Изъ Эдгара Поэ.
Въ глухую полночь, въ тишинѣ,
При блѣдно-трепетномъ огнѣ,
Надъ старой книгой, обветшалой,
Поникъ я головой усталой…
За дверью стукъ раздался вдругъ;
То, видно, путникъ запоздалый…
Но — тихо было все вокругъ.
Стоялъ декабрь. Уже давно
Зіяла ночь въ мое окно.
Искалъ я тщетно въ книжной пыли
Забвенья. Думы мои были
О той, кого я такъ любилъ,
Кого ужъ нѣтъ, кого забыли,
Но я, увы, не позабылъ!
Чуть слышный шорохъ въ тишинѣ
Въ тотъ странный мигъ казался мнѣ
Идущей тѣнью привидѣнья;
Чтобъ сердца удержать біенье,
Я говорилъ: «то, вѣрно, другъ,
За дверью ждущій приглашенья…»
Но — тихо было все вокругъ.
Я ободрился и сказалъ:
«Кто тамъ? Я стука не слыхалъ,
Прошу простить — вздремнулъ немного.
Кто-бъ ни былъ ты — подъ кровъ убогій
Войди, привѣтствуй мой досугъ,
Вотъ дверь. Стою я у порога…»
Но — тихо было все вокругъ.
И долго я глядѣлъ во тьму,
Со страхомъ думая: кому
Не страшенъ мракъ — могила взора,
Сопутникъ горя и позора!
Къ чему-жъ мой трепетный испугъ?
«Не ты-ль пришла, Элеонора?»
Но — тихо было все вокругъ.
Волненьемъ тягостнымъ объятъ,
Пришелъ я въ комнату назадъ.
Стукъ повторился съ новой силой,
«Нѣтъ, то не призракъ дѣвы милой —
Святой, душевный мой недугъ, —
То въ раму вѣтеръ бьетъ унылый…»
Но — тихо было все вокругъ.
Окно я быстро распахнулъ.
Вдругъ воронъ крыльями взмахнулъ,
Влетѣлъ — и, кинувъ гордо взгляды
Вокругъ, онъ сѣлъ на бюстъ Паллады
Среди глубокой тишины.
Напрасно! Здѣсь тебѣ не рады,
Пернатый вѣстникъ старины!
Зачѣмъ ты въ хижину мою
Ворвался вдругъ? Но я даю
Тебѣ пріютъ, ночной гуляка…
А старъ ты, воронъ, старъ! Однако,
Въ тебѣ безсилья нѣтъ слѣда.
Какъ звать тебя, пришлецъ изъ мрака?
Онъ глухо каркнулъ: «никогда!»
Не странно-ль! воронъ далъ отвѣтъ!
Что за невѣдомый привѣтъ?
Вотъ былей новая страница:
Мнѣ былью стала небылица.
Но все-жъ, не диво ли, когда
Сидитъ въ углу, на бюстѣ, птица
Съ мудреной кличкой «никогда!»
Онъ, сидя, неподвиженъ былъ,
И тихо я проговорилъ:
«Ты не поймешь моей печали!
Исчезнувъ завтра въ синей дали,
Меня ты бросишь навсегда,
Какъ въ жизни всѣ меня бросали.»
Онъ глухо каркнулъ: «никогда!»
И прозвучалъ отвѣтомъ мнѣ
Тотъ крикъ въ угрюмой тишинѣ
Должно быть, у того, кто силой
Гонимъ былъ, безъ надеждъ; безъ милой,
Чья закатилася заѣзда, —
Подслушалъ онъ припѣвъ унылый,
Припѣвъ холодный: «никогда!»
Я сѣлъ предъ ворономъ. Хотя
Я слушалъ крикъ его шутя,
Но впалъ невольно въ размышленье:
Вѣщунъ, вселявшій страхъ, сомнѣнье
Въ мой умъ, въ минувшіе года,
Какое вѣщее значенье
Таится въ словѣ: «никогда»?
Не смерть ли? Да? О, можетъ быть,
Ей здѣсь не время было жить!
Съ душой и сердцемъ робкой лани,
Она чуждалась нашей брани.
Была ей страсть людей чужда…
О, не нажать ей этой ткани
Своей головкой никогда!
И стало мнѣ отрадно вдругъ:
Какъ будто горній духъ вокругъ,
Разлилъ и жизнь, и наслажденье.
И я сказалъ: то провидѣнье
Мнѣ шлетъ чрезъ ворона сюда
О ней, утраченной, забвенье…
Онъ глухо каркнулъ: «никогда!»
«Посолъ ли ты, пророкъ ли ты,
Иль демонъ злой изъ темноты,
Иль, съ бурей бѣшеною споря,
Ты пригнанъ ею, пригнанъ съ моря,
Какъ гонитъ насъ, людей, нужда!
Скажи: уйду ли я отъ горя?»
Онъ глухо каркнулъ: «никогда!»
«О, вѣстникъ, посланный судьбой!
Мы царство Бога чтимъ съ тобой, —
Скажи, — въ раю, подъ нѣгой вѣчной,
Гдѣ свѣточъ жизни безконечной,
Когда и я приду туда, —
Сольюсь ли тамъ съ своей сердечной?»
Онъ глухо каркнулъ: «никогда!»
«О, злой вѣщунъ! поди ты прочь!
Уйди опять въ глухую ночь,
Подъ этотъ сводъ небесъ громадный!
На что мнѣ крикъ твой безотрадный!
Покинь пріютъ мой навсегда,
Изъ сердца вынувъ клювъ свой жадный!»
Онъ снова каркнулъ: «никогда!»
И на стѣнѣ моей съ тѣхъ поръ
Его ужасный блещетъ взоръ,
И силуэтъ зловѣщій, темный,
Въ лучахъ моей лампады скромной,
Сталъ черной тѣнью навсегда,
И, вотъ, изъ тѣни той огромной
Мой духъ не встанетъ никогда!…
И. Кондратьевъ.
