железнодорожной станции, был вызван не одной, а рядом причин. Среди них — нараставшее с каждым годом сознание недопустимости разрыва между принципами, которые он сам же проповедовал, и «барской жизнью», которую был вынужден вести. Дневники Толстого пестрят признаниями на эту тему. «Жизнь здесь, в Ясной Поляне, вполне отравлена. Куда ни выйду — стыд и страдание»,[1] — записывает он в июле 1908 г. Еще отчетливее запись в мае 1910 г.: «Опять мучительно чувствую тяжесть роскоши и праздности барской жизни… Мучительно, мучительно».[2] И несколькими месяцами спустя 20 августа: «Ездил верхом, и вид этого царства господского так мучает меня, что подумываю о том, чтобы убежать, скрыться».[3] Эти переживания обострялись письмами, которые Толстой получал на тему о противоречии между догмами его религиозно-нравственного учения и личной жизнью, а также «просительными» письмами о материальной помощи (такие просьбы он не мог удовлетворять не только из-за многочисленности их, но и потому, что небольшие деньги, находившиеся в его распоряжении, были недостаточны даже для помощи известным ему лицам). К тому же духовная драма Толстого обострялась теми сомнениями в истинности его религиозно-нравственного учения, о которых уже говорилось выше.
Невыносимой была и борьба между Софьей Андреевной и В. Г. Чертковым, одним из самых убежденных «толстовцев», прилагавшим все усилия для того, чтобы жизнь Толстого не противоречила догмам его же учения. Эта борьба стала для Толстого особенно тяжелой в период, когда он писал завещание (лето 1910 г.).
Уход Толстого был вызван, следовательно, сложной ситуацией, в которой переплетались мотивы общественно-политические ж личные. В результате долгих размышлений писатель решил окончательно порвать с укладом барской жизни и поселиться среди народа, которому были отданы все его помыслы, чувства, его сердце.
В письмах, включенных в 77—82 томы, зачастую излагаются философские взгляды писателя, в которых Толстой развивает
