Баррикады на Васильевском острове

Баррикады на Васильевском острове
автор неизвестен

Дата создания: 1905 г., опубл.: январь 1905 г. Источник: газета «Искра», 1905 г., № 85. • Письмо участника событий о сопротивлении войскам на Васильевском острове 9 января 1905 года в Петербурге.

9 января ночевал я на Петербургской стороне. В Геслеровском переулке, где находится отделение «Собрания фабрично-заводских рабочих», стояли массы народа. Тут же ездило несколько солдат-уланов. Они, видимо, мирно были настроены. Рабочие говорили с ними и закуривали папиросы от одной спички. С Геслеровского я направился на четвертую линию В. О. Перед собранием стояла толпа. Собирались идти к дворцу, но тут же говорили, что это совершенно невозможно, так как войска загораживают путь. Одну женщину, которая хотела пройти, казак зарубил шашкой, а одного рабочего ранили. Толпа стояла в нерешительности. Один товарищ сказал речь. Сущность та, что соц.-дем. и соц.-рев. тоже наши товарищи и нельзя их считать какими-то врагами, как это делают некоторые «серые». Из окна собрания высунулся кто-то и громко крикнул: «Отец Гапон ранен и кажется арестован». «Долой царя!» Вся улица ответила дружным «ура!» «Долой, долой!» Из того же окна посыпались прокламации «СПБ. Комитета партии соц.-рев.». Их быстро расхватали. Но, ознакомившись, многие говорили: «Да все уже это известно». Полетели и социал-демократические, напечатанные на папиросной бумаге. Несколько экземпляров, как пух, поднялись кверху, — понеслись над крышами домов. Им кричали вдогонку: «Летите в Зимний дворец к царю». Я предложил захватить типографию и печатать в ней бюллетени о ходе освободительной борьбы. Еще один оратор начал речь такими словами: «В то время как мы тут стоим и разговариваем, там, на Дворцовой площади, быть может, уже льется кровь наших братьев». Он, кажется, приглашал идти напролом, но толпу удержали речи других. Возбужденная, готовая идти куда угодно, толпа стояла. Но вот привезли на извозчике окровавленного мальчика и рассказали о массовых расстрелах около дворца. Я взобрался на сиденье извозчичьих саней и сказал приблизительно так: «Теперь ко дворцу нам нечего ходить: вы убедились, что царь хочет только сосать народную кровь, а выслушать народ о нуждах он не желает. В безоружных людей он велел стрелять. С голыми руками мы ничего не добьемся. Нам нужно оружие! За оружие, товарищи!» — «За оружие!» — подхватила толпа. Все двинулись. Своротили на Малый проспект. По дороге обезоруживали городовых. Несколько человек хотело остановить конку, но их уговаривали оставить. По дороге приказчики поспешно старались запирать лавки. «Не беспокойтесь, не беспокойтесь, — говорили им, — лавок трогать не будем». Пошли по 14 линии, растянулись почти на целый квартал, передние не шли, а бежали. Я, помню, кричал отстававшим: «Товарищи, скорее, бегом, вы губите рабочее дело!» Наконец, сворачиваем в переулок. «Вот мастерская! — воскликнул рабочий-проводник, — дворник, открывай!» Дворник что-то бормочет, дрожащими руками еле вставляет ключ в замочную скважину и открывает железную калитку. Другой дворник на вопрос: где мастерская? — не может произнести ни слова, он только указывает рукой на подвальный этаж. Основательная дверь мастерской не поддается нескольким дружным натискам; дворник побежал за ключами на второй этаж, я последовал за ним; от ткнулся в дверь, ему не открыли. Окна мастерской находятся на уровне земли. Не осилив дверь, принялись за окно; выбили ногами и локтями стекла, переплет вышибли, кажется, оглоблей, — ее применяли, как таран. Сабли, шашки, старинные ятаганы, клинки без ручек, — хватали целыми снопами и выкидывали на улицу через окна. Брали ключи для отвинчивания гаек, напильники и просто подходящие, увесистые куски железа. Когда мастерская уже была очищена, с улицы крикнули «Солдаты!» Одним прыжком я очутился на улице. Солдаты выстроились на 14 линии при начале переулка, на котором находится мастерская, и, кажется, готовились стрелять или наступать. Потом я слыхал, что офицер, увидя оружие в руках народа, растерялся и не решился сразу броситься на мастерскую. Мы, экспроприаторы, успели улизнуть за угол. Тут лежал ворох оружия, и всякий, кому нужно было, вооружался. Мне достался старинный ятаган, — я храню его, как святыню. Нас не преследовали. Я порекомендовал товарищам спрятать оружие под пальто, рассыпаться среди прохожих и идти обратно на четвертую линию. Мы по дороге занялись офицерами. Еще до экспроприации, кроме городовых, обезоружили юнкера и отняли штык у солдата. Первый попавший под руку офицер никак не мог понять (он был бледен и несвязно бормотал), почему у него берут шашку, он-де никогда не стрелял в народ. Ему ответили, что нас безоружных бьют, и нам нужно оружие для самозащиты.

Другой ехал на извозчике с барышней. Извозчика остановили. Именем народа потребовали оружие; офицер сам отцепил портупею. Я пожал ему руку и сказал на ухо: «Вы купите себе другую, а нам негде достать». Третий — казацкий полковник в папахе величиною с целого барана и в казацкой бурке. Он хотел было защищаться, но ему к груди приставили шашку; сняли кинжал в серебряной оправе, шашку, потом помогли одеть бурку. У меня в памяти от этого полковника остались только рыжеватые длинные усы a-la запорожские, которые торчали из-под надвинутой на глаза папахи. Попались нам на пути еще два офицера. Они стояли у ворот; увидя приближающуюся толпу и сообразив, в чем дело, они опрометью (как и подобает храбрым воинам) бросились во двор и спрятались в какой-то квартире. Их не преследовали. На Среднем проспекте поймали юнкера, но при нем почему-то не нашли оружия. С поднятыми над головами шашками экспроприаторы врезались в толпу на углу Среднего проспекта и четвертой линии. Нас встретило дружное «ура!» В это время уже началась постройка баррикады и проволочных заграждений, которыми предполагалась заградить улицу перед «Собранием фабричных рабочих» от внезапного нападения казаков со стороны Среднего и Малого проспектов. Чтобы открыть путь к отступлению, все ворота распахнулись настежь. Некоторые пришлось выломать, некоторые были открыты дворниками подобру-поздорову.

Баррикады строились с редким воодушевлением. Хотя первоначального плана не было, а пришедшая каждому в голову мысль сейчас же обсуждалась и приводилась в исполнение, постройка шла удивительно хорошо. Большая часть строительного материала для баррикад была взята со двора строящегося дома против «рабочего собрания»: шкафы, лестницы, дрова, доски, кирпичи, — все это быстро выносилось на улицу, и баррикады росли все выше и выше. Кто-то предложил перерезать телефонные проволоки, так как телефон служит незаменимым вспомогательным средством в руках правительства. Притащили лестницу, полезли на столб, и в короткое время, под несмолкаемые возгласы снизу: «скорей, скорей», — все проволоки были перерезаны, за свесившиеся концы ухватились и стали раскачивать столбы, но они долго не поддавались. Достали пилу и, перебивая один у другого, принялись пилить. Столб рухнул — его уложили на баррикаду. Опрокидывание телефонных столбов очень нравилось и вдохновляло публику. Падение каждого из них приветствовалось громким «ура». Столбы повалили не только на 4 линии, но и на Малом и 6 линии. Посоветовали было перерезать провода электрического освещения, но находившиеся тут же электротехники убедили публику, что 200-вольтовый ток может наделать много бед в наших рядах. Я принимал горячее участие во всей этой лихорадочной работе. Ко мне подошел товарищ рабочий. Крикнули наборщиков, они сейчас же появились из толпы. Я с ними пошел в типографию. Мы позвонили, подождали, — не отпирают; встряхнули дверь. «Что вам угодно?» — спросил кто-то через форточку. Я ответил: «Нам нужно напечатать воззвание. Именем народа я требую открыть типографию!» (Тут я по кой-каким соображениям опускаю подробности). Мы вошли в просторное помещение, уставленное кассами и печатными машинами. Пахло типографской краской. Я положил мой ятаган на кассу, взял на окне лист бумаги и быстро стал писать. «Несколько фраз!» — кричали мне. Карандаш заскакал по бумаге, оставляя за собой след в виде ужасных каракуль. «Не спешите! успеете!» Написанное я сейчас же прочел всем бывшим в типографии. Вот копия этого воззвания: «Товарищи! На 4 и 5 линиях Васильевского острова уже устроены баррикады. Мы готовы положить жизнь за свободу, бороться до конца, — до победы. Нам нужно только огнестрельное оружие. С вооруженной силой царя мы можем бороться только с оружием в руках. За оружие, товарищи-граждане! Мы ждем, что все товарищи-рабочие присоединятся к нам. Мы уже захватили несколько шашек у офицеров и разобрали одну мастерскую оружия». Чтоб дело шло быстрее, решили сделать два набора. Один из присутствующих, который, видимо, был не причастен к типографскому искусству, взялся переписать написанное мною. Работа закипела в руках наборщиков. Вскоре был готов один набор. Пришлось печатать на типографском станке, так как валики американки и больших машин замерзли. Печатал сначала один наборщик, потом я взял валик, стал накатывать краску. Вследствие разделения труда дело пошло быстрее. Нас беспрестанно торопили прибегавшие с улицы: «Что, готово? Уже отпечатали?» Вдруг, вбежав, кто-то крикнул: «Казаки!» Товарищ, видимо боясь за нас, работавших в типографии, произвел ложную тревогу. Казаки потом действительно явились, но тогда были еще далеко, и горячиться не следовало. Эта ложная тревога наделала больших бед: уходя, мы рассыпали набор, но напечатанные несколько десятков экземпляров припрятали в типографии. Убедясь на улице, что опасность еще не так близка, я с одним товарищем вернулись обратно, взяли отпечатанные экземпляры и на улице роздали народу. Когда мы покинули типографию, раздался первый залп. Мы затерялись среди публики. Я свернул на Малый проспект и увидел целую перспективу баррикад. Одна была особенно оригинальна. Она представляла из себя ряд саней с бочками, поставленных одни за другими, цугом. Телефонные столбы и здесь были повалены. Через улицу перетянуты проволочные заграждения. Публика уничтожала газовые фонари.

Дальше сообщаю факты, свидетелем которых я не был. На баррикадах 4 линии умирали мужественно безоружные бойцы за свободу. После первого (холостого) залпа один рабочий взобрался на баррикаду и с красным знаменем в руке сказал солдатам: «Если не совестно — стреляйте!» Раздался залп, и, сраженный несколькими пулями, он пал, этот истинный народный герой. Он показал, как нужно и как умеют русские люди умирать за свободу.