Написалъ письма. Какъ важно б[ыло] въ головѣ о 3-хъ степеняхъ сознанія, и какъ бѣдно вышло въ изложеніи. Но я еще вернусь къ этому.
1) Ребенокъ плачетъ, рожаясь. Умирающій печалится, умирая. И тому и другому надо радоваться — самая важная минута рожденія для обоихъ. Только для ребенка[1] уже послѣ перехода по сю сторону; для умирающаго передъ переходомъ на ту сторону.
23 Февр. 1904. Ясн. Пол.
Пишу о войнѣ, здоровье хорошо.[2] Хочется написать продолженіе Божеск[аго] и Человѣ[ческаго], и мнѣ очень нравится. Записано:
1) Меня смущала мысль о томъ, что безъ времени я не могу себѣ представить ничего. Когда я говорю, что все, что я вижу во времени, въ послѣдовательности, уже есть, я какъ будто говорю, что все, что будетъ, уже есть, но я только не могу этого видѣть. Но такое представленіе есть представленіе все-таки во времени. Понимать же существованіе внѣ времени нужно такъ, какъ я понимаю себя въ томъ, что я называю воспоминаніемъ: я понимаю себя и 5 лѣтъ, и 10 лѣтъ, и 15, и 20, и 21, и всѣхъ временъ въ одномъ. Я — все, что, мнѣ казалось, б[ыло] во времени, и, когда умру, буду все то, что я быль во всей моей жизни. Я соединю все своей жизнью. Жизнь моя исключаетъ время. Но мало того, что я — весь я во все время моей жизни, я — то, что быль мой отецъ, дѣдъ, бабка, всѣ люди: я все это ношу въ себѣ, я — даже все, что буду послѣ моей смерти. Я не то что буду — (время), а отъ меня скрыто все, я не могу обнять все, и отъ этого мнѣ кажется, что я во времени. Такъ что ясно, что понятіе времени вытекаетъ изъ ограниченія, отдѣленности. Я — все, но сознаю только часть, и отъ того во времени. Смыслъ жизни, то, что мнѣ представляется цѣлью ея (для меня), есть ничто иное, какъ сознаніе своего божественнаго начала, вѣчности, безконечности. И потому представляется, что цѣль жизни есть расширеніе. Но это не цѣль, а свойство сознанія. Сознаніе не переставая работаетъ,
