КРЕСТЬЯНСКИХЪ ДѢВИЦЪ?
Опытъ говоритъ, что кто самъ ничего не знаетъ, тотъ не можетъ и другаго ничему научить. Даютъ что имѣютъ. Чему же научитъ своихъ дѣтей мать-крестьянка, умѣющая удовлетворятъ лишь только физическимъ потребностямъ? Что передастъ она имъ, вся погруженная въ неисходной тьмѣ невѣжества? Передастъ то, что сама узнала въ дѣтствѣ, что, напримѣръ, на дворѣ у нихъ господствуетъ дворовый, полный господинъ всего скота, и господинъ самый капризный, который совершенно замучитъ иную скотину лишь только за то, что шерсть ему не нравится,— господинъ раздражительный, съ которымъ опасно ссориться, иначе изведетъ всю скотину, хоть бы шерсть и нравилась; что за печкой сидитъ домовой, шутъ и проказникъ; что въ овинѣ, въ банѣ, въ лѣсу, въ рѣкѣ, словомъ вездѣ сидитъ по чертику, и пр. и пр.; научитъ, что лихорадка совсѣмъ не физическая болѣзнь, а это разгуливаютъ по бѣлу свѣту двѣнадцать сестеръ вѣдьмъ, которыя и входятъ, по одной, въ человѣка и трясутъ его; и что нужно совсѣмъ не лѣчить больнаго, а «удовлить» ихъ, всѣхъ двѣнадцать сестеръ; научитъ.... но перечтешь ли все, чему учатъ теперь матери-крестьянки своихъ дѣтей? И прочно ложится ихъ наука. Остановитесь въ первой деревнѣ, приласкайте дѣтей и вызовите ихъ на разговоръ: они, съ полнымъ сердечнымъ убѣжденіемъ, засыплютъ васъ разказами о разныхъ продѣлкахъ лѣшихъ, русалокъ и прочей сволочи. Вслѣдъ за тѣмъ спросите ихъ о Пресвятой Дѣвѣ Маріи, о нашемъ Спасителѣ, — они вытаращатъ глаза отъ такихъ, никогда не слыханныхъ ими, именъ. Отъ дѣтей обратитесь къ матери; она отдѣлается обыкновенною въ крестьянствѣ фразой: «гдѣ намъ объ этомъ знать? Мы люди темные.» И ни дѣти, ни мать не виноваты. Училъ ли ихъ кто-нибудь этому? Никто, никогда. Значитъ, нечего и спрашивать съ нихъ. И послѣ этого есть господа, которые высказываютъ свое сомнѣніе, чтобы «хорошо наставленная въ училищѣ мать лучше наставила своихъ дѣтей», чѣмъ мать-крестьянка, какова она теперь!
«Послушанію, благонравію, скромности и семейной любви, безъ науки, говорятъ, научитъ свое дѣтище всякая добрая мать.» Какъ легко отдѣлываться общими мѣстами! Конечно научитъ, но научитъ добрая мать. Пусть она не получила никакого образованія, пусть она безграмотна, но если сердце ея не ожесточилось въ борьбѣ съ жизнію, если характеръ ея не испорченъ вліяніемъ окружающей среды, если душа ея не растлѣна злыми примѣрами, словомъ, если она осталась неизмѣнно такою, какою создала ее природа, то-есть существомъ любящимъ, кроткимъ и нѣжнымъ, то, конечно, безъ науки, однимъ своимъ примѣромъ она научитъ свою дочь и благонравію, и семейной любви, и т. п. А если напротивъ? Если она огрубѣла, душевно загрязнена, ожесточена, какова теперь, за весьма рѣдкими исключеніями, крестьянская женщина? Тутъ чему и какъ она научитъ безъ науки? При томъ есть предметы, знать которые существенно необходимо всѣмъ безъ исключенія, и которымъ, безъ науки, ужъ никакъ не научитъ мать, какая бы добрая ни была, таковы — основныя истины вѣры, молитвы и т. п. «Какъ призывать Того, въ Кого не увѣровали? Какъ вѣровать въ Того, о Комъ не слыхали? Какъ слышать безъ проповѣдывающаго?» Пусть вспомнятъ эти вопросы апостола почтенные антагонисты училищъ для крестьянскихъ дѣвицъ и потрудятся отвѣтить на нихъ. А по нашему крайнему разумѣнію, отвѣтъ возможенъ одинъ: лишь училища могутъ дать крестьянской дѣвочкѣ то, безъ чего «невозможно угодить Богу», знаніе основныхъ истинъ вѣры. Представимъ даже себѣ мать-крестьянку, хорошо знающую, что знать необходимо христіанину, и тутъ ей, задавленной нескончаемыми тяжелыми работами, нѣтъ возможности передать все нужное дѣтямъ своимъ. Разумѣется, въ дѣйствительности такихъ матерей-крестьянокъ нѣтъ, или есть очень мало; значитъ, тѣмъ необходимѣе училища для крестьянскихъ дѣвочекъ.
Консерваторы наши не отрицаютъ, впрочемъ, важности общественнаго воспитанія крестьянскихъ дѣвицъ; они признаютъ важность этого святаго дѣла, но признаютъ ее только отчасти; «не надобно спѣшить, говорятъ они, распространеніемъ обученія поселянскихъ дѣтей женскаго пола въ училищахъ, а возымѣть тщательное наблюденіе, принесутъ ли желаемый плодъ первые, не очень многочисленные опыты.» Но тутъ-то и видно, что все это сочиняется въ кабинетѣ, безъ всякаго знанія обыкновенной крестьянской жизни. По теоріи оно, конечно, выходитъ такъ; сначала немногочисленные опыты, а потомъ расширить дѣло; а на практикѣ это невыполнимо. Вотъ что разказывала намъ одна помѣщица (имени ея, къ сожалѣнію, мы не смѣемъ объявлять), которая сама лично хлопотала объ устройствѣ училища для дѣвочекъ въ своемъ имѣніи и, послѣ многихъ хлопотъ и неудачъ, наконецъ таки прекрасно устроила. «Сначала я выбрала десять дѣвочекъ и всѣми мѣрами старалась привязать ихъ къ себѣ и заохотить къ ученію. Скорый успѣхъ превзошелъ мои ожиданія: дѣвочки и начинали понимать прекрасно, и меня нисколько не дичились. Но что за чудо? Каждый разъ являются въ училище расплаканныя, а тутъ нѣкоторыя стали даже бѣгать. Я удвоила своя ласки, дѣлала имъ небольшіе подарки,— безполезно, съ каждымъ днемъ все хуже. Не понимая, что сдѣлалось съ этими дѣвочками, начавшими-было такъ хорошо, я обратилась къ родителямъ ихъ и вотъ что узнала: моимъ ученицамъ житья нѣтъ отъ другихъ ребятишекъ. Гдѣ бъ онѣ ни появились, ихъ встрѣчали насмѣшками и бранью. Когда онѣ хотѣли вмѣшаться въ игры, ихъ отгоняли побоями. Особенно злость ребятишекъ увеличилась послѣ того, какъ я имѣла неосторожность въ Свѣтлую недѣлю одѣть ихъ въ нарядные сарафанчики и возить къ обѣднѣ въ своей каретѣ. Тутъ-то я поняла, что нужно учить или всѣхъ, или ни одной. Зависть рано забирается въ душу человѣка, и она-то портила мое дѣло. Къ сожалѣнію, помѣщеніе для училища было тѣсно, и я не могла увеличить числа ученицъ. Взявши всѣ возможные мѣры противъ своеволія и дерзости ребятишекъ, я настойчиво продолжала свое дѣло. Четыре года, — предназначенный мною курсъ, — промелькнули скоро, и я, наконецъ, имѣла радость видѣть, что мои усилія не пропали даромъ: дѣвочки сформировались именно такими, какими я хотѣла ихъ видѣть. А что важнѣе всего, матери дѣвочекъ, сначала громко жаловавшіяся на то, что я взяла дочерей ихъ только на позорь людской, къ концу курса уже нерѣдко являлись ко мнѣ съ поклонами, слезами и даже подарками за то, что ихъ дочери стали разумны, послушливы, заботливы о дѣлѣ,— минуты даромъ не потеряютъ, не то чтобы бѣгать по посѣдкамъ, да полунощничать (гулять до полуночи) по подоконьямъ. Одно только: замужъ-то ктожь возьметъ такихъ разумницъ? Разумѣется, я смѣялась надъ опасеніями, что моихъ ученицъ не возьмутъ замужъ именно за разумъ. Однакоже матери были правы. Курсъ кончился; ученицъ своихъ я выпустила и набрала новыхъ, внимательно однакоже наблюдая за прежними. Проходитъ годъ, два, три, — къ моимъ ученицамъ нѣтъ жениховъ. Сначала я не вмѣшивалась, а тутъ, видя, что это производитъ весьма неблагопріятное для училища впечатлѣніе, рѣшилась быть свахой. Является староста съ просьбой дать невѣсту своему второму сыну. Я назначаю выбрать изъ воспитанницъ моихъ. Онъ уклоняется обыкновенною фразой: воля ваша господская, и пр. Допытываюсь причины, я вотъ что объявляетъ онъ: намъ бы попроще, а эти больно разумны да строги; пожалуй свой порядокъ заведетъ, по книжному, а ужь куда намъ и пр. Не въ томъ дѣло, отвѣчаю я, а нужно спросить жениха, не нравится ли ему которая? Нравиться-то больно нравится у NN; да нѣтъ, какъ-то опасно: вѣдь мы люди глупые, неученые, а она куда разумная и пр. Свадьба однакоже сладилась. Можно представать себѣ мою радость, когда моя ученица вышла прекрасною семьянкой и женой. Всѣ въ семьѣ души въ ней не слышатъ, тѣмъ больше, что старшая невѣстка баба вздорная и глупая. Въ семь лѣтъ она ввела много новаго, весьма благотворнаго въ семьѣ, и такъ ввела, что никто этого и не замѣтилъ. За одной послѣдовала другая, и пошли мои ученицы въ чести и такъ, что тѣмъ, которыя попроще, то-есть неучившимся, приходилось уже плохо. Къ счастью, я нашла возможность увеличить училище. Теперь всѣ дѣвочки до одной учатся. И такъ какъ ни съ какой стороны нѣтъ противодѣйствія, то дѣло идетъ прекрасно. Особенно радуетъ меня то, что въ моемъ имѣніи прекратились безнравственныя посѣдки, полуночныя гулянки со всѣми своими несчастными послѣдствіями.»
Воть что говорить практика: учить всѣхъ или ни одной. Лишь при этомъ условіи ученье дѣвочекъ «принесетъ желаемый плодъ». Если вообще и во всемъ полумѣры приносятъ болѣе вреда чѣмъ пользы, то тѣмъ гибельнѣе онѣ въ образованіи народномъ. Извѣстно, какъ завистливо-неблагопріятно смотритъ невѣжество на образованность; какъ ожесточенно преслѣдуетъ оно все, что выходитъ изъ-подъ его уровня и становится выше его. Что жъ тутъ сдѣлаютъ «немногочисленные опыты»? Какихъ желаемыхъ плодовъ ожидать, если на 60 крестьянскихъ дѣвицъ, каковы онѣ теперь, будетъ пять учившихся въ училищѣ? Ихъ затрутъ, затопчутъ въ грязь, обезславятъ, такъ что и жизни онѣ будутъ нерады, несчастныя, и проклянутъ все свое ученье и учителей. Вотъ вамъ и опыты съ плодами! И къ чему намъ брать на свой страхъ опыты, когда они уже давно произведены въ другихъ странахъ, впереди насъ идущихъ на пути цивилизаціи, и убѣдили въ неотклонимой необходимости давать образованіе женщинѣ въ низшихъ слояхъ общества? Не лучше ли, вмѣсто безполезныхъ опытовъ, прямо приняться за дѣло?
Нѣтъ, кунктаторы все твердятъ свое: «не надобно спѣшить» и т. д. Спрашиваемъ ихъ: добро или зло — образованіе нижнихъ сословій? Зло? Такъ не только не надобно спѣшить, но нужно принять мѣры противъ него. Добро? Такъ развѣ къ добру позволительно не спѣшить? Развѣ въ медленности не заключается потеря извѣстной доли добра? Нѣтъ, всячески спѣшить нужно, особенно имѣя въ виду совершающіяся событія.
Но, говорятъ, если и нужно спѣшить, такъ не образованіемъ общимъ для всѣхъ крестьянскихъ дѣвочекъ. Надобно заводить школы только для дѣвочекъ, особенно нуждающихся въ школьномъ образованіи, а остальныхъ можно предоставить домашнему воспитанію.
«Настоятельнѣе другихъ нужно призывать въ училища дѣтей, которыя не имѣютъ матерей, или имѣютъ ихъ съ явными недостатками.» Въ этихъ словахъ, можно сказать, правда взяла уже свое, и кункаторы сознались въ необходимости имѣть училища. Правда, они ограничиваются тѣмъ, что допускаютъ настоятельную необходимость училищъ для дѣтей, у которыхъ матери «съ явными недостатками, препятствующими доброму воспитанію». Но вѣдь большинство и состоитъ изъ такихъ матерей. Кромѣ того, для лучшей матери-крестьянки все служитъ препятствіемъ, чтобы дать «доброе воспитаніе дѣтямъ»: и совершенный недостатокъ времени, поглащаемаго работами, хозяйствомъ, до того, что въ иные дни она видитъ дѣтей своихъ лишь въ раннее утро да въ поздній вечеръ, и неумѣнье взяться за дѣло, при всей доброй волѣ, при всемъ желаніи дать доброе воспитаніе дѣтямъ, потому что она сама не была ничему научена, и проч. Значитъ, равно настоятельна необходимость призывать въ училища всѣхъ дѣтей, безъ исключенія. Но источникъ ложно-консервативной мудрости неисчерпаемъ. Является еще одно важное препятствіе общеполезному дѣлу.
«Можно подвергнуться обвиненію въ варварствѣ, если сказать, что и мужескаго пола крестьянскихъ дѣтей не слишкомъ усиленно и поспѣшно надобно привлекать въ училища; однако сіе можетъ сказать осторожность не невѣжественная. Надобно не очень въ обширномъ видѣ удостовѣриться опытами, точно ли доброе направленіе получитъ въ нихъ грамотность, и не возбудится ли жадность къ чтенію суетному, развлекающему, производящему броженіе мыслей. Это можетъ сдѣлаться болѣе вреднымъ, нежели безграмотность.» Обвиненію въ варварствѣ мы не осмѣлимся подвергать почтенныхъ кунктаторовъ. Судъ надъ ними уже произнесенъ лучшими людьми Россіи. Хорошо понимаемъ, что нисколько не «невѣжественная осторожность» говоритъ такъ. Невѣжественная осторожность прямо говоритъ: «ненужно». А тутъ, не отвергая, чего и отвергнуть нельзя, необходимости образованія низшихъ сословій, стараются отдалить его, остановить на полумѣрахъ, заподозрить возможностью «броженія мыслей» и проч. Но вотъ чего не понимаемъ, — именно ихъ требованія «не очень въ обширномъ видѣ удостовѣриться опытами, точно ли доброе направленіе получитъ грамотность.» Да развѣ грамотность, сама по себѣ, можетъ дать то или другое направленіе человѣку? Развѣ отъ грамотности зависитъ быть человѣку честнымъ или плутомъ? Кажется, это зависитъ отъ нравственнаго направленія, которое получитъ онъ при своемъ воспитаніи. При дурномъ направленіи, разумѣется, онъ употребить во зло и грамотность, какъ и все, что есть у него, и всѣ силы духа и тѣла. Въ чемъ тутъ «удостовѣряться опытами», когда дѣло ясно и понятно? Сдѣлайте грамотность достояніемъ общимъ, чтобъ она никому не давала повода считать себя существомъ исключительнымъ, предназначеннымъ жить на счетъ другихъ (въ формѣ головы, писаря и подобныхъ тунеядцевъ); вмѣстѣ съ грамотностью развейте его умственно-нравственное самосознаніе, и безъ всякіхъ ненужныхъ опытовъ можете быть увѣрены, что безконечно-доброе направленіе получитъ въ нашемъ крестьянствѣ грамотность. «Но чрезъ нее» возбудится жадность къ чтенію суетному, развлекающему, производящему броженіе мыслей.» Много мы знаемъ грамотныхъ крестьянъ, и ни одного не видывали, чтобъ изъ-за чтенія онъ оставилъ свое дѣло: читаютъ только въ праздники, да въ долгіе зимніе вечера, управивши все по хозяйству. Читается, правда, большею частію вздоръ и нелѣпѣйшія пошлости; но ужь грамотность нисколько не виновата, что не распространяютъ въ народѣ ничего дѣльнаго и существенно-полезнаго; что Священнаго Писанія на русскомъ языкѣ теперь совсѣмъ нѣтъ а Четьи-минеи продаютъ по такой баснословно-дорогой цѣнѣ, что мужичку полъ-амбара хлѣба пришлось бы отсыпать за нихъ. Не удовлетворяться же ему микстурой, и невкусной и непитательной, подъ названіемъ: Народное Чтеніе. Что до чтенія, «производящаго броженіе мыслей», то развѣ возможны у насъ подобныя книги? «Это можетъ сдѣлаться болѣе вреднымъ, нежели безграмотность.» Гдѣ безграмотность, тамъ застой. Застой, какъ мы на опытѣ видимъ, прямымъ путемъ ведетъ къ расколу, со всѣми нелѣпостями, которыя прикрываются этимъ именемъ. Ужели жь это менѣе вредно, чѣмъ даже броженіе мыслей, которое все-таки толкаетъ человѣка впередъ?
«Общественное воспитаніе всѣхъ крестьянокъ немінуено должно произвести общій переворотъ въ обычаяхъ и нравахъ народа, усилить въ немъ подражаніе городскимъ сословіямъ и уничтожитъ патріархальную простоту нравовъ, на которой основывается и самое благоденствіе отечества.» Именно, для истиннаго и прочнаго блага крестьянъ, для блага другихъ сословій — потому что въ единствѣ государственной жизни всѣ сословія такъ неразрывно соединены между собой, что ни одно не можетъ страдать не заставляя страдать и другія — «неминуемо должно произвести переворотъ въ обычаяхъ и нравахъ народа». Неоспоримо, въ нашемъ крестьянинѣ есть много добраго; есть такія свѣтлыя стороны, которыя, будь онѣ развиты и направлены правильно, сдѣлали бы его, быть-можетъ, лучшимъ крестьяниномъ въ свѣтѣ. Но все это покрыто такою грубою корой невѣжества, такъ задавлено всею его житейскою обстановкой, что много нужно трудовъ и усилій, дабы добраться до того, что скрывается въ глубинѣ души его. Нужно прежде всего, чтобъ онъ понялъ и оцѣнилъ себя, какъ человѣка и гражданина, созналъ свои права въ общественной жизни и обязанности, налагаемыя не людскимъ произволомъ, а закономъ. А это возможно при одномъ условіи, если въ немъ совершится радикальный переворотъ въ воззрѣніи на все. Что до обычаевъ, то или нужно быть слѣпымъ, или стоять слишкомъ высоко, чтобы не видѣть, сколько въ нихъ грубаго, дикаго, глубоко унижающаго христіанство и человѣчество. Отъ обычая всякое особенно важное событіе въ жизни ознаменовывать непомѣрнымъ поглощеніемъ водки, вслѣдствіе чего рѣдкая свадьба обходится безъ побоища и рѣдкія похороны безъ пляски, и до обычая пропивать невѣсту, не испросивъ ея согласія, отчего столько страшныхъ драмъ разыгрывается въ семейной жизни крестьянъ, все отзывается временами или татарщины или даже язычества. Да, язычества. Святошничанье (знаютъ ли гг. защитники «патріархальной простоты нравовъ», что дѣлается въ деревняхъ о Святкахъ?), празднованіе семику, масляницѣ и проч. ужъ нисколько не отзывается христіанствомъ. И послѣ этого ль не желать, чтобы совершился общій переворотъ въ обычаяхъ народа? И при видѣ ль того, сколько соблюденіе этихъ нелѣпо-смѣшныхъ обычаевъ поглащаетъ у крестьянина времени, денегъ, силъ души и тѣла, не стараться всячески объ искорененіи ихъ и о замѣнѣ ихъ новыми обычаями, болѣе человѣчными и христіанскими? «Но это усилитъ въ крестьянствѣ подражаніе городскимъ сословіямъ», говорятъ консерваторы. Какое вѣрное пониманіе обыкновенной жизни! Не образованность, а именно невѣжество увлекается подражаніями всему, что́ считаетъ выше себя. И такъ какъ оно не въ состояніи осмыслить внутреннія потребности жизни, то и останавливается на однѣхъ внѣшнихъ формахъ ея, и старается всячески усвоить ихъ себѣ, въ убѣжденіи, что вотъ это-то и есть образованность. Въ Ярославской губерніи мы знаемъ одно село, Заозерье, въ которомъ за тысячу домовъ. Крестьяне этого села отличаются необыкновенною бойкостію въ дѣлахъ торговыхъ и промышленныхъ, и отъ того много семействъ тамъ очень богатыхъ. Женщина здѣсь на столько развита, что вполнѣ сознаетъ необходимость образованности; но не понимая, въ чемъ состоитъ образованность истинная, поставляетъ ее въ щегольствѣ, для чего и выписываетъ наряды изъ столичныхъ магазиновъ, въ умѣньѣ танцовать, что и выполняетъ вь совершенствѣ, безукоризненно танцуетъ кадриль со всѣми фигурами, новѣйшія польки и проч. Ни объ училищахъ для дѣвицъ, ни даже о грамотности здѣсь еще и помысла нѣтъ; а подражаніе внѣшнимъ формамъ городской жизни уже доведено до крайности. Не то же ли и вездѣ, въ большей или меньшей степени? Значитъ, не общественное образованіе всѣхъ крестьянскихъ дѣвочекъ усиливаетъ суетное подражаніе городскимъ сословіямъ, а невѣжество, въ которомъ женщина, даже въ лучшихъ мѣстностяхъ, какъ, напримѣръ, въ Заозерьѣ, прозябаетъ доселѣ. Удалите причину, исчезнетъ и слѣдствіе.