состояние, в котором был Светлогуб ночью во время писания письма и чтения Евангелия, исчезло совершенно, и он не мог опять вызвать его. В душе его был один ужас и перед смертью и перед физическими страданиями, ожидавшими его, а более всего перед теми людьми, которые могли так спокойно, хладнокровно, уверенно делать над ним самое ужасное дело, которое может сделать человек над человеком. Представлять себе то, что ожидает его, он не мог, как не может человек прямо смотреть на солнце. Он только был весь задавлен чем-то. Он был задавлен, а вместе с тем уши слышали, глаза смотрели, рассудок соображал. Когда его вывели из тюрьмы и взводили на колесницу, он видел, что из всех окон смотрят на него, и это сознание подняло его на мгновение, и он воодушевился и вызвал на лице своем спокойное, радостное выражение, оглядывая окна. Когда он ехал по городу, он всё время, высоко держа красивую бледную голову, смотрел перед собою. И сознание того, что он поражает людей своим спокойствием, давало ему силу.
Проезжая по одной из улиц, он заметил мороженика, отпускающего стоявшим около него мальчикам мороженое. Один из мальчиков, старший, увидав колесницу, толкнул товарища локтем и остолбенел. Оба замерли с испуганными, страдающими лицами. Светлогуб видел это, и ему жалко стало мальчиков, и он улыбнулся им. Когда же колесница проезжала через сенную площадь, на которой оставались остатки возов, и Светлогуба поразил любимый им с детства запах сена и конского навоза, запах этот мгновенно перенес его к счастливому времени детства, лошадей, кучеров, беспричинной радости жизни. И такая волна молодой, бодрой, радостной жизни хлестнула в душу Светлогуба. Смерть представлялась ему чем-то совсем невероятным. Когда колесница стала подъезжать к виселице, и он увидал столбы с перекладинами, на него на мгновенье напало сомненье, и он дрогнул, но он тотчас же справился и вспомнил, что на него смотрят, и бледное лицо его продолжало чуть заметно улыбаться. Он всё не верил. Но вдруг случилось что-то ужасное. Человек, простой, живой человек с простым человеческим лицом и вниз смотревшими глазами, это был палач, быстро, решительно подскочил к Светлогубу, накинул ему на голову мешок и куда-то потащил за связанные за спиной руки. В одно и то же время Светлогуб почувствовал грубое насилие этого человека, понял, что никто теперь уже не видит его и незачем теперь являть на своем лице спокойствие и торжественность, и главное в первый раз совсем понял и поверил, что это смерть, то безумное уничтожение, которое не должно, не может быть.
И, поняв это, он закричал, рванулся, но руки были связаны. Что же это? Неужели? Толчок, мучительная боль и прекращение всего.
