость бытия.
В их монастырь, приют тоски могильной,
Я был, увы, в дни детства заключен
По воле власти, чуждой и насильной;
О нет, монахом жить я не рожден!
Но если мне придется убедиться,
Что юных дней несбыточны мечты,
Что древний мир вовек не возродится, —
Пусть я умру — со смертью Красоты.
Чу! Звук рогов! То варваров дружины.
За мной Эллады дух и Рима мощь!
О, Гелиос! Ты, Бог моей судьбины,
Дай светлый мне конец, небесный вождь!
Дай юным пасть в бою, как над Скамандром
Пелиду смерть ты некогда судил!
И сень Аида вместе с Александром
Дай эллину, что персов победил.
Навзикая
Исчезает, убегая,
Белый парус вдалеке,
И с утеса Навзикая
Смотрит вслед ему в тоске.
Руку с золотом запястья
Приложив к челу, туда
Вдаль глядит, где призрак счастья
Исчезает навсегда.
Всё глядит с тоской во взоре —
И когда уже исчез
Весь корабль в морском просторе,
Где слилось, синея, море
С синей бездною небес.
«Афродита! Афродита! —
Шепчет горестно она: —
Или я тобой забыта?
В чем, скажи, моя вина?
Беззаботно протекали
Дни мои в родном краю,
Мать с отцом меня ласкали —
Дочь любимую свою.
И доколь моей судьбою
Я так счастлива была,
Говорили, что с собою
Всюду радость я несла.
Для тебя венки свивали
Мы с подружками толпой;
Светлый гимн твой воспевали…
Чем грешна я пред тобой?
Чем преступна Навзикая?..
О богиня, для чего
Ты, досель ко мне благая, —
Привела в наш край его?!.
Здесь предстал он, богоравный,
Мощный духом Одиссей:
Мне принес герой державный
Смысл и радость жизни всей.
Он, чей взор явил мне внятно
Цель и счастье бытия —
Он уходит безвозвратно…
Ах, и с ним — душа моя!..»
Не успел в тиши прибрежной
Скорбной девы смолкнуть клик —
И богини образ нежной
Перед ней в лучах возник.
«О, не плачь, моя бедняжка,
Лань, сраженная стрелой;
Не горюй: наказан тяжко
Будет твой обидчик злой.
Прогневил он Посейдона —
И накажет бог бойца,
Море в сумрачное лоно
Примет дерзкого пловца.
Кара нынче же свершится, —
Коль другое существо
Добровольно не решится
Жизнь отдать — за жизнь его…
И спешу к его жене я
Возвестить ей рока суд.
Ах, вдовцом лишь Одиссея
Волны в гавань принесут!»
Просветлевшие мгновенно
Дева очи подняла:
«Будь же ты благословенна,
Дочь небес! Я поняла.
Справедлив суд рока строгий.
Не напрасно говорят,
Что, к кому нисходят боги —
Тем спасение дарят…»
И с высокого обрыва
В море кинулась она.
Волны вспенились шумливо —
И сомкнулась глубина.
Колодец королей
«Лишь тот на свете властелин, кто выше, чем закон;
Коль право низших должен чтить — так не властитель он!»
Так сам с собой король Олаф дорогой рассуждал;
Он в Византии гостем был — двор Кесаря видал.
«Я в Свиарике мужиков смиренью научу!
Как кесарь Лев в своем дворце — я властвовать хочу…»
И возвратясь, он шлет указ: по скольку серебра
Должны слать шведы королю, от каждого двора.
Гонцы разосланы; спешат, чрез долы и поля,
В Уппсалу звать народ на тинг, по слову короля.
Указ читают мужикам. И вот старик встает;
Кто он — не знают; сед, как лунь; он тихо речь ведет:
«Везде водилось искони, — так молвит он гонцам, —
Что тот, кому нужда в другом — идет к другому сам.
Нам от Олафа короля не нужно ничего;
А если в нас ему нужда — на тинг мы ждем его:
К началу лета, в Дунсадаль, к Колодцу Королей».
Вскипел Олаф на эту весть: «Смирю вас, бунтарей!»
И стал соратников своих скликать со всех концов;
И к сроку в Дунсадаль повел три тысячи бойцов.
На место тинга въехал он, с ним ратники его.
Двенадцать старцев там сидят — и больше никого…
Тесна долина; лес кругом, дубовый, вековой;
Там тихо, грозно и темно, как в туче грозовой,
Колодец между двух дубов; он черен и глубок…
И молвит сумрачно король: «На тинг я прибыл в срок,
Да рать в три тысячи собрал для нынешнего дня.
Согласны ль подать мне платить и слушаться меня?»
И встал старик. Он сед, как лунь; в медвежий мех одет;
И говорит: «На твой вопрос спрошу тебя в ответ.
Зовут колодцем королей колодец наш. Отколь
Прозванье это повелось — ты знаешь ли, король?..» —
«При чем он тут?.. Не знаю, нет!» — «Так слушай, государь,
Трех прежних шведских королей тут утопили встарь,
Тверд, как булат, был конунг Кнут (он был тебе сродни),
Он утеснять хотел народ, свободный искони…
Тверд, как булат, был; но тверды, как камень, мужики!
В колодец сбросили его — там воды глубоки.
Вторым был Гакон, третьим Свейн — враги народных прав…
Желаешь ты четвертым быть, скажи, король Олаф?»
Олаф от гнева задрожал, копье схватил без слов…
Но старец рог берет — трубит… в лесу раздался зов…
И ожил лес; гудит, гремит… несметною толпой
Оттуда хлынули бойцы, как на берег прибой.
Мечи, мечи да топоры, куда ни глянет взор…
И старец поднял прежде всех увесистый топор.
«Ты к нам три тысячи, король, привел своих людей;
Но нас тринадцать тысяч здесь — посмотрим, кто сильней!
Ты мужиков хотел смирить? Ну что ж, мы здесь: смири!
Да только сам поберегись — колодец тут, смотри!..»
И повернул Олаф коня, во всю несется мочь
Со всей дружиною своей от Дунсадаля прочь…
И уж ни разу в Дунсадаль — с тех пор до наших дней —
Не ездил больше ни один из шведских королей.
Исходник здесь: http://www.vekperevoda.com/index1.htm