Много, много лѣтъ прошло, какъ въ одинъ зимній день, когда съ неба снѣгъ валилъ хлопьями и, словно пухомъ, устилалъ землю, случилось, что царица сидѣла подъ окномъ, рама котораго сдѣлана изъ чернаго дерева и занималась шитьемъ. Она шьетъ, а сама поглядываетъ на падающій снѣгъ; въ это самое время, невзначай уколола она себѣ иголкою палецъ и три капельки крови упали на снѣгъ. А кровь-то такая алая, такъ и блеститъ на бѣломъ снѣгу. Смотритъ царица да и думаетъ про-себя: «что когда бъ у меня родилась дочка такая бѣлая, какъ этотъ снѣгъ, такая румяная, какъ эта кровь, и такая черноволосая, какъ это окно изъ чернаго дерева?»

И въ самомъ дѣлѣ, ровно черезъ годъ родилась у нея маленькая дочка, бѣлая какъ снѣгъ, румяная какъ кровь; съ волосами на головѣ черными какъ черное дерево; за все это и прозвали ее Бѣлоснѣжкою. Но лишь только Бѣлоснѣжка увидѣла свѣтъ Божій, какъ царица, ея мать, умерла.

Потосковалъ по ней царь, но прошелъ годъ и онъ женился на другой женѣ. И красавица же была его молодая жена, только такая гордая да спѣсивая, что не могла стерпѣть мысли, чтобы кто-нибудь на свѣтѣ былъ ея красивѣе. Было у нее волшебное зеркало, которое она то и дѣло что ставила передъ собою и, любуясь на себя, приговаривала:

Зеркальце, зеркальце, скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свѣтѣ всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе?

А зеркальце въ отвѣтъ:

Спору нѣтъ,
Ты, царица, всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе.

Тогда царица была довольна: она знала, что зеркальце говорило правду.

Между тѣмъ Бѣлоснѣжка растетъ себѣ да растетъ въ тихомолку, и съ каждымъ днемъ все хорошѣетъ, да милѣетъ. Когда же ей минуло семь лѣтъ, тогда она стала такъ прекрасна, какъ день Божій, и лучше въ тысячу разъ само́й царицы. Вотъ въ одинъ день царица вынула свое зеркальце, поставила передъ собою и, любуясь на себя, говоритъ ему:

Зеркальце, зеркальце, скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свѣтѣ всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе?

А зеркальце въ отвѣтъ:

Ты прекрасна — спору нѣтъ;
Но Бѣлоснѣжка всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе.

Взорвало это царицу, позеленѣла и пожелтѣла она со злости, и съ той поры, какъ только взглянетъ она на Бѣлоснѣжку, такъ сердце у нея словно выпрыгнуть хочетъ отъ ненависти къ бѣдной дѣвочкѣ. Зависть и гордость царицы перешли мѣру, такъ что ни днемъ, ни ночью она не знала уже покоя.

Не стало у нея больше силъ терпѣть: зоветъ она своего вѣрнаго слугу, храбраго ловчаго и говорить ему:

— Возьми ты эту дѣвочку въ дремучій лѣсъ: не могу я ее видѣть передъ своими ясными очами; тамъ, въ самомъ глухомъ мѣстѣ, убей ее, вырви у нея изъ груди сердце и печень и принеси ко мнѣ, чтобы знала я навѣрное, что нѣтъ ея больше на свѣтѣ.

Вѣрный слуга повиновался: повелъ маленькую царевну въ дремучій лѣсъ. Но когда онъ вынулъ свой охотничій ножъ и занесъ его надъ Бѣлоснѣжкою, чтобы вонзить его въ самое невинное ея сердце, заплакала тогда маленькая царевна и такъ взмолилась ему:

— О, добрый ловчій! не убивай меня! Обѣщаюсь тебѣ убѣжать въ самую глушь лѣса и никогда не возвращаться домой.

Она была такъ прекрасна и трогательна, что жалость прокралась въ душу ловчаго, и говоритъ онъ ей:

— Ну, бѣги же, дитятко, скорѣе, да какъ можно дальше въ самую глушь.

А самъ себѣ думаетъ: «все равно, лютые звѣри растерзаютъ тебя». Словно камень упалъ съ души храбраго ловчаго, когда не стало уже надобности убивать маленькую царевну.

Въ это время выпрыгнулъ изъ кустовъ маленькій вепрёнокъ; конюхъ мигомъ прикололъ его своимъ ножемъ, вырѣзалъ у него сердце и печень и отнесъ къ царицѣ, чтобы знала она навѣрное, какъ выполнилъ онъ ея царское приказаніе. Повару приказано было сварить это сердце съ солью и злодѣйка-мачиха съѣла его, радуясь, что съѣла сердце Бѣлоснѣжки.

Бѣдная царевна, очутившись одна-одинёшенька въ дремучемъ лѣсу, такъ перепугалась, что даже шелестъ листочковъ на деревьяхъ заставлялъ ее дрожать отъ страха. Что могла она, малый ребенокъ, придумать, чтобы избавиться отъ такой лихой бѣды? Вдругъ пустилась она бѣжать что было силъ, бѣжала, бѣжала по кочкамъ и оврагамъ, и лютые звѣри прыгали вокругъ нея, но не трогали ее.

Долго, долго бѣжала она, бѣжала до тѣхъ поръ, пока ноги носили ее. Вотъ уже и вечеръ наступалъ, какъ вдругъ видитъ она, стоитъ передъ ея глазами маленькая избушка.

Она вошла въ избушку чтобы отдохнуть немножко.

Въ избушкѣ было все такъ мило, такъ красиво и опрятно, что описать нельзя. Тутъ, въ углу, накрытъ былъ бѣлою скатертью маленькій столикъ и на немъ стояло семь тарелочекъ, у каждой тарелочки по маленькой ложечкѣ, а немножко подальше — семь маленькихъ ножей съ вилками и семь крошечныхъ стаканчиковъ. Около стѣны стояли семь кроватокъ, одна за другою, покрытыя бѣлыми, какъ снѣгъ, простынями. Бѣлоснѣжка умирала съ голоду, и что жъ мудренаго, что она скушала съ каждой тарелочки по крошечкѣ зелени и хлѣба и изъ каждаго стаканчика хлебнула по капелькѣ вина? Она такъ устала, что, поѣвши, ей захотѣлось соснуть. Вотъ она и попробовала лечь на одну изъ кроватокъ, но не тутъ-то было: ни одна кроватка не приходилась ей въ мѣру; легла на одну — очень длинна, легла на другую — слишкомъ коротка; насилу, насилу седьмая пришлась ей впору и она улеглась на нее и крѣпко-прекрѣпко заснула.

А той порой настала темная ночь, тогда пришли хозяева этой избушки, семь карликовъ, которые роются въ горахъ: все ищутъ желѣза да золота, съ топоромъ и заступомъ въ рукахъ.

Засвѣтили они свои маленькіе подсвѣчники, и тогда только догадались, что въ домѣ кто-нибудь есть чужой — потому что все была какъ-то неладно и все не на своемъ мѣстѣ — видно, во время ихъ отсутствія были незванные гости.

Какъ возговоритъ первый карликъ:

— А кто садился на мой стуликъ?

Другой за нимъ:

— А кто ѣлъ съ моей тарелочки?

Третій говоритъ:

— А кто отломилъ у меня хлѣбца?

Четвертый говоритъ:

— А кто ѣлъ у меня зелень?

Пятый говоритъ:

— А кто бралъ мою вилочку?

Шестой говоритъ:

— А кто рѣзалъ моимъ ножичкомъ?

Наконецъ и седьмой говоритъ:

— А кто пилъ изъ моего стаканчика?

Тогда первый карликъ пошелъ шарить по всѣмъ угламъ и вдругъ, увидѣвъ ямку на своей постели, закричалъ:

— А кто былъ на моей постели?

Другіе тоже подбѣжали къ своимъ постелямъ и закричали въ одинъ голосъ:

— И на моей постелькѣ кто-то ложился!

А какъ седьмой карликъ взглянулъ на свою кроватку, то и увидѣлъ спящую Бѣлоснѣжку.

Онъ кликнулъ своихъ товарищей, а тѣ какъ подбѣжали да какъ взглянули, такъ и остолбенѣли отъ удивленія. Потомъ бросились къ своимъ подсвѣчникамъ, поднесли свѣчи къ спящей и освѣтили лице Бѣлоснѣжки.

— Господи, Господи! — воскликнули они въ одинъ голосъ, — уродилась же такая красавица на свѣтъ Божій!

И они были такъ довольны своею находкою, что и будить ее не захотѣли, а дали ей спать въ волю на кроваткѣ седьмаго карлика, а тотъ поочередно ложился съ своими товарищами: часъ поспитъ съ однимъ, да часъ съ другимъ — такъ и ночь прошла.

Вотъ настало утро; проснулась Бѣлоснѣжка. Увидѣла она семерыхъ карликовъ и очень перепугалась. А карлики такъ радостно и ласково посмотрѣли на нее и принялись разспрашивать.

— Какъ тебя зовутъ, дѣвушка?

— Бѣлоснѣжкой, — отвѣчала она.

— Какъ же ты въ нашу избушку попала?

Тутъ она разсказала имъ все, какъ было, и какъ мачиха хотѣла ее извести, и какъ ловчій пожалѣлъ ее и не убилъ, и какъ, потомъ, она бѣжала, бѣжала да и добѣжала до ихъ избушки.

Карлики потомъ говорятъ ей:

— Не хочешь ли ты оставаться у насъ хозяюшкою въ домѣ, готовить кушанье, убирать постели, мыть, шить и вязать? Если согласна, то обѣщай все держать въ порядкѣ и чистотѣ. Согласна? такъ оставайся съ нами, хоть цѣлую жизнь; у насъ ты ни въ чемъ недостатка не узнаешь.

Бѣлоснѣжка согласилась и осталась у нихъ хозяйничать. Домъ держала она въ большомъ порядкѣ. Утромъ карлики уходили въ горы — искать золота и желѣза, а вечеромъ возвращались и находили столъ уже накрытымъ и обѣдъ готовымъ. Весь день оставалась Бѣлоснѣжка дома, потому что добрые карлики предостерегали ее, говоря:

— Смотри же опасайся своей мачихи: она скоро узнаетъ, что ты здѣсь. Никого не впускай сюда, когда насъ не будетъ.

Ну, а что жь царица? Царица, на радостяхъ, что съѣла сердце и печень Бѣлоснѣжки, только и думала о томъ, что теперь нѣтъ на свѣтѣ никого пригожѣе ея. Вотъ опять стала она передъ своимъ зеркальцемъ и говоритъ:

Зеркальце, зеркальце, скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свѣтѣ всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе?

А зеркальце въ отвѣтъ:

Спору нѣтъ, что ты прекрасна,
Но тамъ, въ горахъ,
У семи карликовъ въ гостяхъ
Бѣлоснѣжка всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе.

Переполошилась царица. Она знала, что ея зеркальце никогда не солжетъ, и догадалась, что вѣрный слуга обманулъ ее. Знаетъ она по опыту, что зависть ни днемъ, ни ночью не даетъ покоя, и задумала она крѣпкую думу, какъ бы не на шутку извести Бѣлоснѣжку, во что бы то ни стало. Долго думала она и много думъ пережила до тѣхъ поръ, пока придумала переодѣться старою торговкою. Переодѣлась она такъ ловко, что не узнать ее никому, и потомъ идетъ къ семи горамъ, къ той избушкѣ, гдѣ живутъ семеро карликовъ; стучитъ въ окно, а сама кричитъ:

— Хорошіе товары продаются! хорошіе товары!

Бѣлоснѣжка выглянула изъ окна и сказала:

— Здравствуй, добрая старушка. Что ты продаешь?

— Всякіе хорошіе товары, хорошіе товары, — отвѣчала она, — корсетики разноцвѣтные.

Говоря это, она показала ей корсетикъ разноцвѣтный.

«Отчего бы не пустить къ себѣ эту добрую старушку?» — подумала про-себя Бѣлоснѣжка.

Не долго думала она, отодвинула задвижку и купила хорошенькій корсетикъ.

— Милая малютка, подойди ко мнѣ, дай-ка я надѣну на тебя корсетикъ такъ, какъ всѣ носятъ.

Бѣлоснѣжка не знала лукавства и тотчасъ же стала передъ старухою, давая ей волю затянуть на себѣ новый корсетикъ. А старуха скоро стала его затягивать да такъ крѣпко-прекрѣпко, что Бѣлоснѣжка въ ту же минуту задохнулась и упала передъ дверьми избушки.

— Ну, вотъ теперь такъ ты стала прекраснѣе всѣхъ, — сказала мнимая старуха со злобнымъ смѣхомъ и убѣжала прочь.

Скоро наступила ночь; вернулись карлики домой, и какъ же они перепугались, когда увидѣли свою милую Бѣлоснѣжку на землѣ, неподвижную, бездыханную, какъ мертвецъ. Они поспѣшно подняли ее и, увидѣвъ, что она слишкомъ перетянута, тотчасъ же разрѣзали корсетикъ. Царевна вздохнула и жизнь мало-по-малу возвратилась къ ней. Когда карлики узнали обо всемъ, что случилось, они сказали ей:

— Старуха торговка — это твоя злая мачиха; берегись же ты ее и никого не впускай въ домъ, когда насъ не будетъ съ тобою.

А злая царица, какъ вернулась домой сейчасъ же къ зеркальцу, и говоритъ ему:

Зеркальце, зеркальце, скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свѣтѣ всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй я бѣлѣе?

А зеркальце въ отвѣтъ:

Спору нѣтъ, что ты прекрасна,
Но тамъ, въ горахъ,
У семи карликовъ въ гостяхъ
Бѣлоснѣжка всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе.

Какъ услышала это царица, такъ злоба и прихлынула ей къ сердцу: она догадалась, что Бѣлоснѣжка осталась жива.

«Ужь на этотъ разъ, я найду такое средство, что навсегда отдѣлаюсь отъ этой гадкой дѣвчонки», — придумала она.

И волшебною силою, тайна которой была ей извѣстна, она напитала ядомъ гребень и, превратившись совсѣмъ въ другую старуху, непохожую на первую, она опять отправилась къ семи горамъ въ избушку семи карликовъ и, стуча въ двери, закричала:

— Хорошіе товары, хорошіе товары продаются!

Бѣлоснѣжка выглянула изъ окна и сказала:

— Ступай своей дорогою, мнѣ не приказано никого впускать.

— Да по крайней мѣрѣ смотрѣть-то не запрещено, — сказала старуха, вынимая напитанный ядомъ гребень и махая имъ по воздуху.

Гребень былъ очень красивъ и такъ понравился маленькой царевнѣ, что она поддалась искушенію и отворила дверь.

Старуха продала гребень и сказала:

— Дай-ка я тебѣ покажу, какъ надо носить этотъ гребень.

Бѣдная Бѣлоснѣжка не знала лукавства и не прекословила старухѣ; но едва отравленный гребень коснулся ея волосъ, какъ ядъ произвелъ свое дѣйствіе и бѣдняжка упала на земь замертво.

— Ну, несравненная красавица, — сказала злая мачиха, — теперь-то тебѣ ужь не встать, — и съ этимъ словомъ она убѣжала скорѣе домой.

Къ счастью еще, что ночь уже наступила, и именно въ это самое время семь карликовъ обыкновенно возвращались домой. Какъ только увидѣли они Бѣлоснѣжку на землѣ у дверей, сейчасъ же имъ пришла въ голову мысль о злой мачихѣ; они стали искать и увидѣли отравленный гребень, который поспѣшили вытащить изъ волосъ.

Бѣлоснѣжка тотчасъ очнулась и разсказала все, какъ было.

Выслушали ее карлики и опять стали предостерегать и запрещать ей отворять двери, когда ихъ дома нѣтъ.

Не успѣла царица вернуться во дворецъ, какъ тотчасъ же къ своему волшебному зеркальцу и говоритъ ему:

Зеркальце, зеркальце, скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свѣтѣ всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе?

А зеркальце въ отвѣтъ:

Спору нѣтъ, что ты прекрасна,
Но тамъ, въ горахъ,
У семи карликовъ въ гостяхъ
Бѣлоснѣжка всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе.

Задрожала отъ бѣшенства царица, какъ только зеркальце промолвило эти слова.

— Во что бы то ни стало, — закричала она съ яростью, — а непремѣнно Бѣлоснѣжка должна умереть, хотя бы это стоило мнѣ самой жизни!

И послѣ этого она заперлась въ потаенной, уединенной комнатѣ, куда никто не смѣлъ входить, и тамъ стала приготовлять ядовитое яблочко.

Снаружи это яблочко было прекрасно: съ одной стороны бѣлое, а съ другой румяное, такъ-что потекутъ слюнки, какъ только взглянешь на него; а кто откуситъ отъ него хотя самый маленькій кусочекъ, тотъ не проживетъ и минуты, сейчасъ умретъ, непремѣнно умретъ.

Приготовивъ яблочко, царица запачкала себѣ лицо, надѣла крестьянское платье, и отправилась къ семи горамъ, въ избушку семи карликовъ.

Вотъ опять стучитъ она у дверей. Бѣлоснѣжка выглянула изъ окна и закричала:

— Ни за что ужь не впущу: семь карликовъ не велѣли мнѣ никого впускать.

— Ну, не бѣда, — отвѣчала лживая крестьянка, — и безъ тебя найду кому продать прекрасныя мои яблочки… а вотъ я подарю тебѣ, пожалуй, хоть одно.

— Нѣтъ, — отвѣчала Бѣлоснѣжка, — мнѣ не приказано ничего и принимать.

— Да ужь не яду ли ты боишься, моя милая? — сказала мнимая крестьянка, — а вотъ взгляни-ка, я разрѣжу яблочко на двѣ половинки; ты съѣшь красненькую, а я бѣленькую половинку.

А яблочко такъ искусно напитано ядомъ, что красная половина была съ ядомъ, а бѣлая нѣтъ.

У Бѣлоснѣжки глазки разбѣжались — такъ бы и съѣла она яблоко; а когда она увидѣла, что крестьянка ѣстъ бѣлую половинку, то не могла уже болѣе противиться искушенію, протянула руку и взяла отравленную половинку.

Но только-что успѣла она откусить самый крошечный кусочекъ хорошенькаго яблочка, какъ тотчасъ же упала замертво на полъ.

Царица смотритъ на нее такими злющими глазами, а сама такъ и хохочетъ отъ радости, да и говоритъ:

— Бѣлая какъ снѣгъ, румяная какъ кровь, съ черными волосами какъ черное дерево! ужь на этотъ разъ карлики тебя не воскресятъ.

И какъ только царица вернулась домой, то прямо къ волшебному зеркальцу и говоритъ:

Зеркальце, зеркальце, скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свѣтѣ всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе?

А зеркальце въ отвѣтъ:

Спору нѣтъ,
Ты, царица, всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе.

И теперь только завистливое сердце опять узнало покой, если только завистливое сердце можетъ знать покой.

Вернулись вечеромъ карлики домой и увидѣли свою Бѣлоснѣжку на полу неподвижною и бездыханною.

Бѣдняжка теперь уже совсѣмъ умерла! Карлики подняли ее и внимательно осматривали: не найдется ли гдѣ ядъ? Они развязывали кушачекъ, расчесывали ей волосы, обмывали холодной водой — ничего не помогло: бѣдная царевна совсѣмъ умерла и такъ-таки оставалась мертвою.

Положили карлики свою любимицу въ гробъ, стали всѣ семеро вокругъ гроба и три дня и три ночи плакали надъ ней; потомъ хотѣли было ее похоронить, но она лежала въ гробу такая хорошенькая, словно живая, и щечки у нея были попрежнему румяныя, такъ-что они никакъ не рѣшились схоронить ее въ землю.

— Нѣтъ, не можемъ мы ее погребсти въ мрачную утробу земли, — говорили они сами съ собою.

И вотъ что рѣшили они сдѣлать: выстроили хрустальный гробъ, чтобы можно было видѣть Бѣлоснѣжку со всѣхъ сторонъ, и положили туда ее, а наверху выставили слѣдующую надпись золотыми буквами:

«Здѣсь лежитъ царская дочка».

Покончивъ это, карлики отнесли гробъ на высокую гору и одинъ изъ нихъ остался безсмѣннымъ часовымъ у гроба для того, чтобы охранять тѣло царевны.

И птицы прилетали на гробъ Бѣлоснѣжки, чтобы плакать по ней; сперва прилетѣла сова, потомъ воронъ и наконецъ горлица.

И лежитъ Бѣлоснѣжка въ хрустальномъ гробу, и долго-долго лежитъ она, а тѣло ея все не портится. Смотря на нее, можно было подумать, что она живая и только спитъ — такъ тѣло ея было бѣло, щеки румяны, а волосы черны.

Случилось разъ царевичу проѣзжать черезъ дремучій лѣсъ и заѣхать переночевать въ избушку къ семи карликамъ. Тутъ онъ и увидѣлъ на горѣ гробъ, и въ гробу Бѣлоснѣжку, а на гробѣ надпись золотыми буквами: «Здѣсь лежитъ царская дочь».

Тогда сказалъ онъ карликамъ:

— Отдайте мнѣ этотъ гробъ и я дамъ вамъ вмѣсто него все, что вы захотите.

Но карлики отвѣчали на то:

— Мы не отдадимъ его ни за какое золото въ мірѣ.

А царевичъ опять говоритъ имъ:

— Ну, такъ подарите мнѣ его, а то я чувствую, что не могу жить на свѣтѣ, если не буду видѣть прекрасной Бѣлоснѣжки! Я буду беречь ее и почитать, какъ будто свою милую невѣсту.

Сжалились надъ нимъ добрые карлики и подарили ему гробъ съ тѣломъ царевны.

Царевичъ въ ту жь минуту приказалъ своимъ вѣрнымъ слугамъ нести гробъ на плечахъ въ его дворецъ. Несутъ слуги гробъ, да какъ-то спотыкнулись объ кочку, и толчекъ былъ такъ силенъ, что изъ горла Бѣлоснѣжки выскочилъ кусочекъ яблока, напитаннаго ядомъ.

И въ ту жь минуту она, очнувшись, открыла глаза и поднялась изъ гроба. Жизнь возвратилась къ ней снова.

— Господи! да гдѣ же это я? — вскричала она.

А царевичъ подбѣжалъ къ ней и съ великою радостью отвѣчалъ:

— Ты со мною, прекрасная царевна, — и тутъ онъ разсказалъ ей все, какъ было.

— Ты для меня краше всѣхъ въ мірѣ. Пойдемъ со мною во дворецъ моего батюшки-царя: ты будешь моею женою.

Такое предложеніе понравилось Бѣлоснѣжкѣ: она дала согласіе идти съ прекраснымъ царевичемъ.

Весело и пышно была отпразднована ихъ свадьба.

Злую мачиху тоже пригласили на свадьбу. Нарядившись въ самыя дорогія платья, она подошла къ зеркалу и спросила:

Зеркальце, зеркальце, скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свѣтѣ всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе?

А зеркальце въ отвѣтъ:

Ты прекрасна — спору нѣтъ,
Но царевна всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе.

Какъ услышала это злая мачиха, такъ и разъярилась, стала изрыгать проклятія и до того переполошилась, что не знала какъ ей быть.

Сначала она раздумала-было ѣхать на свадьбу, но ея испугъ и тревога были до того велики, что прогнали ее изъ дома, и она волей или неволей, а должна была посмотрѣть на молодую царевну.

Какъ только переступила она черезъ порогъ, сейчасъ же узнала Бѣлоснѣжку. Отъ испуга и бѣшенства злая мачиха окаменѣла и не могла сдвинуться съ мѣста.

Между тѣмъ царевичъ, который зналъ уже всѣ злобные и лукавые умыслы злой мачиха, приказалъ, въ наказаніе ей, раскалить докрасна желѣзныя туфли, и когда онѣ стали красныя какъ огонь, то двое здоровенныхъ слугъ принесли ихъ въ залу и насильно надѣли на ноги злой мачихѣ, потомъ заставили ее плясать въ горячихъ туфляхъ; она плясала, плясала до тѣхъ поръ, пока упала мертвая на полъ.