Максимилиан Волошин. Избранное. Стихотворения. Воспоминания. Переписка.
Минск, «Мастацкая лiтаратура», 1993
Составление, подготовка текста, вступительная статья и комментарии Захара Давыдова и Владимира Купченко
Литературные процессы в России начала XX века отмечены небывалой сложностью. Бесчисленны разногласия течений, группировок, кружков — а внутри каждого из них были еще и свои противоречия. Личные же отношения многих ведущих литераторов той эпохи прямо поражают своей порой какой-то иррациональной неустойчивостью. Достаточно вспомнить перипетии дружб А. Блока и А. Белого, А. Белого и В. Брюсова, В. Брюсова и К. Бальмонта, М. Волошина и Вяч. Иванова: все оттенки человеческой страсти — от благоговейной нежности до исступленной вражды — проходят, сменяясь, в их взаимоотношениях.
На этом фоне выделяется своей неизменностью многолетняя дружба К. Бальмонта и М. Волошина — людей, казалось бы, полярно противоположных. Но на деле взрывчатый, неистовый темперамент «поэта-испанца» как нельзя лучше сочетался с уравновешенным нравом «всеобщего примирителя» Волошина. А одинаковые для того и другого неизмеримое трудолюбие, огромная образованность, страстная преданность поэзии еще больше объединяли их.
Не подлежит сомнению, что скрепляющим началом в этой дружбе был младший из поэтов — Волошин. Начав со строгой критики «прелюбодея слова»[1], Волошин, при личном знакомстве с Бальмонтом, навсегда пленяется его вечно пламенеющей, детски искренней душой. Он целиком принимает этого трудного, полного противоречий человека — и никакие самые неожиданные его выходки не могут уже изменить его чувства…
Письма Бальмонта к Волошину намечают развитие дружбы двух замечательных русских поэтов, порой по-новому освещая личность Бальмонта и убедительно подтверждая репутацию Волошина-человека. И, в какой-то степени, обогащают наше представление о всей эпохе «русского Ренессанса».
1 править
4 августа 1904.
Иванино, Курско-Киев. ж. д.
Милый Макс, напиши мне два слова. Где ты теперь? В Париже, в Швейцарии, в Англии?[2] О чем твои мечты и мысли? Когда и где свидимся? Когда предпримем нашу Одиссею — более счастливую, надеюсь, чем та, что рассказана Греком?
Я целые дни читаю книги, касающиеся так или иначе Индии и вообще Древнего Мира. Жалею, что не могу читать 24 часа в сутки. В наш короткий земной разбивчатый день успеваешь прочесть до поразительности мало. Я вечно голоден. Ведь кроме всего — книги человеческие написаны почти все изумительно плохо. Люди болтливы, глупы, не изобретательны, тупо-цепки к своим слабостям, их мысли, как муравьи, разлезаются в разные стороны, не имея Индийской способности «иогической концентрации», и, как муравьи же, мысли людей в подавляющем большинстве — простые рядовые.
Вспоминаем часто тебя. Я в отдельности часто вспоминаю или, вернее, всегда чувствую Елену[3]. Пишу мало. Грущу довольно. Рад уехать далеко.
Твой Бальмонт.
2 править
20 октября 1904.
Москва. Б. Толстовский, К.
Конечно, Макс, некоторых вещей вовсе не нужно говорить, довольно их оценить про себя. Но так как я к тебе относился не как к другим, я предпочитаю сказать некоторые вещи вслух, дабы избавиться от них и не повторять их про себя.
Если я даю другу (или даже чужому) руку — и обещаюсь, я сдерживаю слово. Иначе — рукопожатие вещь некрасивая. Если я чувствую невозможность сдержать обещание, — я об этом говорю вопросительно, а не утвердительно, как ты, — без развязности. Я сказал бы: «Можно, товарищ, несмотря на обещание, не ехать?» Не сказал бы: «Я не еду». Чтобы черт тебя побрал, милый друг. Неужели я стал бы «требовать». Но формы есть и в дружбе.
При сем сообщаю. Заговорив об Индии летом[4] (заговорил ты, не я), ты лишил меня моего плана — поехать летом в Оксфорд, приготовиться, и найти попутчиков, которые, конечно, не были бы связаны со мной дружбой, но во многих отношениях были бы по меньшей мере столь же интересны мне, как ты. Ты лишил меня и еще кой-чего. Ну, что ж, хвала моей доверчивости и твоей фальсификации.
Твои рассуждения о том, что мы на разных концах жизни и что я прошел все костры, кратко говоря, весьма наивны. Мы на разных концах, но не в том смысле, а именно: я моложе тебя и всех Вас, друзья мои, лет на 10, и Вы все будете старыми дьяволами, когда я буду по-прежнему с апрельской душой. Число же костров неограниченно, и надо думать, будучи саламандрой, я их еще пройду много, когда ты уже будешь солидно заседать в какой-нибудь Академии.
Насчет «абсолютности» Индии можно пожелать большей филологической грамотности. Частное не может быть общим. Да и почему же бы не нырнуть в «абсолютное» лишний разок. Так хорошо бы, — особливо с твоей рецептурной беззаботностью.
Я чувствую несколько сильнее, чем говорю, и поэтому не считаю свои слова чрезмерными.
Adios, amigo[5]. К. Бальмонт.
3 править
27 декабря 1906.
Париж.
Милый Макс, обращаюсь к тебе с просьбой. Отдай посылаемые мои ритмические впечатления в какой-нибудь журнал, предпочтительно в «Факелы», ежели они не загасли.
Ничего тебе не пишу, ибо ты, гадкий человек, ничего мне не пишешь. Столь же гадок и Вячеслав[6], кот<орый> даже не отвечает на письма. Или оные уворовываются жандармами?
Я в беспрерывном творчестве. Но вовсе не ведаю, что мне делать с написывающимися стихами. Горе мне, прошли времена, когда меня просили и разрывали. Ныне предлагаться приходится, да и то напрасно. Хорошо, что я несколько мудрец в своем безумии, а в злосчастиях и счастие имею. Особливое.
Жму руку. Нежную сказку приветствую[7].
Твой К. Бальмонт.
4 править
19 января 1907.
Париж, Пасси.
Макс, я сегодня получил твое письмо. Ждал от тебя ответа значительно раньше. Но слишком знаю, что значит Русская дружба. Впрочем, ты ответил. Я даже немного импрессиорован: откуда мне сие?
За обещание хлопот благодарю. Посылаю пять маленьких вещей. Помести их, где хочешь — лишь не в реакционных местах (к коим ты ведь тоже испытываешь, как и я, отвращение).
В письме твоем меня изумило одно сообщение: намерение Петербургских поэтов посылать коллективный протест Грифу[8]. Быть может они пошлют такой же протест С. Полякову и В. Брюсову, за усвоение, через хамов, наглого Буренинского тона в «Весах», созданных, морально, не хамами и не Бурениными? Или Петербургских поэтов нужно купить не только своей деликатностью, не только своим талантом или гением, но и рублями? Красиво, то-ис, во как красиво.
Впрочем, я вдали от всех вас. Мне даже радостно знать, что я один. Я никогда не был ни в сомкнутом строе, ни в слипшейся клике.
Обнимаю тебя, искренно, и не пряча за пазуху нож или дубину.
Твой К. Бальмонт.
5 править
6 октября 1908.
Мюнхен.
Макс, если ты не был в Мюнхене, не томись желанием быть в нем. Так сказал скучающий Бальмонт. В Мюнхене ничего хорошего нет, кроме пива. Но его я пью лишь тогда, когда у меня нет денег на вино. Елена просит тебя прислать ей фотографию андрогина, находящейся в Лувре. Если же ее не имеется, просит попросить у Президента французской Республики позволения тебе снять ее. Я же прошу тебя послать мне Бедекер по Италии, если имеешь и он тебе не нужен (или не поищешь ли на rue de la Tour?). Хотим сбежать на Ривьеру. — Макс, Макс, нет Бога, кроме Бога и Париж есть лик его. — Толстому привет[9]. Помню его Стеньку. А цветы его провожали меня до распроклятой Немции. Обнимаю тебя.
Твой К. Бальмонт.
6 править
1 февраля 1909.
Париж, Пасси.
Доверяю Максимилиану Александровичу Волошину вести переговоры и заключить договор — относительно моей книги «Побеги травы» Уольта Уитмена, — с редактором книгоиздательства М. В. Пирожков, Михаилом Михайловичем Могилянским, и с другими издателями.
Константин Дмитриевич Бальмонт.
3 февраля 1909.
Милый Макс, мне очень жаль, что я не видал тебя еще раз перед отъездом. Но мне почему-то твердо верится, что мы очень скоро опять с тобой свидимся.
Напоминаю тебе о твоем обещании оказать мне услугу. Сходи, пожалуйста, к Мих. Мих. Могилянскому, бывшему редактору и-ва М. В. Пирожков, Васильевский Остров, Большой проспект, 6, — и спроси его, какая же судьба постигла «Побеги травы» Уитмена:
1. Будет ли какое-то конкурсное управление печатать эту мою книгу и когда?
2. На каких условиях?
3. Не предпочтительнее взять рукопись (за которую я не получил никакого гонорара) и передать другому издателю?
4. С Могилянским было договорено, что мне будет уплачено 700 рублей. В виду несчастия, постигшего издательство, я согласен уменьшить эту цифру до 500 рублей. На меньшую цифру я не согласен.
Жму руку. Твой К. Бальмонт.
См. на обороте.
Приписка. Макс, еще. Быть может, тебе доставят из «Шиповника» мою рукопись «Морское свечение» (литературные очерки). Если найдется какое-нибудь издательство, которое пожелает эту вещь издать, договорись с ним. Представляю тебе полную carte blanche[10] для выработки условий.
Очень мне тягостно тебя затруднять. Но кроме тебя мне не к кому обратиться… К. Бальмонт.
7 править
Июль 1909.
Макс, сообщи мне, пожалуйста, как обстоят дела с «Аполлоном»?[11] Если воистину он готовится, я по получении от тебя письма вышлю тебе 3-4 солнечных своих стихотворения, только что засветившиеся, отрывки из неоконченной драмы Словацкого «Гелион» и небольшой очерк отвлеченного характера.
Жму руку. Отзовись.
Твой К. Бальмонт.
Не пошлешь ли мне «Остров»[12], где я значусь сотрудником, экземпляров себя?
8 править
26 октября 1911.
Милый Макс,
Именем Марсия подтверждаю поступление в число твоих богатств книги о До-Эллинских Цивилизациях. Она не здесь — следственно в Париже (тихая скорость, прибывшая — кстати, что за пленительная противоречивость — тихая скорость, вроде латинского festina lente[13]). Дожди вознамерились изгнать нас отсюда, и недалек час (или во всяком случае день) моего прибытия в Город Несуществующих людей. — В свободную минутку загляни к Е.[14] Обнимаю тебя.
Твой Бальмонт.
9 править
13 февраля 1914.
Пасси. Полдень.
Макс, жму руку твою. Слова твои дошли до меня, и мне хотелось получить от тебя знак жизни, знак памяти сердца.
Я получил и книгу твою[15], в которой многое мне нравится своей четкостью, силой и своеобразием. «Аполлон и мышь», быть может, наилучшее в «Ликах творчества», и я радуюсь, что в эту тонкосплетенную беседку слов забежала и моя белая мышка. Да напишем памяти этого зверька, оба, по сонету! Я свой посвящу тебе {*}, а ты свой мне[16]. Хочешь?
Пока же посылаю иной сонет, который, чаю, тебе будет люб.
Шлю и книги свои.
Через месяц иду на Руст<авели>. Объеду 13-15 городов. Буду читать.
Осенью в Москве пришла ко мне Майя. Она нежно и больно и глубоко вошла в мое сердце. Это — существо драгоценное[17].
Сейчас светит Солнце. Как, верно, хорошо у тебя! Тебе шлют приветы Катя, Нюша, Елена[18]. Я в тех же созвездиях — и в новых, нежданных.
Обнимаю тебя, Макс. Я тебя искренне люблю.
Твой К. Бальмонт.
Вот этот сонет Бальмонта, написанный 10 марта 1914 года:
МАКСУ
Ты нравишься мне весь, с своею львиной гривой
И тайной яростью невыраженных слов,
В теснине ты поток, и взрывный, и бурливый,
Что точит камень скал, чтоб литься из основ.
Ты к нам пришел сюда от чуждых берегов.
Твой лик не совмещу с моей родною ивой,
В Элладе ведал ты, за сонмами веков,
Ристалище и лавр победою горделивый.
Люблю тебя за то, что твердою киркой
Ты разрываешь глубь, чтоб камень дорогой
Покорно отдала борцу родная Гайя {*}.
Люблю, что пожелал наш Рок, ведун слепой,
Чтоб с болью ласковой, через тебя, тобой,
Вошла в мою мечту — и в ней сияет — Майя.
{* Гайя (Гая) — гора в Индии, центр паломничества буддистов.}
10 править
30 июня 1914.
Макс, Макс, это стихотворное обращение к тебе было написано 10-го марта. Я посылаю его тебе 30-го июня[19]. Поистине, это фантазия. Почему не послал до сих пор? Я уехал в Россию 11-го марта. А с тех пор — вот до этих дней в безлюдном Сен-Бревене, с священно-кроткой Нюшенькой вдвоем — я был в беспрерывном кипении, и временами думал, что лишусь рассудка, и временами думал, что пора уйти с Земли или сделать что-нибудь, что сделает невозможным дальнейшее пребывание мое на Земле. Но какая-то Рука —
«…Рука Его, рука Нечеловека…» —
держит меня и удерживает, когда я чувствую себя на самом тонком острие самой глубокой пропасти. Я светлый сейчас и тихий и тихонько-вдохновенный и глаз мой видит далеко.
Твой стих ко мне прекрасен[20]. И я читал его многим, и неизменно вызывал восторг. Как полюбится тебе мой стих? Он, конечно, в конце шаловливо ускользает от тебя. Так уходит лоза, чтобы, начавшись в одном месте, сверкнуть ягодами в другом.
Мне очень бы хотелось увидеть тебя, ты один из тех 3-х или 4-х мужчин, которых я люблю братски и которые заставляют меня думать, что эта половина обитателей Земли не вся должна была бы мною быть истреблена, если я имел силу Тамерлана.
Когда и где увижу тебя? Что делаешь? Что пишешь? Я перевожу «Сакунталу», восторгаюсь Калидасой и пишу сам стихи в малом количестве. Уезжаю через неделю в Судак. Пиши туда. Обнимаю тебя. Морские боги и духи гор да благословят тебя.
Твой К. Бальмонт.
11 править
13 ноября 1914.
Пасси.
Милый Макс, приезжай к нам, как только сможешь выехать. И я и Нюша, мы оба тебе сердечно рады. Поселим тебя в большой комнате Ниники[21], а в ней светло и уютно.
Я жажду бесед с тобой и быстрых прогулок, которые и ты любишь[22].
Кланяюсь Маргоре, укоризненно возглашаю «славянству — слава!» и обнимаю тебя.
Твой Бальмонт.
12 править
Июнь 1920.
Москва.
Милый Макс, сегодня мне минуло 53 года, что похоже на сказку, а завтра я с Еленой, Нюшей и Миррочкой[23] уезжаю в Ревель и оттуда, по видимости, в Париж, что сказка вторая и действительная. Катя и Ниника в Миассе.
Читал твои книги. Помню. Жду свидания. Я тот же.
Обнимаю тебя. Твой К. Бальмонт.
- ↑ См. «В защиту Гауптмана. По поводу переводов г. Бальмонта…» // Русская мысль. 1900. N 5. С. 193—200.
- ↑ Письмо было адресовано Волошину на парижский адрес.
- ↑ Цветковская Елена Константиновна (1880—1943) — третья жена К. Бальмонта.
- ↑ В дневнике Волошина «История моей души» за 1904 год есть запись: «29 мая. Прогулка в Фонтенбло. Клятва ехать в Индию».
- ↑ Прощай, друг (исп.).
- ↑ Имеется в виду Вячеслав Иванов.
- ↑ Маргарита Васильевна Сабашникова, с 1906 года — жена Волошина.
- ↑ «Грифом» символисты называли Сергея Александровича Соколова (1878—1936) — поэта (псевдоним — Кречетов), владельца издательства «Гриф».
- ↑ В 1908 году А. Н. Толстой познакомился в Париже с Волошиным и Бальмонтом.
- ↑ свободу действий (франц.).
- ↑ Первый номер литературно-художественного журнала «Аполлон», издававшегося Сергеем Константиновичем Маковским в Петербурге, вышел из печати 24 октября 1909 г. В этом номере были опубликованы два стихотворения Бальмонта: «Купина» и «Последняя заря».
- ↑ «Остров» — журнал поэзии, первый номер которого вышел в мае 1909 г. в Петербурге. Тираж второго номера не был выкуплен из типографии. Ни в одном из этих номеров К. Бальмонт не значился сотрудником «Острова».
- ↑ торопись медленно (лат.).
- ↑ Е. К. Цветковская.
- ↑ «Лики творчества», книга статей Волошина, вышедшая в издательстве «Аполлон» в 1914 году.
- ↑ Удивительно, но факт: именно в этот день, когда Бальмонт только предлагал Волошину обменяться стихами, — Максимилиан Александрович написал стихотворение «Фаэтон».
- ↑ Имеется в виду М. П. Кювилье (в первом браке — Кудашева).
- ↑ Катя — Е. А. Бальмонт; Нюша — А. Н. Иванова; Елена — Е. К. Цветковская.
- ↑ См. примечание 2 письма 9.
- ↑ См. примечание 3 письма 9.
- ↑ Нина Константиновна Бальмонт (род. 1901, по мужу — Бруни).
- ↑ Об этом времени Волошин вспоминал (запись от 21 апреля 1932 г.): «Я тогда остановился у Бальмонта. <…> Это было хорошее время: по утрам длинные разговоры с Б<альмонтом>. Потом работа в Национальной Библиотеке. Иногда с утра оба садились за стихи на темы, которые сами себе задавали. И работа над стихами длилась часто изо дня в день неделями, не иссякая. В этих состязаниях мы одобряли, поддерживали друг друга».
- ↑ Миррочка — Мирра Константиновна Бальмонт (1907—1970).