прося его ходатайствовать об муже, так как он в меланхолии и покушался уже на самоубийство, потом сочинила себе письмо от мужа и в условленный день вечером отправила его к Уралу. Всё шло так, как она предвидела. Ей принесли письмо, и полковнику донесли о самоубийстве рядового Мигурского.
Все видели ее отчаяние. Она играла свою роль так, что часто муж, слушая ее из чулана, изумлялся на силу ее дарования. Через неделю она подала прошение об отъезде на родину. Когда отъезд был разрешен, она подала другое прошение о том, чтобы разрешено было откопать трупы детей и взять их с собою. Всё было сделано, приготовлен большой ящик, в котором можно было лежать. Гроба детей разрыли, вынули, закопали в соседней могиле, а два гробика пустые вложили в ящик, и всё было готово. В заговоре был Росоловский и служанка Лудвига. Всё шло так успешно, как только можно было желать. Через две недели комендант, не дожидаясь ответа из Оренбурга, дал Альбине разрешение выехать, но для своего успокоения дал ей в провожатые казака урядника, который должен был ее[1] проводить до границы.
Было начало мая. Для того, чтобы не захватить жара и, главное, чтобы ночью поместиться в ящике и уставить его под козла тарантаса, выезд назначен был в 3 часа утра. В три часа пришел казак провожать и привел казак-ямщик тройку лошадей. Альбина с Лудвигой и собачкой сели в тарантас на чемоданы и подушки. Мигурский лежал в ящике под козлами. Казак и ямщик сидели на козлах. Выехали из города, и добрая тройка почти всю дорогу вскачь понесла тарантас, по гладкой, как камень, убитой степной дороге между бесконечными непаханными поросшими прошлогодним серебристо белым ковылем, дороге.
Солнце играло на воде озер и росе ковыля, и сердце замирало и играло в груди Альбины. Альбина давала по полтине на водку, и ямщики гнали во всю прыть. На третьей станции Альбина подходила к ящику в то время как старый ямщик увел, а новый не привел еще лошадей, и казак пошел в харчевню. Он не устал лежать, у него был хлеб и рыба, и он радовался и надеялся. Альбина теперь была уверена в успехе. К вечеру приехали в Саратов. Надо было вывести из ящика Жозю, но казак, усердно прислуживая, не отходил. Альбина, глядя на его доброе белокурое лицо, решилась открыть ему.
— Степан, — сказала она ему. — Зачем тебе с нами ездить, оставайся здесь, а мы одни поедем.
— Мне не приказано.
— Да ведь тебе же лучше. Побудешь здесь недели две, а потом явишься, а я тебе на житье дам. — Она достала кошелек и вынула два золотых. — Возьми.
- ↑ Зачеркнуто: сдать губернатору в Саратове.
