Древне-русская иконопись *). править
- ) 1) Игорь Грабарь. Исторія русскаго искусства. Вып. 18—22 (Исторія живописи), текстъ П. П. Муратова. М. Изд. Кнебель. Цѣна 10 рублей.
2) Древне-русская иконопись въ собраніи И. С. Остроухова. Текстъ П. П. Муратова. М. 1914 г. книгоизд. К. Некрасова. Цѣна 16 руб.
3) Снимки древнихъ иконъ и старообрядческихъ храмовъ Рогожскаго кладбища въ Москвѣ. М. 1913. Цѣна 10 рублей.
Страстному увлеченію художниковъ, ученыхъ, собирателей и любителей др. — рус. иконописью можно подвести нѣкоторые итоги.
Прошло всего два — три года, но уже «возрастъ Россіи» не вызываетъ полуснисходительныхъ улыбокъ у старыхъ археологовъ и недовольнаго брюзжанія у скептиковъ. Молодое эстетическое движеніе послѣднихъ годовъ заставило признать себя; оно заговорило доказательнымъ и выразительнымъ языкомъ о прекрасномъ искусствѣ прошлаго, которое до сихъ поръ умиляло «цѣнителей» исключительно своей археологичностью. Почти со спортивной горячностью составились замѣчательныя иконописныя собранія С. П. Рябушинскаго, И. С. Остроухова, Н. П. Лихачева, Ханенко и другихъ, не считая мелкихъ собраній, кои наполовину неизвѣстны, но несомнѣнно есть и въ столицахъ, и въ провинціи.
Литература объ иконописи пополнилась нѣсколькими замѣчательными трудами, составители коихъ впервые оцѣнили иконы и фрески не за ихъ древность, а за красоту, не за ихъ историческія, національныя, бытовыя и психологическія черты, а за великое мастерство.
Среди многочисленныхъ работъ слѣдуетъ особенно отмѣтить первую связную исторію до-петровской живописи, написанную П. ПМуратовымъ. Въ пяти выпускахъ (18—22) «Ист. рус. искус.» И. Грабаря П. П. Муратовъ[1] съ большимъ чувствомъ и подъемомъ изложилъ своеобычную смѣну явленій русской иконописи.
Русь получила вмѣстѣ съ христіанствомъ отъ Византіи и искусство. Конечно, самобытное художество было и въ языческой Руси, но такъ какъ не сохранилось памятниковъ того времени, то невозможно установить взаимодѣйствія между мѣстнымъ творчествомъ и пришлымъ. Во всякомъ случаѣ до-монгольское искусство является нашей художественной предъисторіей, а тогдашняя Русь глухой провинціей Византіи. Лишь съ паденіемъ Кіева въ XIII в. и съ перенесеніемъ культурнаго центра въ Новгородъ, начинается сначала робкая, а потомъ окрѣпшая, своеобычная исторія нашей иконописи, которая, создавшись въ Новгородѣ въ 14 вѣкѣ, слилась съ этимъ словомъ и просушествовала до половины 16 в. подъ именемъ «Новгородской». Наиболѣе пышный расцвѣтъ Новгородская школа пережила въ 15 вѣкѣ, выдвинувъ такихъ замѣчательныхъ художниковъ, какъ Андрей Рублевъ и Діонисій.
Отъ широкой живописности и простѣйшей композиціи съ оттѣнкомъ значительнаго архаизма въ фигурахъ и какого-то просвѣтленнаго колорита 14 вѣка, иконопись 15 в., обладая той же живописностью, гармонически прекрасной композиціей, вся истончается, создаетъ безконечно прекрасные силуэты, граціознѣйшія фигуры, удлиненныя въ пропорціяхъ; каждый кусочекъ ея говоритъ о неустанной, сознательной обреченности красотѣ, о большой неизсякаемой, энергіи мастерства и о небывалой тонкости и изяществѣ иконы, какъ цѣлаго организма. Въ 15 в. создается самобытный многотябловый иконостасъ русской церкви — это величественное декоративное видѣніе былого творчества.
До половины 16 в. новгородская школа продолжаетъ свою изумительную дѣятельность, хотя уже понемногу мастерство падаетъ, фигуры становятся менѣе стройными, цвѣтъ нѣтъ-нѣтъ да и потеряетъ значительную долю прежней выразительности и очарованія, усложняется и дробится композиція и, наконецъ, во второй половинѣ 16 вНовгородская школа какъ бы растворяется въ московскихъ письмахъ.
Московская школа, значительно отойдя отъ Византійскихъ традицій, отъ двухвѣкового идеальнаго искусства Новгорода, вноситъ въ иконопись своеобразныя народныя черты, націонализируетъ архитектурный пейзажъ фоновъ, блекнетъ въ колоритѣ и медленно, но неуклонно годъ за годомъ клонится къ упадку, который въ концѣ 17 в. будетъ уже окончательнымъ. Отзвукъ новгородскаго искусства въ созданіяхъ строгановской школы былъ слишкомъ позднимъ и безсильнымъ побороть новое время и новые вкусы. Строгановская школа, слившись съ московской школой, представленной царскими иконописцами времени Мих. Ѳед. и Алексѣя Мих, задержала окончательный упадокъ иконописи на 20 на 30 лѣтъ, но не могла остановить его. Время Симона Ушакова и его школы, вплоть до иконника Василія Позпанскаго, является закатомъ великаго искусства, просуществовавшаго 300 лѣтъ, ибо весь уже 17 вѣкъ былъ наполненъ вульгаризованными заимствованіями изъ стараго искусства, ничего не создалъ новаго, кромѣ введенія въ иконопись «иллюстраціи», безконечныхъ «житій», убившихъ иконопись, какъ таковую. «Фряжское» письмо конца царствованія Алексѣя Михайловича и первыхъ годовъ царствованія Петра Великаго почти больно считать преемственно связаннымъ не только съ Новгородомъ, но даже съ ранней Москвой. Стѣнописи 17 в. также неразрывно связаны съ упадкомъ иконописи; въ нихъ властно отразилось новое время, фрязь", но какъ-то дольше въ нихъ чувствовалось подлинное, хотя и невысокое художество. Самыми поздними росписями (Вологодскими) заканчивается исторія до-петровской живописи, плѣнившая насъ только черезъ двѣсти лѣтъ и только нынъ оцѣниваемая надлежащимъ образомъ въ трудѣ П. Муратова. Быть можетъ, не все уцѣлѣетъ для будущаго въ книгѣ П. Муратова, но ея одушевленіе, методъ, эстетическій подходъ къ иконописи останутся незыблемыми. Матеріалы для упомянутаго изслѣдованія въ значительной степени заготовили предыдущія поколѣнія, работавшія добросовѣстно, собирая крупинками отрывочныя свѣдѣнія о старинномъ художествѣ. Когда въ наше время обратились наконецъ къ самому старому художеству, къ расчищеннымъ иконамъ и фрескамъ, то весь этотъ заготовленный матеріалъ былъ съ благодарностью использованъ, какъ бы освѣженъ и оживленъ проникновенными оцѣнками открывшейся красоты.
Стилистическій анализъ линіи, объема, композиціи и колорита, темпа движенія, обстановки и другихъ средствъ выраженія позволилъ П. П. Муратову сдѣлать цѣлый рядъ новыхъ и важныхъ выводовъ о др.-рус. иконописи. Вмѣсто еще недавняго увлеченія 17 вѣкомъ, расцвѣтъ иконописи надо отнести къ 14 и 15 вв. Новгородскую школу слѣдуетъ признать несравнимой по мастерству и по величію ея стиля съ московской школой — хорошей и серьезной работой — но и только.
Собственно, новы всѣ страницы этого труда, оцѣнка каждой иконы, каждой фрески, ибо эти оцѣнки говорятъ о красотѣ иконы, объ искусствѣ, о прекрасныхъ мастерахъ, создавшихъ великолѣпный стиль, межъ тѣмъ какъ до сихъ поръ о красотѣ иконъ говорилось, исключительно, съ точки зрѣнія иконографіи.
Вопросъ о многотябловомъ иконостасѣ, поднятый Филимоновымъ и разсмотрѣнный въ прекрасныхъ статьяхъ Сперовскагр, П. Муратовымъ окончательно рѣшенъ. Многотябловый иконостасъсозданіе національное, утвердившееся въ 15 вѣкѣ. Изъ невысокой Византійской преграды, отдѣлявшей жертвенникъ отъ храма, выросъ огромный, высокій иконостасъ, совершенно преобразившій церковь, какъ бы создавшій особую мистическую удаленность молящагося отъ совершенія таинства. Это декоративное чудо было высшей ступенью развитія Новгородской школы 15 вѣка. Старый споръ «быть или не быть» строгановской школѣ П. Муратовъ довольно подробно разбираетъ и склоняется къ признанію строгановской школы, какъ особаго кратковременнаго эпизода въ общей ист. рус. жив.: предлагая считать строгановскую школу вышедшей изъ устюжскихъ писемъ, кои въ свою очередь вышли изъ Новгорода и до конца 16 в. удержали въ своей глуши неизмѣнными новгородскія традиціи.
Дополненіемъ къ этой прекрасной книгѣ является его же трудъ. «Др.-рус. икон. въ собраніи И. С. Остроухова», а также «Снимки древнихъ иконъ старообрядческаго Рогожскаго кладбища».
Въ книгѣ объ Остроуховскомъ собраніи дается прелюбопытнѣйшая исторія собирательства иконъ московскими старообрядцами, нѣкоторыми учеными и художникомъ И. С. Остроуховымъ. Между прочимъ Остроухову принадлежитъ высокая честь почина расчистки древнихъ иконъ изъ подъ олифы, копоти и позднѣйшихъ записей.
Случай вознаградилъ его за этотъ починъ, давъ ему въ обладаніе совершеннѣйшіе образцы новгородской иконописи 14 и 15 вв. Въ собраніи И. С. Остроухова находятся такія шедевры, какъ «Пророкъ Илія» и «Георгій» (14 в.), «Покровъ», «Срѣтеніе», «Снятіе со креста», «Входъ Господень въ Іерусалимъ», «Положеніе во гробъ», «Флоръ и Лавръ» (15 вв.), нѣсколько тончайшихъ Строгановскихъ работъ, и. наконецъ, «шестодневъ», безусловно принадлежащій кисти Діонисія Ферапонскаго.
Весьма кстати вышли снимки иконъ Рогожскаго кладбища, — этого замѣчательнаго музея художественной старины Россіи, драгоцѣннѣйшаго собранія иконъ 15 и 16 ьѣковъ Новгорода и Москвы, а также лучшихъ царскихъ и строгановскихъ иконниковъ 17 столѣтія — Прокопія Чирина, Никифорова, Емельянова, Никиты Павловца и мастера Софрона.
Слѣдуетъ, однако; сказать, что издана эта книга по-старомодному, безъ вводной статьи, съ сухимъ перечнемъ иконъ, причемъ иконы называются «псковскихъ, сѣверныхъ, устюжскихъ и новгородскихъ писемъ», но на основаніи какихъ признаковъ и различій — неизвѣстно. Немногимъ больше даютъ и такія оцѣнки, напр., объ иконѣ Смоленской (листъ 7) «по отличительному (?) художественному рисунку и мягкимъ тонамъ красокъ есть основаніе предполагать, что икона если и не письма самого Андрея Рублева, то его учениковъ».
Изъ воспроизведенныхъ иконъ особенно поражаетъ «Спасъ Эммануилъ», безусловно принадлежащій одному изъ великихъ мастеровъ XV вѣка. Такой иконы, такъ остро индивидуализированной, болѣе не встрѣчается среди извѣстныхъ намъ древнихъ иконъ «Снятіе со креста», «Покровъ», «Усѣкновеніе» Рогожскаго кладбища позволяютъ сравнивать съ одноименными иконами въ собраніяхъ Остроухова, Лихачева и Ханенко. Одна и та же тема, но какъ свободно трактованъ «подлинникъ», еще недавно казавшійся ученымъ канономъ, убивавшимъ старое искусство. Сравненіе остается не за Рогожскимъ иконами. Почему-то въ «снимкахъ» пропущено чудесное «Благовѣшеніе».
Воспроизведенія во всѣхъ разобранныхъ трудахъ весьма неодинаковы. Кнебелевская «ист. рус. иск.» и снимки древнихъ иконъ" напечатаны на слоновой невысокихъ качествъ бумагѣ, а потому многія детали иконъ не получились; какъ-то противно лоснится бумага, снимки непріятны и прямо плохи. До сихъ поръ радостно было видѣть воспроизведенія иконъ только въ «Старыхъ годахъ», «Русской иконѣ» или даже въ «Софіи», гдѣ хотя и слабо, и отдаленно, но все же чувствуется высокое мастерство иконописи. Кнебелевское изданіе даетъ нѣсколько не особенно отчетливыхъ многоцвѣтокъ, чѣмъ все же значительно примиряетъ съ собой.
«Др. рус. иконопись въ собр. И. СОстроухова» напечатана на хорошей матовой бумагѣ, много снимковъ вышло прекрасно, но все же есть совсѣмъ смазанные листы, напр., «Снятіе со креста», отсутствіе многоцвѣтокъ еще болѣе досадно.
Изученіе древне-русской иконописи началось подъ знакомъ эстетическаго освѣщенія, «возрастъ Россіи» устанавливается съ непоколебимой твердостью, П. П. Муратову принадлежитъ починъ изученія, починъ прекрасный и радостный.
- ↑ П. Муратовъ, собственно, закончилъ свою исторію иконописи Строгановской школой, Въ 21 и 22 NoNo помѣщены статьи Е. Кузьмина «Украинская живопись въ XVII вѣкѣ», потомъ И. Грабаря и А. Успенскаго «Эпоха Михаила Ѳедоровича», «Симонъ Ушаковъ», «Фрески-лубки» и «Западныя вліянія».