Граница. Романъ. С. О. Ярошевскаго. Спб., 1888 г. Цѣна 2 р. Авторъ взялся изобразить любопытную и мало затронутую въ нашей литературѣ среду — русскихъ журналистовъ. Задача эта очень нелегкая, и г. Ярошевскій съ нею не справился. Главная трудность заключается въ томъ, чтобы, при вѣрности общей картины, при характерности выведенныхъ лицъ и обрисовки ихъ отношеній между собою и къ обществу, мнѣніемъ котораго они берутся руководить, — авторъ съумѣлъ бы не затрогивать ничьей личности, чтобы въ романѣ не было ни портретовъ, ни каррикатуръ. Повидимому, г. Ярошевскій не только не съумѣлъ этого сдѣлать, но даже и не хотѣлъ. По нѣкоторымъ даннымъ можно думать, что онъ имѣлъ въ виду совсѣмъ иную цѣль и желалъ именно изобразить своихъ знакомыхъ, да еще такъ, чтобы у всѣхъ, знающихъ ихъ, не оставалось никакого сомнѣнія въ томъ, кого расписываетъ авторъ. Мы не разъ высказывались противъ такого писательскаго пріема. Обличеніе достойныхъ осужденія дѣяній можетъ имѣть мѣсто въ печати лишь при условіи прямаго и открытаго указанія обличаемаго лица съ обозначеніемъ его настоящаго имени; а если обличается журналъ, то слѣдуетъ назвать его дѣйствительное заглавіе, а не придуманное и умышленно настолько призрачное, что всѣмъ становится понятнымъ, въ кого мѣтитъ пишущій. Не разъ мы говорили, что такой пріемъ унижаетъ литературу и превращаетъ печатное слово въ орудіе сплетенъ, пускаемое въ ходъ изъ-за очень нехорошихъ побужденій. Въ такихъ случаяхъ обличеніе оказывается всегда много хуже того, что обличается. Съ этой стороны мы считаемъ романъ г. Ярошевскаго однимъ изъ самыхъ плохихъ произведеній нашей литературы, однимъ изъ самыхъ несимпатичныхъ. Если же не касаться этой его стороны и смотрѣть на него съ точки зрѣнія такого читателя, который не подозрѣваетъ, что ему преподнесено портретно-каррикатурное малеваніе, то романъ этотъ. должно признать весьма плохимъ и до крайности скучнымъ. Романъ, собственно, заключается въ нижеслѣдующемъ: нѣкто Китовъ, человѣкъ, очень умный, образованный, почти ученый, безукоризненно честный и увлекающійся идеалистъ, основываетъ большую газету Граница, подъ патронатомъ и отчасти на средства какого-то генерала. Само собою разумѣется, что направленіе Границы таково же, каковъ ея редакторъ. Но въ помощники-то онъ беретъ себѣ отъявленнѣйшаго негодяя, по довѣрчивости и неосторожности, хотя о негодяйствѣ этого молодца онъ долженъ былъ знать во всѣхъ подробностяхъ. Этого мало, однимъ изъ главныхъ сотрудниковъ въ новую газету Китовъ приглашаетъ завѣдомаго мерзавца… Мы избѣгаемъ называть имена по причинѣ, указанной выше. Мошенники обмошенничиваютъ Китова, помощникъ соблазняетъ его жену, беретъ крупный кушъ денегъ съ жида за то, чтобы газета Китова служила его грабительскимъ цѣлямъ. Жидъ думаетъ, что подкупилъ Китова, а Китовъ ничего не подозрѣваетъ, такъ какъ его помощникъ прикарманилъ деньги и ушелъ отъ него въ другую, враждебную газету, гдѣ деньги берутся очень исправно самимъ редакторомъ за печатную поддержку всякихъ проходимцевъ. Эта соперничествующая газета пускаетъ въ ходъ сплетни съ тѣмъ, чтобы осрамить Китова и опозорить его жену. Жена Китова умираетъ отъ отчаянья. Китовъ, разбитый нравственно, прекращаетъ изданіе своей Границы и уѣзжаетъ за границу. Враждебная газета торжествуетъ. Кончается вся исторія тѣмъ, что Китовъ женится на дочери генерала, бывшаго патрона его газеты.
Въ результатѣ выходитъ, что «честная» газета Китова погибла не потому, чтобы она не могла существовать, не потому, чтобы ее забила «не-честная» соперничавшая съ нею газета, — напротивъ, Граница чуть не подорвала существованія соперницы, погибла же сама потому, что жена редактора сбѣжала отъ мужа къ какому-то прохвосту… Выходитъ сущій вздоръ, и Китовъ напоминаетъ собою щуку Крыловской басни, отправившуюся вмѣстѣ съ котомъ ловить мышей, которыя и отгрызли ей хвостъ. Въ романѣ г. Ярошевскаго этотъ герой являетъ собою довольно жалкую и смѣшную фигуру, тогда какъ его противники, при всемъ своемъ негодяйствѣ, оказываются во всемъ настолько же сильнѣе его, насколько котъ способнѣе щуки ловить мышей. Мы уже сказали, что романъ написанъ скучно, добавимъ, что растянутъ онъ необыкновено разными частностями, совсѣмъ не идущими къ дѣлу, и самое изложеніе нельзя назвать грамотнымъ. Авторъ пишетъ, напримѣръ: «… особаго сорта дружба, которая не даетъ ни одному изъ сторонъ»… «Китову приходилось теперь бороться не съ литературными врагами, не съ ложью и неправдой, свившей себѣ такое прочное гнѣздо въ средѣ печатнаго слова, не съ легкомысліемъ и испорченнымъ вкусомъ публики, а съ нѣчто болѣе сильнымъ». Авторъ пишетъ: «лаойоловская система», а враждебную ему и его герою газету раздѣлываетъ въ такомъ родѣ: «Характеризовать этотъ языкъ (составлявшій особенность означеннаго органа) очень трудно, но его, во всякомъ случаѣ, нельзя сравнить съ музыкальными тонами. Въ многочисленныхъ рубрикахъ этой газеты, каждый день почти мѣняющихъ свои заголовки для вящей приманки публики, можно было находить образцы этого удивительнаго языка, который на новичка и провинціала дѣйствовалъ такъ же оглушительно, какъ запахъ, очень знакомый всякому столичному жителю, имѣющему неосторожность не затыкать себѣ носа при встрѣчѣ съ извѣстнымъ обозомъ». Тоны и аллюры нѣкоторыхъ газетъ дѣйствительно поражаютъ своимъ неприличіемъ, но обличающему ихъ г. Ярошевскому отнюдь не слѣдовало бы впадать въ беллетристическомъ произведеніи въ тотъ же непристойный тонъ, который желательно бы было совсѣмъ упразднить изъ печатнаго обихода.