26 Іюнъ. 1908.
Вчера не писалъ. Провелъ ночь очень хорошо и пожалѣлъ, ч[то] не болѣю, не б[ыло] случая поправить вчерашнюю слабость. Ничего не писалъ. Попытался Орлова, и не пошло. Былъ Америк[анецъ] кореспондентъ. Хорошо поговорилъ съ нимъ. Разговоръ съ Кузминскимъ — непроницаемый мракъ. Я все-таки сказалъ.
Ночь провелъ дурно. Была боль. Я держался хорошо, безъ ропота. Но и боль была слабая. Послѣднее время испытываю очень радостное сознаніе: какъ только въ чемъ либо сомнѣнье: сказать — не сказать, пойти — не пойти, большей частью для похоти или славы людской, или пожалѣешь о чемъ, — скажешь себѣ: a тебѣ что за дѣло?[1] жизнь только для Бога въ себѣ и внѣ себя, и сейчасъ уничтожается сомнѣніе, и спокойно, хорошо, радостно. — Записываю утромъ, только что всталъ. —
[2]Сейчасъ думалъ:
Плохо, что камень крѣпокъ, когда хочешь рубить его, а если нуженъ камень, чтобъ точить на немъ, — тогда чѣмъ онъ жестче и крѣпче, тѣмъ лучше. Такъ и съ тѣмъ, что мы называемъ горестями.
Очень хорошо б[ыло] на душѣ, и теперь хорош[о], а только болитъ очень голова.[3]«А тебѣ что за дѣло?» Писалъ порядочно объ Орловѣ. Почувствовалъ нынче въ первый разъ возможность, какъ говоритъ Вивикананда, чтобы все вмѣсто «я» сдѣлалось «ты», — почувствовалъ возможность самоотреченi[я] не во имя чего нибудь, а во имя здраваго смысла. Трудно отвыкать отъ табаку, пьяницѣ отъ вина, a труднѣе и вмѣстѣ съ тѣмъ нужнѣе всего отъучиться отъ этого ужаснаго пьянства собою, своимъ «я». А я начинаю — теперь, передъ смертью — чувствовать возможность такого отреченія. Не велика заслуга.
30 Іюня 1908. Я. П.
Третьяго дня б[ылъ] слѣпой, бранившій меня. Вчера я ходилъ къ нему къ Николаеву и сказалъ, ч[то] я люблю его
- ↑ Слова: a тебѣ что за дѣло? вписаны над строкой.
- ↑ Зачеркнуто: 27 Іюня 1908. Е[сли] б[уду] ж[ивъ].
- ↑ Слово голова вписано карандашом.
