отделять общую всем истину от того, что они только, известные люди, считают за истину. Если бы это было так, если бы они не считали того, что причащение, или происхождение св. духа, или существование духов суть такие же несомненные истины, как и закон смирения, нестяжания, чистоты любви, если бы они свою ложку дегтю разводили бы в особенной посудинке, не заражая всю бочку, то можно было бы не ненавидеть этих частных учений. Тогда бы можно было сходиться теми огромными сторонами, кот[орые] общи у всех людей, и не прикасаться теми сторонами, к[оторые] так разнообразно прихотливо изогнуты у стольких различных исповеданий. — Думал же я это особенно живо, когда читал или слышал про вашу глубоко сочувственную мне деятельность во имя того принципа человечности, о кот[ором] вы упоминаете в вашем письме. Эти же чувства испытываю я беспрестанно, получая в последнее время из Америки очень много спиритических изданий и журналов, из кот[орых] многие, напр. Wo[r]ld’s advance Thought, самого высокого христианского настроения.
Вот вам моя исповедь; пожалуйста, еще раз простите меня, если я, излагая ее, где-нибудь слишком резко выразился. Я скажу, как дети: простите, это в первый и последний раз, последний раз п[отому], ч[то], раз высказавшись, я уже не буду никогда впредь говорить с вами о спиритизме, а если вы не лишите меня своей дружбы и общения, буду общаться с вами теми сторонами, к[оторые] у нас согласны. — Мне кажется, что это можно, и надеюсь, что то обстоятельство, кот[орое] вызвало эту переписку, будет не орудием разъединения, а, напротив, сближения между нами. —
- Если я неверно ставлю отчество, то простите. В городе бы я узнал, а в деревне негде.
На конверте: Петербург. Университет. Профессору Николаю Петровичу Вагнеру.
Впервые с цензурными пропусками опубликовано в «Известиях Общества Толстовского музея» 1911, № 2, стр. 2—4. Дата определяется записью в Дневнике Толстого 25 марта (см. т. 51, стр. 31).
