другую, только для того, чтобы самому удовлетворить, как это кажется вашему другу, да и многие думают, потребность своего организма, вы уже допускаете возможность, недопустимую для человека, признающего высшие религиозные требования: что имеете право на пользование телом женщины, которую уже по этому самому не можете считать равным себе человеческим существом — сестрою. Не признаете и того, что если некоторые будут иметь многих женщин, то будут такие, у которых их не будет. И потому указать людям, не признающим религиознонравственных требований, на средства успешной борьбы с похотью я не могу, да и никто не может. Средство есть одно: сознание духовности своей жизни и стремление к ее усилению. То, что ваш друг близок к падению, и вы также боитесь за себя, происходит только оттого, что у вас нет высших религиознонравственных требований. Мало того, не имея их, вы подпадаете самовнушению о том, что нельзя или страшно трудно бороться с требованиями организма, требованиями вовсе не непреодолимыми, как пища, сон и другие.
Простите меня, если я ошибся в предположении о вашем миросозерцании, и если это так, то буду очень рад, узнавши противное. Во всяком случае желаю вам успеха, не скажу в половой борьбе, а в общей борьбе духовной силы с телом.
Подлинник написан и датирован на машинке, подпись собственноручная. Впервые опубликовано в TT, 1, стр. 23—24.
Георгий Алексеевич Князев (р. 1887) — в то время студент Петербургского университета, впоследствии научный работник, историк-архивист.
В письме от 8 декабря 1908 г. Г. А. Князев писал о своем друге студенте, на которого вначале не повлияла «развращающая обстановка привилегированного закрытого учебного заведения». Однако, устав от борьбы с соблазнами, не видя истинной точки опоры, он заколебался. Сам корреспондент благодаря влиянию Толстого успешно сохранял свою чистоту, но он чувствовал, что очень трудно не быть захваченным общим течением. Он спрашивал: «Где же выход из этого тупика?»
1908 г. Декабря 14. Я. П.
Прочел, милый друг и сестра Машенька, твое письмо к Душану. Оно очень, почти до слез, тронуло меня и твоей любовью
