для себя (тѣла) и о себѣ въ мнѣніи другихъ, жить любя. И удивительно радостно. Должно быть, отъ возраста, освободившаго отъ страстности: въ гнѣвѣ, похоти,[1] славѣ людской; но думаю, что возможно и всѣмъ. Много получаю писемъ, и очень хорошихъ. Письмо Иконникова таково, что, слушая его, расплакался, какъ старушка. И хорошо. Очень хорошо. Записать надо одно не изъ книжечки:
1) Говорятъ, говорю и я, ч[то] книгопечатаніе не содѣйствовало благу людей. Этого мало. Ничто, увеличивающее возможность воздѣйствія людей другъ на друга: желѣзн[ыя] дороги, телеграфы, — фоны, параходы, пушки, всѣ военныя приспособленія,[2] взрывчатыя вещества и все, что называется «культурой», ника[къ] не содѣйствовало въ наше время благу людей, а напротивъ. Оно и не могло быть иначе среди людей, большинство к[отор]ыхъ живетъ безрелигіозной, безнравственной жизнью. Если большинство безнравственн[о], то средства воздѣйствія, очевидно, будутъ содѣйствовать только распространенію безнравственности. Средства воздѣйствія культуры[3] могутъ быть благодѣтельны только тогда, когда большинство, хотя и небольшое, религіозно-нравственно. Желательно отношеніе нравственности и культуры такое, чтобы культура развивалась только одновременно и немного позади нравственнаго движенія. Когда же культура перегоняетъ, какъ это теперь, то это — великое бѣдствіе. Мож[етъ] б[ыть] и даже я думаю, что оно бѣдствіе временное, что вслѣдствіе превышенія культуры надъ нравственностью, хотя и должны быть временныя страданія, отсталость нравственности вызоветъ страданія, вслѣдствіе к[отор]ыхъ задержит[ся] культура и ускорится движеніе нравственности и возстановится правильно[е] отношеніе.
Все занятъ, и очень усердно, Д[ѣтскимъ] К[ругомъ] Ч[тенія] и хотя медленно, но подвигаюсь. Нынче думалъ, что сдѣлаю 3 Кр[уга] Ч[тенія]. Одинъ — по отдѣламъ, дѣтскій; другой — такой же для взрослыхъ. Третій — безъ отдѣловъ, но исправленный старый.
