Страница:L. N. Tolstoy. All in 90 volumes. Volume 54.pdf/586

Эта страница не была вычитана

В виду того, что письмо Вознесенского к митрополиту Антонию было напечатано, притом без его подписи, только за границей («Листки Свободного слова», № 23, 1901), приводим его (с сокращениями): «Ваше высокопреосвященство. Отлучение от церкви Толстого и письмо супруги его, читанное мною еще до выхода его в Церковных Ведомостях вместе с вашим ответом, произвели на меня глубокое впечатление. Я читал и перечитывал это письмо и с каждым разом всё более и более склонялся на сторону Л. Н. Толстого...» «...Если вы говорите, что синод, отлучив от церкви Льва Николаевича, не нарушил заповеди Христа любви к ближнему, если вы говорите, что синодальный акт есть напротив акт любви, акт призыва Толстого к возврату в церковь и верующих — к молитве о нем, то мне кажется, что слова, сказанные вами от лица всех священнослужителей, должны вполне согласоваться с их действиями. Что же мы видим на самом деле? Таврический епископ Николай произнес громовую речь, в которой, обличая всех, не мог обойти молчанием конечно и самого Толстого. И вместо слова любви, вместо молитв за оторванного от церкви одного из членов ее, из уст проповедника Христова учения полился поток ругательств, основания которых нельзя найти ни в одной строчке евангелия, ни в одном слове Христа...» «...Всякому ясно, как божий день, что епископ Николай руководился не любовью к Толстому, как к заблудшему члену церкви, не молиться за него хотел, а с пеной у рта желал уничтожить Толстого в глазах всего общества и, не имея достаточного орудия, которым можно было бы бороться с ним, полагая в основание любовь и молитву, он в злобе замахнулся на него горстью бранных слов...» «...Все вы должны разъяснять смысл Христова учения, должны своими делами подтверждать его на деле. И худо, если вместо Евангелия, с амвона будете произносить одну хулу или, наоборот, слова, мало соответствующие вашей повседневной жизни. Невольно взоры всякого будут искать такого человека, который бы каждое слово свое закреплял делом. А такой человек есть Толстой. Мы не видим, чтобы верховные пастыри — проповедники смирения и чистоты — одевались просто, ели простую пищу, занимались бы физическим трудом, как это делали епископы первых времен христианства. Мы видим только, что они живут в роскошных зданиях, тогда как простые крестьяне чуть не умирают в ужасных избах. Мы видим, что они получают тысячи на содержание только одного самого себя, тогда как крестьяне умирают с голода; мы видим, что они одеваются в шелковые мантии, в блистающие драгоценными каменьями митры, тогда как крестьяне зябнут от холода в изорванном рубище. Это факты и опровергнуть их нельзя...» «...на деле выходит, что подтвердить свое учение у вас нет сил, ереси же допустить в ущерб своему авторитету, вы не хотите, и вот, не зная, чтó делать, вы осыпаете, пользуясь защитой государства, бранью лицо, которое этим самым всё выше и выше становится в глазах общества, тем более что оно смиренно сносит эту брань, и если оправдывается, то оправдывается самым скромным образом — (одна из трех притч о непротивлении злу)...» «...B заключение скажу, что высказанные мною мысли не есть мысли одного лица. Это — мысли тысяч мыслящих людей русского народа, которые будут ждать

567