Августовская ночь
авторъ Альфредъ Мюссе, пер. С. Андреевскій
Оригинал: фр. La Nuit d’août («Depuis que le soleil, dans l’horizon immense…»), опубл.: 1836. — Перевод опубл.: 1886. Источникъ: С. А. Андреевскій. Стихотворенія. 1878-1887. Изданіе второе. — С.-Петербургъ: Типографія А. С. Суворина. Эртелевъ пер., д. 13, 1898. — С. 296—302.

АВГУСТОВСКАЯ НОЧЬ.


МУЗА.

Лишь солнце перешло въ лазури безпредѣльной
Черту созвѣздія, дающаго весну,
Какъ стала жизнь моя угрюмой и безцѣльной,
А счастье унеслось въ далекую страну.
Забыта я съ тѣхъ поръ своимъ поэтомъ милымъ,
Я жду, когда мой другъ стоскуется по мнѣ…
Увы! Его жилье пустыннымъ и унылымъ
Стоитъ уже давно въ безлюдной тишинѣ.
Одна лишь я иду, какъ изгнанная Пери,
Склонять свое чело къ его забытой двери
И плакать на его покинутой стѣнѣ…

ПОЭТЪ.

        Привѣтъ тебѣ, мой другъ любимый,
        Моя надежда и мечта!
        Опять я здѣсь, опять одни мы,
        И всѣхъ милѣй подруга та,
        Что насъ встрѣчаетъ въ день возврата.
        Людской хвалой и блескомъ злата
        Я былъ на-время увлеченъ.
        О, мать моя! моя родная!
        Твой сынъ вернулся, неземная,
        И снова пѣсенъ жаждетъ онъ.

МУЗА.

Зачѣмъ, о, вѣтренникъ! — понять тебя мнѣ трудно —
Отъ мирныхъ этихъ мѣстъ бѣжать ты вѣчно радъ?
Кого, какъ не судьбу, ты ловишь безразсудно,
И съ чѣмъ, какъ не съ тоской, приходишь ты назадъ?
Чѣмъ занятъ ты вдали, когда я здѣсь тоскую?
Напрасно ищешь ты зарницы въ темнотѣ.
Среди земныхъ утѣхъ любовь мою святую
Едва-ль ты сохранишь въ небесной чистотѣ;
Всегда твое жилье пустымъ я находила
И въ часъ, когда вездѣ стихалъ движенья гулъ,
А я въ твоемъ саду подъ окнами бродила,
Ты ночи расточалъ на пагубный разгулъ.
Иль снова любишь ты и вырваться изъ плѣна
Нѣтъ силъ въ тебѣ опять, питомецъ бѣдный мой?
А здѣсь, гляди, кругомъ осыпалась вервенна,
И ты не проводилъ отцвѣтъ ея слезой…
Та зелень грустная пророчитъ увяданье
И мнѣ, когда меня твой духъ не оживитъ:
Взовьется къ небесамъ ея благоуханье, —
И память обо мнѣ на небо улетитъ!

ПОЭТЪ.

        Идя сегодня по равнинѣ,
        Я кустъ шиповника нашелъ;
        Цвѣточекъ блѣдный въ серединѣ
        Дрожалъ: бѣдняжка! онъ отцвѣлъ...
        А тутъ же рядомъ, зеленѣя,
        Бутонъ качался на стеблѣ:
        Онъ молодъ былъ, онъ былъ милѣе, —
        Такъ мать-природа, будто фея,
        Людей смѣняетъ на землѣ.

МУЗА.

О, жалкій человѣкъ! Все тотъ же ты, несчастный!
Ногами топчешь прахъ и къ свѣту льнешь челомъ.
Вездѣ кровавый бой, повсюду путь опасный,
И сердце какъ ни лжетъ, все рана есть на немъ.
Одинъ надѣется, тотъ сѣтуетъ на Бога,
Комедію одну играетъ цѣлый свѣтъ;
Подъ лоскомъ мишуры скрываютъ люди много,
Но вѣрно въ нихъ одно: ихъ спрятанный скелетъ.
Увы! любимецъ мой, твой даръ тебя покинулъ,
И лира ни на что привѣтомъ не звучитъ,
А геній твой въ чаду пустыхъ желаній сгинулъ,
Любовью къ женщинѣ до срока онъ убитъ;
Растратилъ душу ты на слезы и страданья, —
Не взыщетъ Богъ за кровь, какъ взыщетъ за рыданья!

ПОЭТЪ.

        Сегодня въ рощѣ голосъ сладкій
        Я птички рѣзвой услыхалъ,
        У ней же въ гнѣздышкѣ украдкой
        Птенцовъ погибшихъ увидалъ.
        Я пѣньемъ птички любовался...
        Кто въ здѣшней жизни изнемогъ,
        Тому, вѣдь, Богъ еще остался:
        Надежда — здѣсь, на небѣ — Богъ.

МУЗА.

Но что же ты найдешь, когда въ изнеможеньи
Вернешься ты одинъ въ очагъ забытый свой?
Ты всюду встрѣтишь пыль, — слѣды пренебреженья,
Оттуда улетятъ отрада и покой,
Тамъ духъ невидимый навѣки поселится,
Чтобъ спрашивать тебя: что сдѣлалъ ты съ собой?
Иль ты надѣешься, что совѣсть усыпится
Подъ звуки мирные поэзіи былой?
А гдѣ убѣжище поэзіи? — Сознайся,
Что въ сердцѣ лишь твоемъ; но сердце замолчитъ,
Его разспрашивать тогда ты не пытайся,
Тлетворный ядъ страстей его испепелитъ.
Лишь изрѣдка его живучіе остатки,
Какъ змѣи обовьютъ всю грудь твою кольцомъ, —
И кто же облегчитъ тѣ жгучіе припадки?
Кто сѣтовать придетъ надъ горестнымъ пѣвцомъ,
Когда Создатель самъ, быть можетъ, мнѣ прикажетъ,
Чтобъ, недостойнаго, я кинула тебя,
Въ небесную страну мнѣ грозно путь укажетъ,
И, крыльями блеснувъ, какъ сонъ, исчезну я?..
А прежде, помнишь ли, ничто не угрожало
Свиданью нашему въ таинственныхъ лѣсахъ,
Гдѣ въ тихія мечты тебя я погружала,
А сильфы прятались въ каштановыхъ вѣтвяхъ,
Желая подсмотрѣть красу мою нагую…
Тамъ слезы нѣжныя жемчужною росой,
Припомни, какъ ронялъ ты въ воду ключевую!
Что сдѣлалъ ты, поэтъ, съ той радужной весной?
И кто сорвалъ плоды, что я заколдовала?
Щека твоя цвѣла здоровьемъ молодымъ,
Которымъ я тебя отъ неба надѣляла:
Теперь же смотришь ты безсильнымъ и худымъ.
Безумный! Ты съ красой погубишь вдохновенье —
И я умру отъ стрѣлъ разгнѣванныхъ боговъ;
Когда-жъ, безкрылая, паду я съ облаковъ,
Что, жалкій, мнѣ тогда ты скажешь въ утѣшенье?!

ПОЭТЪ.

Вѣдь птичка не груститъ, извѣдавши утрату,
А свищетъ надъ своимъ разрушеннымъ гнѣздомъ,
И утренній цвѣтокъ, подкошенный къ закату,
Даря просторъ полей цвѣтущему собрату,
Склоняется къ землѣ покорнымъ стебелькомъ.

Вѣдь вѣчно мы въ лѣсу ногами попираемъ
Подъ зеленью живой опавшіе сучки,
И сколько міръ земной, трудясь, ни изучаемъ,
Мы знаемъ лишь одно, что взгляды измѣняемъ
И дальше насъ несутъ невѣрные шаги.

Вѣдь все до самыхъ скалъ — добыча разрушенья
И все погибшее рождается опять,
И самая война готовитъ удобренье
Для нивъ, гдѣ пронеслась рука опустошенья
И пищу мы съ могилъ приходимъ собирать.

И такъ, что̀ стоитъ жизнь? Зачѣмъ же воздержанье?
Люблю, хоть блѣденъ я; люблю — хоть буду хилъ;
Люблю — и я отдамъ свой геній за лобзанье,
Люблю — и я хочу, чтобъ вѣчный ключъ страданья
Мнѣ впалую щеку слезою оросилъ!..

Да, муза, я люблю, и смѣло я рѣшился
Разгулу и страстямъ хваленіе воспѣть,
И буду повторять, чтобъ каждый веселился, —
Что былъ я цѣломудръ, но нынче измѣнился
И въ радостяхъ любви готовъ я умереть.

О, сердце гордое! Помѣху колебаній
Отбрось безъ горечи: раскрой свою любовь!
Красуйся, какъ цвѣтокъ, среди благоуханій!
Страдавшимъ нужно жить для новыхъ испытаній,
И тѣмъ, кто ужъ любилъ — любить еще и вновь!..