Аверченко А. Т. Собрание сочинений: В 13 т.
Т. 3. Круги по воде
М.: Изд-во «Дмитрий Сечин», 2012
— Далеко изволите ехать?
— И не спрашивайте.
— Что так?..
Мой спутник огляделся с видом самого беспросветного отчаяния и сказал:
— Вы, вероятно, потому разговариваете со мною, что не знаете, кто я такой?
Я инстинктивно отодвинулся.
— А кто вы такой?
— Член третьей Государственной Думы — вот кто я такой.
У него был такой угнетенный вид, что я попытался утешить его.
— Ну, что ж делать — мало ли с кем встречаешься в пути. Я в таких случаях не особенно разборчив.
— Спасибо! Вы первый…
— Что первый?
— Отнеслись ко мне по-человечески. А то — просто хоть вешайся. Хотите, я расскажу вам, почему я уезжаю из родного города?
— Ну?
— Из Петербурга выехал я в хорошем, веселом, душевном настроении. Доехал до места, вылез из вагона и говорю носильщику: «Кликни, братец мой, Игната, кучера члена Государственной Думы Семинядева». Он, носильщик-то, осмотрел меня с ног до головы и спрашивает: "Это вы и есть член третьей Думы? — «Я». Ка-ак расхохочется. — «Хорош», — говорит. «И как не стыдно приезжать было». «Да ты как смеешь?! Пойдешь ты кучера моего позвать или нет»? — «И кучера, говорит, не позову и, вообще, с вами мне даже разговаривать не желательно. Потому — не заслуживаете вы того, чтобы вам услуги оказывать». — «Как так, не заслуживаю?» — «Да так. Много чего вы для нас сделали, пять лет-то проторчамши? Хороши, нечего сказать. Ступай сам, зови своего Игнашку несчастного». Выругался я, пошел искать Игнашку. Нахожу… «Здорово, Игнат. Как поживешь?» — «Садитесь уж, — сурово отвечает Игнашка. — Нечего вам юлить. Глядеть на вас тошно! — „Да ты что — с ума сошел“? — „Было бы с чего“, — отвечает. — Другим-то и сходить не с чего». — «Да как ты смеешь»? Обернулся он ко мне, оглядел и таково скверно процедил: "Вернулись? Прохороводились? Пять лет-то где? Псу под хвост брошены. А толку много? Сидите уж лучше! Сижу… Едет он, словно молоко везет. «Ты бы подогнал, Игнашенька». — «Подогнать… А вы подгоняли? Небось, закону-то никакого подогнать не могли… Туда же — подгони, да подгони… Слякоть этакая»! Слушаю и молчу. Приезжаю домой. Въезжаем это, значит, во двор, детишки мои резвятся — гимназисты, двоечка. Сердце мое заколотилось… «Деточки, кричу я, деточки! Сюда! Папенька ваш приехал»! Обернулись они, поглядели. «В самом деле, — говорит Борька, — кажется эта старая кляча притащилась». — "Милые мои! Да что с вами?! — «Никакие мы тебе не милые! Если бы были милые — ты бы старался учебное дело лучше поставить… А то все только по министерским передним бегал — подлиза паршивая». Побледнел я, к жене бросаюсь, к матери ихней. «Катенька, что же это такое»? — «Ах ради Бога, не лезь ты ко мне с поцелуями! Что это за депутатская привычка, — сейчас же лизаться! Тебе чего нужно? Чего ты приехал»? Она кричит и я кричу: — «Прежде всего я прошу объяснить! Почему это дети встретили меня так сухо? Почему не поцеловались?» — "А тебя мокро нужно было встретить? Поцеловать тебя нужно? Я б тебя так поцеловала!.. Ты что для нас, женщин, в Думе свой сделал? Чего добился? Что для учеников сделал? С Кассо под ручку гулял? Разозлился я: — «А ну вас, к бесу! Пойду к дяде Коле»! — «Пойди-ка! Ты ему что, неприкосновенность личности принес? Или свободу союзов? Пойди-ка! Он тебя так примет, что до зеленых веников не забудешь. Ему как раз кружок для самообразования закрыли, обыск делали — иди, иди! Он-те поблагодарит». Схватился я за голову, побежал в редакцию газеты. «Объясню, думаю, в чем дело, какие мы законопроекты сделали, чего добились. Пусть знают»! Прибегаю. «Кто такой? Что такое?» — «Так и так, — говорю. Я такой-то, миссия печати и прочее… Поддержите». — «Вас поддерживать? А законы о печати провели? А пять лет что делали? Рыболовство на Амуре обсуждали? Вон отсюда»!
Лицо рассказчика было искажено страданием.
— Поделом, — засмеялся я. — Так вам и надо. Куда ж вы теперь едете?
— Да, на этот Амур же! К рыболовам. Эти, по крайней мере, благодарны будут… Потому что законопроект-то о правильной постановке рыболовства на Амуре мы действительно провели, хоть что-нибудь сделали. Далеконько ехать, да что ж делать!.. Там я думаю приютиться.
Поезд стоял… В открытое окно донесся звук чьих тяжелых шагов и разговор:
— Помять бы ему бока хорошенько — знал бы!
— Да уж следовало бы. Отвести бы в уголочек, да… Не посмотреть на то, что хозяин!
Депутат побледнел и схватил меня за руку.
— Это они обо мне! Ей-Богу, обо мне.
— Ну, что за вздор! Какие-то неизвестные рабочие о хозяине беседуют.
— Нет, это обо мне! Хозяин — это обо мне. Нас и в газетах называли «хозяевами положения». Это обо мне! Спасите меня!
Но спасать его не понадобилось, потому, что поезд вздрогнул и тронулся.
При этом, паровоз загудел и свистнул так, что мы вздрогнули.
— Это меня, — простонал несчастный депутат, хватая меня за руки. — Это он меня освистал!
— Господи! Да за что же?
— Я знаю, за что… За то, что мы рабочим вопросом не занимались… О, спасите меня!
— Отстаньте, — сурово сказал я. — Пусть вас полиция спасает!
— О, Боже! Но ведь мы и для нее… ничего не сделали!!
Вышедший впервые в Петербурге в 1912 г., данный выпуск здесь воспроизводится по первому изданию.
Член третьей Государственной Думы…-- III Гос. Дума созывалась в 1907—1912 гг.
С Кассо под ручку гулял! — Лев Аристидович Кассо (1865—1914) — министр народного просвещения с 1910 г.
…неприкосновенность личности принес! Или свободу союзов! — Здесь и далее упоминаются проблемы, которые обсуждались Думой, но не были никак решены.
…привет… Метерлинку! — Морис Метерлинк (1862—1949) — бельгийский поэт и драматург, писал на французском языке, лауреат Нобелевской премии (1911). В России широко ставились его пьесы. «Синяя птица» (1908) до сих пор не сходит со сцены МХАТа.