Верный Иван (Гримм; Снессорева)

(перенаправлено с «Верный Иван (Гримм/Снессорева)»)
Верный Иван
автор Братья Гримм, пер. Софья Ивановна Снессорева
Оригинал: нем. Der treue Johannes. — Источник: Братья Гримм. Народные сказки, собранные братьями Гримм. — СПб.: Издание И. И. Глазунова, 1870. — Т. I. — С. 48.

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был добрый царь; долго он царствовал и очень уж состарился. Как-то случилось ему сильно захворать.

«Ну, уж видно мне не встать с постели, будет она мне смертным одром», — думает царь.

С этою мыслью приказывает он позвать к нему верного Ивана.

Верный Иван был любимым слугою царя, и прозвище «верный» дал ему сам царь за то, что он всю жизнь свою верою и правдою служил своему царю, как присягал пред Богом.

Когда верный Иван подошёл к постели умиравшего, царь сказал ему:

— Мой верный Иван, я чувствую, что наступает мой смертный час; расставаясь с жизнью, я ни о чём так не горюю как о моём милом сыне. Он ещё так молод, так неопытен, что не может обойтись без совета и руководителя. Не умру я спокойно, пока ты не дашь мне слова, что заступишь ему место отца и будешь охранять его от всякого зла как второй отец.

— Даю слово, что не оставлю твоего сына и буду служить ему верою и правдою, как служил тебе, хотя бы мне это стоило жизни, — так отвечал верный Иван.

На это царь сказал:

— Теперь я умру спокойно.

Чрез несколько минут царь опять сказал:

— После смерти моей ты должен показать сыну моему весь дворец, все комнаты, парадные залы, кладовые, подвалы и все сохраняющиеся там сокровища; не показывай ему только одной комнаты, что в самом конце коридора. В этой комнате запрятан портрет прекрасной дочери царя златые-маковки. Если сын мой увидит этот портрет, то в ту же минуту так сильно влюбится в неё, что зачахнет, обезумеет и многим опасностям подвергнется ради этой красавицы. Вот от этого-то несчастья ты и должен охранять его.

Верный Иван ещё раз поклялся, что будет служить своему законному царю верою и правдою; тогда царь успокоился, склонил голову на подушку и тихо скончался. Когда старого царя похоронили, верный Иван рассказал молодому царевичу, что поклялся его покойному отцу служить ему верою и правдою, и сказал:

— И это я непременно исполню, и буду служить тебе верою и правдою, как служил твоему отцу, хотя бы мне это стоило жизни.

Вот кончился траур; верный Иван говорит молодому царю:

— Ну, государь, теперь тебе пора осматривать своё наследство. Пойдём вместе; я повожу тебя по всему дворцу родителя твоего.

Так обошли они все великолепные комнаты, осмотрели все сокровища; одна только комната всё оставалась на замке, именно та, где хранился опасный портрет. Портрет этот был поставлен как раз напротив двери, так что едва отворялась дверь, первый бросался в глаза портрет, и до того живо он был написан, что царевна казалась точно живая, и не было на земле другой подобной красавицы.

Однако молодой царь заметил наконец, что одна только дверь не отворялась пред ним, и сколько раз они ни проходили мимо, ни разу не попробовали даже войти туда. Заметив то, он обратился к верному Ивану с вопросом:

— Отчего же ты не отворяешь и этой двери, как отворял все другие?

— Государь, — отвечал верный Иван, — там находится нечто такое страшное, что наведёт на тебя страх.

Но молодой царь ответил на то:

— Я видел весь дворец и хочу непременно видеть и то, что находится в этой комнате.

С этими словами царь подошёл к двери и силою хотел отворить её; но верный Иван остановил его и сказал:

— У смертного одра твоего покойного отца я поклялся, что ты не увидишь того, что находится в этой комнате, иначе же как тебе, так и мне приключится великая беда.

— Ах, нет! — ответил на то молодой царь. — Вот если мне нельзя войти туда, то заподлинно находится тут моя верная пагуба, потому что я не буду иметь покоя ни днём, ни ночью, пока хоть одним глазом не увижу, что там такое. Итак узнай же: я с места не сойду, пока ты не отворишь мне двери.

Видит верный Иван, что тут уже ничем не поможешь, и потому с глубоким вздохом и стеснённым сердцем стал подбирать ключ из большой связки. Наконец отворил он дверь и вошёл первый, в надежде, что своим высоким станом скроет от царя пагубный портрет. Но к чему это повело? Молодой царь стал на цыпочки и посмотрел через плечо верного Ивана, и как только взглянул он на портрет красавицы-царевны, которая словно живая стояла пред ним и блистая золотом и дорогими каменьями, так сейчас и упал в обморок.

Поднял царя верный Иван и на руках своих снёс его на постель.

«Вот и приключилась уж беда! — подумал он в испуге. — Господи, Господи! Что из этого выйдет?»

А между тем он влил несколько капель вина в рот молодому царю и тем подкреплял его, пока он совсем опомнился; но первое его слово было:

— Ах! Чей это прекрасный портрет?

— Это портрет царевны златые-маковки.

А царь на то:

— Моя любовь к ней так велика, что если бы все листья на деревьях имели языки, то всё же не в силах были бы высказать того, что я чувствую. Жизни своей не пожалею, чтобы только достать её. Ты — мой верный Иван, стало быть, ты же и помогать должен мне достать прекрасную царевну.

Долго думал верный Иван, как бы уладить ему это дело. Нелегко было добиться, чтобы только посмотреть на царевну златые-маковки. Наконец он придумал средство и говорит царю:

— Всё вокруг этой царевны из чистого золота: столы, стулья, стаканы, чашки, посуда и вся хозяйственная утварь. В твоей же казне стоят пять бочек с чистым золотом. Повели всем своим ювелирам собраться во дворец и наделать из этого золота всевозможных сосудов, домашней утвари, разных птиц, диких и заморских зверей — всё это мы возьмём с собой и попытаем счастья.

Молодой царь созвал всех ювелиров, а они принялись работать день и ночь, пока все великолепные вещи не были окончены. Когда всё было готово, верный Иван приказал нагрузить ими корабль, сам переоделся купцом и царя тоже заставил переодеться купцом, чтобы никто не мог узнать их. Кончив все эти приготовления, они сели на корабль и отправились морем. Долго плавали они по морю, пока не достигли города, в котором жила прекрасная царевна.

Верный Иван сказал царю, чтоб он оставался на корабле и ждал бы его возвращения.

— Может случиться, что я приведу с собою и прекрасную царевну; смотри же, государь, чтобы всё было в порядке; расставь хорошенько все золотые вещи и убери как нельзя лучше весь корабль.

Тут он завязал в платок множество драгоценных вещей, сошёл на берег и прямо направился во дворец царевны златые-маковки. Вошёл он во двор и видит: у колодезя стоит красная девица с двумя золотыми вёдрами, которыми она черпала воду. Набрав воды, она обернулась, чтобы нести свои вёдра, но тут увидев незнакомого человека и спросила у него, что он за человек, и чего ему надо.

— Я купец, — отвечал Иван и вместе с тем открыл платок и показал ей драгоценности.

Так и вскрикнула от восторга красная девица; золотые вёдра очутились на земле, а красавица принялась перебирать в руках одну вещь за другою и, любуясь ими, всё приговаривала:

— Ах, что за прелесть! Надо все эти вещи показать царевне; она у нас такая охотница до золотых и драгоценных вещей, что всё это непременно купит у тебя.

Тут она взяла Ивана за руку и повела его в терем, потому что она была горничною у царевны. Как только взглянула царевна на все эти блестящие вещицы, так и воскликнула с радостью:

— О, как хорошо! Это так хорошо, так хорошо, что я всё у тебя закуплю, ничего тебе не оставлю.

А верный Иван на то сказал:

— Ведь я только слуга богатейшего купца. Всё, что вы видите теперь, ничего не значит в сравнении с тем, что находится у моего хозяина на корабле. Всё это только пустяки, но там у него заподлинно чудные драгоценности, каких ещё никто не видал на свете.

Царевна пожелала, чтобы все драгоценности тотчас же принесены были к ней во дворец, на что ловкий Иван сказал:

— Никак нельзя этого сделать: много дней надо на то, чтобы перенести все вещи во дворец; да и в вашем тереме места не хватит, чтоб установить все эти вещи.

Этою помехою Иван только подстрекнул любопытство царевны, так что она, наконец, сказала:

— Ну, так и быть, веди меня на корабль твоего хозяина; я хоту сама видеть все эти чудесные сокровища.

Обрадовался Иван и повёл царевну на корабль. Как увидел царь эту неописанную красавицу, так сердце у него чуть не выскочило от радости: ему показалось, что она ещё прекраснее, чем на портрете. Он сам встретил её и повёл на корабль, а Иван остался подле кормчего и приказал ему как можно скорее отчаливать.

— Подымите, — говорит он, — все паруса, и пускай корабль наш летит по волнам как птица по небу.

А молодой царь, между тем, показывал царевне все золотые сосуды и каждую вещицу порознь: блюда, чашки, кубки, птиц и разных заморских зверей. В этом занятии прошло несколько часов. Царевна, от радости, что видит столько чудесных вещей, и не заметила движения корабля. Налюбовавшись вдоволь на все вещи, царевна поблагодарила прекрасного купца и вышла на палубу, чтобы отправиться домой; но каково же было её удивление, когда она увидела, что корабль летит на всех парусах в открытое море!

— О горе мне! — воскликнула она. — Меня обманули, меня похитили! И — увы! — я, дочь царя златые-маковки, попалась в руки купцу! Лучше бы мне умереть…

Царь взял её за руку и ласково сказал:

— Ты ошибаешься: я не купец, а царь, и происхождение моё не хуже твоего. А похитил я тебя хитростью потому, что влюбился в тебя до безумия и решился употребить даже хитрость, чтобы завладеть тобою. В первый раз, как я увидел твой портрет, я был так жестоко поражён, что упал в обморок.

Услыхав такие слова, царевна повеселела, стала благосклоннее к молодому царю и даже скоро согласилась быть его невестою.

А между тем время мчится, да и корабль летит на всех парусах. Далеко отъехали они от города златые-маковки, а верный Иван сидит себе на палубе да песенку попевает; вдруг видит он, летят три во́рона прямо в его сторону и садятся на высокую мачту. Верный Иван перестал петь и стал прислушиваться к их разговору: язык-то птиц ему давно был знаком.

Первый во́рон кричит:

— Эге! Да вот он, молодой-то царь; вишь, везёт царевну златые-маковки в своё государство.

А второй во́рон ему в ответ:

— Но всё же она ещё не в его руках.

А третий во́рон подхватил:

— Нет, видно в руках уж у него, коли она сидит рядом с ним и плывёт на его корабле.

На что первый во́рон опять прокаркал:

— Да что пользы-то? Не успеют сойти они на берег, как навстречу ему примчится рыжий конь; молодой царь не удержится, захочет на нём поехать; но как только вскочит на седло, рыжий конь умчится с ним под облака, и никогда уже ему не видать своей любезной царевны.

Второй во́рон спросил:

— Да неужто нет средства ему спастись?

— Есть, — отвечал первый, — надо, чтобы кто-нибудь другой мигом вскочил на коня, выхватил пистолет, который будет торчать из кобуры, и разом бы застрелил коня — тогда молодой царь будет спасён. Но кто это знает? Кто может передать о том царю? Впрочем, если б кто и знал, и проболтался бы царю, так тот сейчас же окаменеет от пят до колен.

Второй во́рон опять каркнул:

— А я так ещё больше вашего знаю: хоть бы и коня убили, а всё же молодому царю несдобровать и не достанется ему прекрасная невеста. Когда войдут они вместе во дворец, тогда увидят, что лежит на блюде готовая подвенечная рубашка для жениха; рубашка-то словно выткана из золота и серебра, а на деле-то она вся из серы и смолы; не успеет царь надеть на себя эту рубашку, как сейчас же загорится, и сгорит он дотла.

Тогда спросил третий во́рон:

— Да неужто средства нет к его спасению?

— Есть-то есть, только одно, да и то претрудное, — прокаркал второй во́рон, — если бы кто-нибудь успел надеть перчатки и, схватив эту рубашку, бросить её в огонь, чтоб она дотла сгорела, то молодой царь будет спасён. Но к чему это послужит? Если кто это и знает, то что в том толку? Кто это знает да выболтает царю, так тот превратится в камень от ног до пояса.

Тут третий во́рон прокаркал:

— Ну, а вот я так ещё больше вашего знаю. Положим даже, что подвенечная рубашка сгорит дотла, а всё же молодому царю несдобровать и не достанется ему прекрасная царевна: когда после свадьбы начнётся бал, и молодая царица пойдёт танцевать, вдруг она побледнеет и упадёт за́мертво, и если в ту же минуту кто-нибудь не подымет её, и не выпустит из её правой груди трёх капель крови, и не выпьет этих капель, то она непременно умрёт. Но кто это знает и перескажет царю, тот будет превращён в камень с ног до головы и станет каменною статуею.

Накаркавшись вдоволь, во́роны полетели в дальний путь. Верный Иван понял от слова до слова их разговор и с той минуты закручинился и стал молчалив. Как тут быть? Утаить от своего царя всё, что он слышал, значило сделать его несчастным; ну, а сказать ему, значит навеки распроститься с жизнью. Думал он думал, а всё же наконец не придумал лучшего, как спасти своего любимого царя.

«Нет, — сказал верный Иван про себя, — хоть на верную смерть пойду, а всё же спасу своего законного царя».

Вот пристал их корабль к берегу, и всё сбылось, как накаркали во́роны. Не успел царь ступить на землю, как вдруг прямо к нему примчался рыжий конь.

— Вот и кстати! — закричал царь. — Этот дивный конь мигом довезёт меня до дворца.

И с этими словами царь хотел было прыгнуть на коня, но верный Иван предупредил его: молодцом вскочил он на коня, выхватил из кобуры пистолет и застрелил коня.

Другие царские слуги завидовали верному Ивану, зачем царь к нему милостив, и обрадовавшись этому случаю, стали наговаривать царю:

— Какая неслыханная дерзость! Ну, как сметь убить такого чудного коня, на котором его величество изволил бы доехать до дворца!

Но царь прикрикнул на них:

— Молчите и не мешайте ему! Ведь это сделал мой самый верный Иван; верно у него были хорошие причины, коли он так сделал.

Скоро вступили они во дворец. В парадном зале стояло золотое блюдо, а на блюде подвенечная рубашка, словно сотканная из золота и серебра. Молодой царь хотел было взять её в руки, но верный Иван загородил ему дорогу, схватил руками в перчатках красивую рубашку и бросил её в огонь; там она сгорела дотла. Другие слуги опять стали роптать и наговаривать:

— Смотрите, до чего дошла его дерзость: он сжёг и подвенечную рубашку своего царя!

Но молодой царь строго заметил им:

— Видно, есть у него на то причины. Не мешайте ему: ведь это мой верный Иван.

Скоро весёлым пирком отпраздновали и свадебку. Начался бал, и новобрачная царица стала танцевать, а верный Иван ещё зорче следит за нею и глаз не спускает с её лица. Вдруг царица побледнела и упала на пол как мёртвая. В одно мгновение верный Иван бросился к ней, подхватил её на руки и унёс в другую комнату; тут он положил её наземь, стал перед нею на колени, выпустил три капли крови из её правой груди и выпил их — жизнь возвратилась, молодая царица стала дышать и скоро оправилась.

Не мог понять молодой царь, к чему это сделал его верный Иван, и пришёл в великую ярость.

— Сейчас же бросьте его в темницу! — закричал царь.

На другой день верного Ивана судили, приговорили к смертной казни и повели на виселицу.

Вошёл на виселицу верный Иван и говорит:

— Всякий человек перед смертью имеет право ещё раз высказать, что у него на душе. Могу ли и я воспользоваться этим правом?

— Можешь, — отвечал царь.

Тогда верный Иван возвысил голос и сказал:

— Несправедливо я осуждён на смертную казнь, потому что до конца жизни был верен своему законному царю.

Тут он рассказал, как он подслушал разговор во́ронов, и как он, по необходимости, всё это сделал, чтобы спасти своего царя.

— О, мой верный Иван! — тут вскричал молодой царь. — Прости, прости меня! Эй вы, стражи! Скорее сведите его с виселицы.

Но при последнем его слове верный Иван упал бездыханный: он был превращён в каменную статую.

Закручинились молодой царь с царицею, вздыхают и проливают горькие слёзы.

— Так вот чем заплатил я за такую верную службу! — с горестью восклицал царь.

Каменную статую приказал царь перенести в свою спальню и поставить у ног своей постели.

Всякий раз, как глаза его поднимались на статую, царь рыдал и стонал, говоря:

— О, когда бы я мог возвратить тебе жизнь, мой верный Иван!

Время проходило. Молодая царица родила двух сыновей-близнецов; дети росли не по годам, а по часам, на утеху отцу и матери.

Раз случилось, что царица была в церкви, а малые царевичи резвились вокруг отца.

Вдруг царь посмотрел на свою дорогую статую, залился слезами и сказал:

— О, когда бы я мог возвратить тебе жизнь, мой верный Иван!

Не успел царь произнести этих слов, как вдруг заговорила статуя:

— Да, ты можешь возвратить мне жизнь, если только решишься пожертвовать тем, что тебе дороже всего на свете.

— Ничего на свете не пожалею для тебя! — с радостью откликнулся царь. — Всем пожертвую, скажи только!

— Если ты собственною рукою отрубишь головы своим детям и помажешь меня их кровью, то я оживу.

Содрогнулся царь, узнав, что он собственноручно должен отрубить головы своим прекрасным сыновьям; однако вспомнил он беспримерное самоотвержение своего верного Ивана, который жизнь свою положил за него; вспомнил он, какою неблагодарностью заплатил он ему за то, и обнажил свою шпагу и собственноручно отрубил прекрасные головки своих сыновей. Едва только помазал он каменную статую кровью своих детей, в тот же миг она ожила, и верный Иван предстал пред ним здрав и невредим.

— Твоё великодушие и самоотвержение не останутся без награды, — сказал царю верный Иван.

С этими словами он взял головы детей, приставил их к туловищу, смазал рану их же кровью — и в ту же минуту мальчики ожили, запрыгали и зарезвились, как будто ни в чём не бывало.

Царь был вне себя от радости и когда услышал, что царица возвратилась из церкви, он спрятал верного Ивана с сыновьями в большой шкаф, и когда вошла царица, он спросил:

— Хорошо ли ты помолилась Богу?

— Молилась, — отвечала она, — но мысли мои постоянно были заняты нашим верным Иваном. Бедняжка, как он пострадал из-за нас!

А царь на то сказал:

— Милая жена, от нас зависит возвратить ему жизнь, но для этого мы должны пожертвовать жизнью наших милых детей.

Царица побледнела и содрогнулась от ужаса, однако отвечала на то:

— Мы должны вознаградить его за беспримерную верность.

Обрадовался царь, что его милая жена согласна с ним в мыслях, поспешно отворил шкаф и вывел оттуда обоих сыновей и верного Ивана, говоря с великою радостью:

— Хвала Всевышнему! Верный Иван спасён и наши сыновья с нами!

Тут он рассказал царице всё по порядку, как было.

С тех пор все они не расставались и стали жить да поживать в полном благополучии до самой смерти.