как я сбила платок с Кати и гладила ее по лицу листьями. Я засмеялась.
— А она скажет, что не спала, — проговорила я шопотом, будто бы для того, чтобы не разбудить Катю; но совсем не затем: мне просто приятно было шопотом говорить с ним.
Он зашевелил губами, передразнивая меня, будто я говорила уже так тихо, что ничего нельзя было слышать. Увидев тарелку с вишнями, он как будто украдкой схватил ее, пошел к Соне под липу и сел на ее куклы. Соня рассердилась сначала, но он скоро помирился с ней, устроив игру, в которой он с ней на перегонки должен был съедать вишни.
— Хотите, я велю еще принести, — сказала я, — или пойдемте сами.
Он взял тарелку, посадил на нее кукол, и мы втроем пошли к сараю. Соня, смеясь, бежала за нами, дергая его за пальто, чтоб он отдал кукол. Он отдал их и серьезно обратился ко мне.
— Ну, как же вы не фиялка, — сказал он мне всё еще тихо, хотя некого уже было бояться разбудить: — как только подошел к вам после всей этой пыли, жару, трудов, так и запахло фиялкой. И не душистою фиялкой, а знаете, этою первою, темненькою, которая пахнет снежком талым и травою весеннею.
— Ну, а что, хорошо всё идет по хозяйству? — спросила я его, чтобы скрыть радостное смущение, которое произвели во мне его слова.
— Отлично! этот народ везде отличный. Чем больше его знаешь, тем больше любишь.
— Да, — сказала я, — нынче перед вами я смотрела из саду на работы, и так мне вдруг совестно стало, что они трудятся, а мне так хорошо, что...
— Не кокетничайте этим, мой друг, — перебил он меня, вдруг серьезно, но ласково взглянув мне в глаза: — это дело свято. Избави вас Бог щеголять этим.
— Да я вам только говорю это.
— Ну да, я знаю. Ну, как же вишни?
Сарай был заперт, и садовников никого не было (он их всех усылал на работы). Соня побежала за ключом, но он, не дожидаясь ее, взлез на угол, поднял сетку и спрыгнул на другую сторону.
— Хотите? — послышался мне оттуда его голос: — давайте тарелку.
