приставали, около нее сходились другія молодайки, мужики и молодые ребята, проходя мимо, замолкали и поглядывали на нее. Даже старикъ рѣдкій проходилъ, чтобъ не посмѣяться съ ней; ребята и дѣвочки обходили ее, косились и говорили: «Вишь Маланька-то, Маланька-то какъ идетъ».⟩
А Маланька шла точно также, какъ и другія бабы, ни наряднѣе, ни чуднѣе, ни веселѣе другихъ. На ней была панёва клѣтчатая, обшитая золотымъ галуномъ, бѣлая, шитая краснымъ рубаха, гарусная занавѣска, красный платокъ шелковый на головѣ и новые коты на шерстяныхъ чулкахъ. Другія были въ сарафанахъ, и въ поддёвкахъ, и въ цвѣтныхъ рубахахъ, и въ вышивныхъ котахъ. Также, какъ и другія, она шла, плавно и крѣпко ступая съ ноги на ногу, помахивая руками, подрагивая грудью и поглядывая по сторонамъ своими бойкими глазами. ⟨Да что то не то было въ ней, отчего её издалека видно было, а вблизи с нее глазъ спустить не хотѣлось.⟩ Она шла, смѣялась съ солдатомъ и про мужа вовсе не думала.
— Ей Богу, наймусь въ выборные, — говорилъ солдатъ, — потому, значитъ, въ эвтомъ дѣлѣ оченно исправно могу командовать надъ бабами. Меня Андрей Ильичъ знаетъ. Я тебя, Маланья, замучаю тогда.
— Да, замучаешь, — отвѣчала Маланья, — такъ то мы лѣтось земскаго въ ригѣ, ленъ молотили, завалили, портки стащили, да такъ то замучали, что побѣжалъ, портки не собралъ, запутался. То то смѣху было.
И бабы покатились со смѣху, даже остановились отъ хохота, а солдатка хохотунья присѣла, ударила себя по колѣнямъ ладонями и завизжала хохотомъ.
— Ну васъ совсѣмъ, — сказала Маланья, локтемъ толкая товарку и понемногу затихая отъ смѣха.
— Ей Богу приходи, — сказалъ солдатъ, повторяя то, что онъ уже говорилъ прежде, — сладкой водки куплю, угощу.
— Ей мужъ слаще водки твоей, — сказала солдатка, — нынче пріѣхать хотѣлъ.
— Слаще, да какъ нѣтъ его, такъ надо чѣмъ позабавиться для праздника, — сказалъ солдатъ.
— Что ты мое счастье отбиваешь, — сказала Маланья. — Больше водки покупай, Барычевъ, всебезпремѣнно придёмъ.
И вдругъ Маланьѣ вспомнилось, что мужъ второй праздникъ обѣщалъ пріѣхать и не пріѣзжаетъ, и по лицу ея пробѣжало облако. Но это было только на одно мгновенье, и она опять начала смѣяться съ солдатомъ. Солдатъ шопотомъ сказалъ ей, чтобы она одна приходила.
— Приду, Барычевъ, приду, — громко сказала Маланья и опять залилась хохотомъ. ⟨Не много нужно, чтобы рабочимъ, молодымъ и здоровымъ людямъ въ праздникъ было весело.⟩ Солдатъ обидѣлся и замолчалъ.
Анисимъ Жидковъ, который видѣлъ, какъ Тихонъ въѣхалъ
