ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
ИСЧЕЗНУВШІЙ МАТЕРИКЪ.
На другой день, 19-го февраля, ко мнѣ вошелъ Недъ Лендъ. Я ждалъ его. Онъ видимо былъ очень огорченъ и раздосадованъ.
Ну что, г. профессоръ? Каково? сказалъ онъ мнѣ.
Что будете дѣлать, Недъ! Вчера случай намъ не неблагопріятствовалъ! - 290 —
Спустя нѣсколько времени, море начало волноваться; мы спустились съ платформы и филенка была закрыта.
Черезъ часъ, смотря на карту, я увидалъ, что „Наутилусъ“, находился на 16° 17' долготы и 83° 22'широты, во ста пятидесяти миляхъ отъ ближайшаго берега.
О побѣгѣ уже нечего было и думать. Я предоставляю судить, какъ разразился канадецъ, когда я ему объявилъ о положеніи корабля. Я, съ своей стороны, не очень отчаявался. Я словно освободился отъ какой то давящей тяжести и могъ заняться своими обычными работами спокойно,— разумѣется, спокойствіе это было относительное.
Около одинадцати часовъ вечера, меня совершенно неожиданно посѣтилъ капитанъ Немо. Онъ очень любезно спросилъ, не чувствую ди я усталости послѣ вчерашней безсонной ночи?
Я отвѣчалъ отрицательно.
— Въ такомъ случаѣ, г. Аронаксъ, я вамъ предложу любопытную экскурсію.
— Предложите, капитанъ.
— Вы посѣщали подводныя глубины только днемъ, при свѣтѣ солнца: — не хотите ли ихъ видѣть въ темную ночь?
— Оъ большимъ удовольствіемъ.
— Предупреждаю васъ, что эта прогулка будетъ очень утомительная. Надо будетъ идти долго и взбираться на гору. Дороги тамъ не совсѣмъ исправны.
— Все, что вы мнѣ говорили, капитанъ, удвоиваетъ только мое любопытство; я готовъ слѣдовать за вами.
— Такъ пожалуйте, г. профессоръ; мы сейчасъ одѣнемся въ пробковыя фуфайки.
Вошедъ въ уборную, я увидѣлъ, что товарищей моихъ нѣтъ и нѣтъ никого изъ экипажа. Капитанъ не предлагалъ мнѣ, какъ это бывало прежде, пригласить съ собою Неда или Консейля.
Чрезъ нѣсколько минутъ мы были уже готовы. На спину намъ прикрѣпили резервуары обильно снабженные воздухомъ, но электрическихъ фонарей не подали. Я замѣтилъ это капитану.
— А электрическіе фонари? спросилъ я.
— Они будутъ безполезны, отвѣчалъ онъ.
Я думалъ, что худо разслышалъ, но не могъ уже повторить своего замѣчанія, потому что голова капитана исчезла въ мета— 291 —
лической оболочкѣ. Я свою тоже заключилъ въ мѣдный шаръ, мнѣ всунули въ руки окованную желѣзомъ палку и чрезъ нѣсколько минутъ мы ступили на дно Атлантическаго океана на, глубинѣ трехъ сотъ футовъ.
Приближалась полночь. Вода была совершенно темна, но капитанъ Немо показали; мнѣ на красноватую точку вдали, — на какое-то свѣтлое мерцаніе, миляхъ въ двухъ отъ „Наутилуса“. Что это былъ за огонь? что за свѣтящееся вещество, почему и какъ оно могло свѣтиться въ водной массѣ —я не могъ себѣ объяснить. Какъ бы то ни было, этотъ огонекъ намъ свѣтилъ. Свѣтилъ, правда, не ярко, но я скоро привыкъ къ этимъ, такъ сказать, темно-пурпуровымъ сумеркамъ.
Мы съ капитаномъ шли рядомъ и держа путь прямо къ свѣту. Плоская почва нечувствительно возвышалась. Несмотря на большіе шаги, которые мы могли дѣлать при помощи палокъ, — мы все-таки подвигались медленно, потому что ноги наши часто вязли въ какомъ-то мѣсивѣ, — въ тинѣ изъ водорослей, усѣянной плоскими камнями.
Вдругъ слышу надъ головою словно дробь выбиваютъ. Временами шумъ этотъ переходилъ въ какой-то особый мелкій бой. Скоро я понялъ, что это дождь ударялъ о поверхность моря.
Первая моя мысль была:
— Теперь я промокну до костей!
Но я опомнился и расхохотался. Промокну отъ дождя въ водѣ! Подъ толстымъ пробковымъ платьемъ не чувствуешь уже болѣе жидкой стихіи и думаешь, что находишься въ атмосферѣ немного плотнѣе земной — вотъ и все.
Послѣ полутора часовой ходьбы, почва сдѣлалась каменистѣе. Медузы, микроскопическія раковидныя морскія перышки, бросали слабые лучи фосфорическаго свѣта. Я видѣлъ груды каменьевъ, покрытыхъ миліонами зоофитовъ и водорослей.
Ноги мои часто скользили по липкому ковру водорослей и безъ желѣзной палки я бы очень часто падалъ. Оборачиваясь, я все еще видѣлъ бѣловатый свѣтъ отъ фонаря съ „Наутилуса“, который начиналъ уже блѣднѣть вдали. Эти каменистыя скопленія, о которыхъ я только что говорилъ, были расположены съ нѣкоторою правильностію, которой я не могъ себѣ объяснить. Я примѣтилъ гигантскія борозды, терявшіяся въ дальней темнотѣ; — 292 —
представлялись также и другія особенности, которыхъ я не могъ понять. Мнѣ казалось, что мои тяжелыя свинцовыя подошвы раздавливали подстилку изъ костей, которые трещали съ сухимъ шумомъ. Что за огромную равнину мы проходили!
Я хотѣлъ спросить капитана, но разговоръ знаками, который онъ употреблялъ со своими товарищами во время подводныхъ прогулокъ, для меня былъ еще не совсѣмъ понятенъ.
Между тѣмъ красноватый свѣтъ, руководившій намъ въ пути, увеличивался и воспламенялъ горизонтъ. Этотъ свѣтъ наконецъ началъ сильно меня интриговать.
Приближался я къ феномену еще неизвѣстному ученымъ земли? Или это устроили руки человѣческія? Не люди ли поддерживали это пламя? Можетъ я встрѣчу въ этихъ подводныхъ глубинахъ товарищей, друзей капитана Немо, живущихъ, какъ и онъ, своеобразною жизнью, которыхъ капитанъ хотѣлъ навѣстить? Можетъ я встрѣчу тамъ цѣлую колонію изгнанниковъ, нашедшихъ независимость въ глубинѣ океана?
Всѣ эти безумныя мысли преслѣдовали меня и мало по малу я такъ замечтался, что все мнѣ казалось естественнымъ, возможнымъ, и повстрѣчай я тогда въ глубинѣ этого моря подводные города, о которыхъ когда-то поминалъ капитанъ Немо, я бы ни чуть не удивился.
Нашъ путь все болѣе и болѣе освѣщался. Бѣловатый свѣтъ истекалъ съ вершины горы, вышиною около восьмисотъ футовъ. Но то, что я видѣлъ, не свѣтъ, а только отраженіе свѣта въ слояхъ воды.
Самый очагъ этого необъяснимаго сіянія находился на противоположномъ склонѣ горы.
Посреди каменистаго лабиринта, который бороздилъ дно Атлантическаго Океана, капитанъ Немо шелъ безъ всякаго колебанія. Онъ зналъ эту темную дорогу. Безъ сомнѣнія, онъ часто по ней проходилъ и не могъ заблудиться. Я шелъ за нимъ съ непоколебимымъ довѣріемъ. Онъ мнѣ казался геніемъ морей и когда онъ шелъ передо мною, я любовался его высокой фигурой, рѣзко выдѣлявшейся на освѣщенномъ горизонтѣ.
Былъ уже часъ утра; мы подошли къ первымъ склонамъ горъ, но чтобы приблизиться къ нимъ, надо было пройти по чуть замѣтной тропинкѣ, среди громадной чащи.
То была мертвая чаща.
Деревья отъ дѣйствія воды окаменѣли и стояли безъ листьевъ, безъ соковъ; тамъ и возвышались между ними гигантскія ели.
Это была какая-то каменно-угольная копь, но копь не раздребезженная, а совершенно цѣльная; она еще держалаеь за почву корнями и всѣ вѣтви и суки вырѣзывались на ясномъ лонѣ водъ, какъ узорныя вырѣзки изъ черной бумаги. Представьте себѣ лѣсъ Гартцъ, но лѣсъ потопленный. Тропинки были завалены водорослями, между которыми двигался цѣлый раковидный міръ; я взбирался на утееъ, шагая чрезъ стволы, разрывая морскія ліаны, качавшіяся между деревьями, разгоняя рыбъ, летавшихъ съ вѣтки на вѣтку.
Я не чувствовалъ усталости и шелъ за своимъ вожатымъ.
Какое зрѣлище! Какъ передать его? Какъ нарисовать видъ этого подводнаго лѣса и этихъ подводныхъ скалъ, темныя подошвы, крутые уступы, вершины, окрашенныя пурпуровымъ цвѣтомъ? И слѣва, и справа перекрещивались мрачныя галлереи, въ которыхъ терялся взоръ. Иногда вдругъ открывались огромныя лужайки, какъ будто расчищенныя рукою человѣка, и я думалъ, что вотъ-вотъ сейчасъ покажется какой нибудь подводный житель.
— Капитанъ все шелъ вверхъ; я не хотѣлъ отставать и бодро слѣдовалъ за нимъ. Моя палка оказывала мнѣ большія услуги. Ложный шагъ могъ быть весьма опасенъ по этимъ узкимъ проходамъ, по краямъ пропасти; но я шелъ твердо, не чувствуя головокруженія. То я перескакивалъ расщелины, то переходилъ по стволамъ, переброшеннымъ черезъ пропасти, — стволы эти гнулись подо мной, бездны сіяли кругомъ, но я не глядѣлъ подъ ноги и исколько не трусилъ.
— Будь все это на землѣ, думалъ я, Пьеръ Аронаксъ не былъ бы такимъ храбрецомъ!
Гигантскія утесы склонялись на бокъ, казалось, готовы были рухнуть, но вопреки закону равновѣсія держались. Между ихъ расщелинами росли деревья поддерживая тѣхъ, кто поддерживалъ ихъ; громадныя скалы висѣли, но не падали! Я, не смотря на тяжелую одежду, на металлическую голову и свинцовыя подошвы, — 294 —
не чувствовалъ тяжести и поднялся на отлогость съ легкостью верблюда.
Мой разсказъ объ этой подводной экскурсіи долженъ казаться неправдоподобнымъ. А между тѣмъ я вѣдь не брежу, а передаю то, что видѣлъ собственными глазами.
Чрезъ два часа мы достигли линіи деревъ; въ ста футахъ надъ нашими головами возвышались пики горъ, и очертанія ихъ бросали тѣнь на противуположные склоны. Кое гдѣ проглядывали окаменѣлые кустарники; рыбы поднимались изъ подъ нашихъ ногъ, какъ птицы, застигнутыя въ высокой травѣ. Повсюду непроходимыя извилины, глубокія пещеры, бездонныя щели.
Кровъ застывала у меня въ жилахъ когда загораживалъ мнѣ дорогу громадный рогъ или усъ, или когда какая нибудь страшная клешня съ шумомъ стягивалась въ глубинѣ темныхъ гротовъ. Тысячи свѣтящихся точекъ блестѣли въ полумракѣ, — то были глаза гигантскихъ ракообразныхъ, которыя жались по норамъ, исполинскихъ гомаровъ, которые поднимались, какъ алебардщики и, пошевеливая клешнями, производили не то шумъ, не то визгъ — точно гдѣ отодвигали желѣзные засовы, исполинскихъ крабовъ, которые стояли какъ пушки на лафетахъ и страшныхъ осьминоговъ, которые выставляли свои щупалы, точно какой нибудь кустарникъ живыхъ змѣй.
Я не могъ долго останавливаться; капитанъ Немо, привыкшій ко всѣмъ этимъ ужасамъ и чудесамъ, шелъ впередъ.
Мы пришли такимъ образомъ къ первой площадкѣ, гдѣ меня ожидали новые сюрпризы.
Тутъ мнѣ представились живописныя развалины, которыя обнаруживали работу человѣка, а не природы. Можно было еще распознать неопредѣленныя формы замковъ, храмовъ, покрытыхъ цвѣточнымъ зоофитовымъ міромъ и обвитыхъ вмѣсто плюща водорослями.
Какая это часть земнаго шара, поглощена наводненіемъ? Гдѣ я?
Я догналъ капитана Немо, схватилъ его за руку и остановилъ; но онъ указалъ мнѣ на вершину горы, какъ бы желая сказать:
— Иди! еще иди! все иди!
И, освободивъ свою руку, снова пошелъ далѣе.
Я послѣдовалъ за нимъ; черезъ нѣсколько минутъ мы взобрались на пикъ, который возвышался на десять метровъ надъ всей каменистой массой.
Я посмотрѣлъ въ эту сторону, откуда мы только что пришли: гора возвышалась надъ равниною футовъ на семьсотъ или на восемьсотъ, но противуположной ея склонъ былъ вдвое выше. Передъ моими глазами разстилалось огромное пространство, озаренное яркимъ свѣтомъ.
То былъ вулканъ.
На пятидесяти футахъ пониже пика, среди дождя камней и выгарокъ, — широкій кратеръ извергалъ ручьи лавы, которые разсыпались огненнымъ каскадомъ въ среду водной массы. Вулканъ представлялъ какъ бы огромный факелъ, освѣщавшій наружную равнину до послѣдней границы горизонта.
Я сказалъ, что подводный кратеръ выбрасывалъ лаву, а не пламя; для пламени нуженъ кислородъ воздуха, а онъ не могъ находиться подъ водою, но потоки лавы могутъ раскаляться до бѣла и, соприкасаясь съ водою, превращаются въ пары. Быстрыя теченія увлекали всѣ эти газы, и ручьи лавы текли до подошвы горы, какъ изверженія Везувія Torre del Greco.
Передъ нашими глазами являлся разрушенный, исковерканный, низвергнутый и истребленный городъ; вотъ обрушившіяся кровли, поверженные храмы, разбитыя своды, лежащія на землѣ колонны, вотъ нѣсколько гигантскихъ остатковъ водопроводовъ; вотъ слѣды набережной; вотъ длинныя линіи обрушившихся стѣнъ, широкія пустынныя улицы, — однимъ словомъ цѣлая Помпея, зарытая подъ водою, которую капитанъ Немо воскрешалъ передъ моими глазами.
Гдѣ я? Гдѣ я?
Я хотѣлъ знать, хотѣлъ сорвать мѣдный шаръ съ головы, — но капитанъ Немо подошелъ, остановилъ меня и далъ знакъ подождать. Затѣмъ онъ поднялъ кусокъ мѣловато камня, приблизился къ базальтовой черной скалѣ и начертилъ это слово:
Атлантида.
Я едва устоялъ на ногахъ отъ волненія.
Атлантида!
Этотъ исчезнувшій континентъ, который отрицали Оригенъ, Порфирій, Жамбликъ, д’Анвиль, Мальтъ-Брюнь, Гумбольдтъ, счи296 —
тая его исчезновеніе за сказку, который признавали Посидоніусъ Плиній Ажміенъ - Марселлинъ, Тертюліенъ, Энгель, Сереръ Турнефортъ, Бюффонъ, д’Авезакъ, теперь былъ передъ моими -глазами, представляя еще неопровержимые слѣды катастрофы! Вотъ эта поглощенная область, которая когда-то лежала между Европою, Азіею и Либіею, по ту сторону Геркулесовыхъ столбовъ! Вотъ гдѣ жило сильное племя Атлантовъ, съ которыми греки вели свои первыя войны!
Историкъ, который разсказалъ о великихъ подвигахъ этихъ героическихъ временъ, это Платонъ. Его повѣствованіе о Тимеѣ и Критіасѣ написано, такъ сказать, подъ вліяніемъ Солона — поэта и законодателя.
Однажды Солонъ бесѣдовалъ съ нѣсколькими учеными старцами Саиса, города имѣвшаго уже около восьми столѣтій, о чемъ свидѣтельствовали и его лѣтописи, высѣченныя на священныхъ стѣнахъ храмовъ. Одинъ изъ этихъ старцевъ разсказалъ исторію одного города, который былъ древнѣе Саиса на тысячу лѣтъ. Этому первому Афинскому городу было уже девятьсотъ столѣтій, на него напали Атланты и частію его разрушили. Эти Атланты, говорилъ старецъ, занимали огромный материкъ, болѣе чѣмъ Африка и Азія вмѣстѣ, который простирался съ 12° широты до 40° сѣвера. Владѣнія ихъ простирались даже до Египта. Они хотѣли распространить свое господство и надъ Греціею, но должны были отступить предъ неукротимыми эллинами. Прошли вѣка. Настали землетрясенія, наводненія. Въ одни сутки Атлантиды были уничтожены. Только самыя высокія вершины: Мадера, Азорскіе и Канарскіе острова, и острова Зеленаго мыса еще и теперь видны.
Я все это вспомнилъ при видѣ надписи капитана Немо. И такъ я попиралъ ногами горы этого континента!
Я дотрогивался рукою до этихъ развалинъ, современныхъ геологическимъ эпохамъ! Я шелъ по тому же мѣету, по которому ходили современники перваго человѣка! Я давилъ тяжелыми подошвами скелеты животныхъ баснословныхъ временъ, которыхъ осѣняли когда-то своей тѣнью деревья, теперь превращенныя въ руды!
Ахъ! Я не могъ здѣсь походить, посмотрѣть, какъ хотѣлось! Ахъ, съ какой радостью я спустился бы съ крутой отлогости — 297 —
этой горы, прошелъ вееь этотъ огромный материкъ, который безсомнѣнія соединялъ Африку съ Америкой и посѣтилъ эти допотопные города! Тамъ, можетъ быть, моимъ глазамъ представилась бы воинственная Макимоса, благочестивая Эзеба, гдѣ обитатели жили цѣлыя вѣка и обладали такою силой, что могли сложить въ груды эти скалы! Когда нибудь, можетъ статься, силою изверженія снова подниметъ на поверхность волнъ эти поглощенныя развалины! Въ этой части океана множество подводныхъ вулкановъ; многія суда, проходя по этимъ волнующимся глубинамъ ощущали сильное сотрясеніе. Одни слышали глухой шумъ, другіе видѣли вулканическій пепелъ, выбрасываемый со дна моря. Вся почва, до самаго экватора, коробится еще отъ дѣйствія плутоническихъ силъ. И кто знаетъ, когда нибудь, не скоро разумѣется, вулканическія изверженія и накопляющіеся слои лавы снова образуютъ можетъ быть вершины огнедышащихъ горъ на поверхности Атлантическаго океана!
Пока я мечталъ такимъ образомъ и старался запомнить хорошенько все, что видѣлъ капитанъ Немо, облокотись на памятникъ, поросшій мхомъ, стоялъ неподвижно какъ бы окаменѣвъ отъ нѣмаго восторга.
Онъ, вѣроятно, думалъ объ исчезнувшемъ поколѣніи и искалъ въ немъ тайпы человѣческой судьбы?
Чего бы не далъ я за то, чтобъ узнать его мысли, раздѣлить ихъ съ нимъ и понять ихъ!
Мы оставались на этомъ мѣстѣ цѣлый часъ, созерцая огромную раковину при блескѣ лавы; временами блеекъ этотъ становился чрезвычайно силенъ.
Отъ внутренняго клокотанья по корѣ горы пробѣгала дрожь; ее словно подергивало. Глухой шумъ волкана отдавался какъ-то особенно въ жидкой средѣ.
Въ это время, сквозь массу водъ, на минуту пронизалось нѣсколько блѣдныхъ лунныхъ лучей. Лучи эти освѣтили поглощенный континентъ. Что это было за зрѣлище! Капитанъ всталъ, бросилъ послѣдній взглядъ на огромную равнину и подалъ мнѣ знакъ за нимъ слѣдовать.
Мы быстро сошли съ горы. Миновавъ лѣсъ, я примѣтилъ фонарь „Наутилуса“, который блестѣлъ какъ звѣзда; капитанъ прямо пошелъ къ нему и мы достигли судна въ то самое время, когда первая бѣловатая полоса разсвѣта показалась на поверхности океана.