7 Декабря 1903. Я. П. Послѣдніе два дня нездоровъ — печень. Ничего не дѣлалъ, кромѣ пересматриванья Ш[експира]. Мно[го] народа: Сухотины, Буланже, Жозя, Сережа, Наташа О[боленская]. — Что то очень хорошее думалъ, не записалъ и забылъ. Съ Жозей поспорилъ о духоб[орахъ] не добро.
19 Дек. 1903. Я. П. Андрюшины поступк[и] огорчаютъ меня. Стараюсь сдѣлать чтò могу. Здоровье очень хорошо; но умственная дѣятельность все слаба. Стараюсь принимать это какъ должное и отчасти достигаю. Кончилъ заниматься Шексп[иромъ] и началъ о значеніи религіи. Но написалъ два начала и оба нехороши. Немного написалъ воспоминанія, но къ сожалѣнію не продолжа[лъ].[1] Нѣтъ охоты. Фальшивый купонъ обдумалъ, но не писалъ.
Записано въ книжечкѣ кое что:
1) Читалъ Ma[c]donald’a о развитіи религіознаго чувства въ животныхъ, въ губкѣ даже. Написалъ объ этомъ Ч[ерткову]. Ошибка въ томъ, что онъ ту иллюзію чего то реальнаго, к[оторую] мы испытываемъ, глядя въ пространство и время, скрывающія[ся] въ безконечности, признаетъ за нѣчто реальное, какъ простые люди призна[ютъ] небо, сводъ небесъ за нѣчто реальное. Въ дѣйствительности же сознающій свою духовную сущность человѣкъ видитъ себя всегда въ серединѣ времени и пространства и видитъ себя движущимся и движущим[ся] все вокругъ него. Движеніе же, кот[орое] онъ видитъ, также какъ и многообразность предметовъ въ пространст[вѣ], есть только необходимое условіе его отдѣленности. Все движется и представляется разнообразный міръ въ пространствѣ только п[отому], ч[то] человѣкъ сознаетъ [себя] отдѣленнымъ отъ всего остального существомъ. Не будь онъ отдѣленъ, не было бы движенія и не было бы всего многообразія существующаго.
Отдѣленному человѣку кажется, что онъ движется, и что движется весь міръ, а въ действительности то, чтò сознаетъ въ себѣ человѣкъ, не движется, а всегда сознаетъ себя въ серединѣ времени и пространства,[2] среди безсознательнаго, мало сознательнаго и вполнѣ сознательнаго и всегда стремится слиться
