чувству, которое пробудится в тебе. Я думаю, напротив, что такое дело должно быть решено не чувством, личным чувством, чувством человека к человеку, а высшим сознанием — сознанием своего отношения к богу, своим делом по отношению к нему или к закону жизни. Только если твое прощение и возвращение к Анд[рюше] и принятие на себя опять положения жены2 будет основано на этом высшем сознании (для бога), только тогда всё, что бы ни вышло из этого, будет тебе легко и на благо и всем связанным с этим — и ему и детям. А можешь и должна ты сделать это для бога, — это можешь знать и решить одна ты. Так вот мой совет.
Нежно, очень нежно любя, целую тебя.
То, что Анд[рюша] в последнее время становится лучше, и всё, что пишет о нем Маша, я подтверждаю вполне; но повторяю, что не это, не то, чего можно ожидать от него, должно быть основанием твоего решения, а то, что произойдет в твоей душе.
Приписка к письму М. Л. Оболенской от 29 октября 1906 г.
1 Письмо неизвестно.
2 A. Л. и О. К. Толстые разошлись в ноябре 1903 г., формальный развод состоялся осенью 1907 г.
1906 г. Октября 30. Я. П.
Спасибо вам, милый Ив[ан] Фед[орович], что помните обо мне и сообщаете такие радостные известия. Помогай им бог. Впрочем, те слова, к[оторые] сказаны Куртышом, суть выражения не мыслей и чувств Куртыша, а проявления бога.
Всё яснее и яснее сознаю последнее время, что жизнь не счастливая, а блаженная, как это верно подразделяет Фихте, достигается только заменой своей воли волей бога, предоставлением ему жить через тебя. Испытываю это временами и чаще, чем старше и ближе становлюсь к тому таинственному новому состоянию, к[оторое] мы называем смертью. Желаю вам этого единого блага.
