Голденв[ейзеръ], хорошо, но я остался холоденъ. Ѣздилъ верхомъ и для Труб[ецкого] сидѣлъ.
Нынче 6 Іюня. И опять то же состо[яніе] грусти, жалости къ себѣ. Пошелъ въ Заказъ. Встрѣтилъ малаго, спрашиваетъ, можно ли ходить, а то черкесъ бьетъ. И такъ тяжело стало! Хорошо оч[ень] думается, но все несвязно, растрепано. Поработалъ на[дъ] предисловіемъ. Надъ комедіей не могъ. Отъ Ч[ерткова] хорошее письмо. Послѣ завтрака пришли рабочіе Пречистенс[кихъ] курсовъ. Очень хорошо съ ними говорилъ. Потомъ Дима съ Телятинскими. Пляска и опять хорошій разговоръ съ[1] крестьянками. Вечеромъ Голд[енвейзеръ]. Съ Сер[ежей лучше. Легъ поздно. Очень тяжело. Какое то странное душевное состояніе. Какъ будто что то въ мозгу. И все таже слабость. Все хочется себя жалѣть. Не хорошо.[2]
7 Іюня. Дурно спалъ, оч[ень] мало. Поправлялъ предисловіе. Потомъ сказалъ С[офьѣ] А[ндреевнѣ] о черкесѣ, и опять волненіе, раздраженіе. Оч[ень] тяжело. Все хочется плакать. Ѣздилъ верхомъ къ поручику. Баба, мать убійцы. Написалъ письмо въ газеты. Вечеромъ Николаевъ. Оч[ень] безтолково спорилъ. Никитинъ.
[10 июня.] 8, 9, 10 Іюня. Два дня пропустилъ. Былъ нездоровъ и чрезвычайно слабъ, особенно 8-го. Такъ просто, близко къ смерти. 8-го ничего не дѣлалъ, кромѣ пустыхъ писемъ. Пріѣхала дѣвушка на костыляхъ, какъ всегда, съ неопредѣленными отъ меня требованіями. Непріятны мнѣ были доктора, особенно Никитинъ съ своей вѣрой въ свое суевѣріе и съ своимъ желаніемъ увѣрить въ немъ другихъ. Написалъ оч[ень] плохо въ газеты о невозможности помогать деньгами. Но не пошлю. Не надо. Былъ Орленьевъ. Онъ ужасенъ. Одно тщеславіе и самаго низкаго тѣлеснаго разбора. Просто ужасенъ. Ч[ертковъ] вѣрно сравниваетъ его съ Сытинымъ. Оч[ень] мож[етъ] б[ыть], ч[то] въ обоихъ есть искра, даже навѣрно есть, но я не въ силахъ видѣть ее.
[3]10-го было получше, могъ заниматься опять предисловіемъ и много читалъ о бехаизмѣ съ дурнымъ чувствомъ, обращен[нымъ]
