которые я к ней испытывал: я был благодарен ей за ее материнское попечение обо мне[1] и вместе с тем не мог не любоваться временами ее зрелой женской[2] бессознательной прелестью и не испытывать к ней какого-то особенного поэтического чувства.
Я начинал уже поправляться, пароксизмы повторялись уже через два и три дня, и я собирался ехать к полку, когда случилось в нашем укреплении необыкновенное событие.
Это было в июне. Часу в девятом я[3] вышел на улицу и направился к домику Ивана Матвеевича. Солнце выходило из за гор, и[4] было больно смотреть на белые мазанки на противуположной стороне улицы.[5] Становилось уже жарко. Только что я стал подходить к домику с садиком, как с противуположной стороны выехали из-за угла и стуча по камням дороги подковами человек десять всадников.
Двое ехали впереди. По их осанке, оружию и одежде видно было, что это были начальники, остальные их конвой.[6] Они проехали дом Ивана Матвеевича и встретились со мной, шагов десять проехав его.
— Где тут воинский начальник? — спросил меня один из них по русски с армянским акцентом.
Я сказал им, что туда иду, и указал им. Они повернули лошадей и вместе со мной подъехали к крылечку. Дорогой я смотрел на них и никак не мог догадаться, что это были за люди.
Один[7] из этих людей, тот, который спросил меня, был, очевидно, офицер из горцев. Он был одет[8] в черную черкеску,[9] с галунами на хозырях и белом бешмете; оружие было[10] с серебряной отделкой. Лошадь под ним была крупная, золотистая,
- ↑ В подлиннике: о нем
- ↑ Зачеркнуто: простой пре[лестыо]
- ↑ Зач.: вышел однажды ⟨надел свою толстую солдатскую шинель и⟩
- ↑ Зач.: становилось
- ↑ Зач.: и Марья Дмитриевна, окончив свои дела, только что хотела посылать денщика в канцелярию звать Ивана Матвеевича к чаю, когда к дому подъехали верхом какие то люди. — Егоров, поди узнай, — крикнула Марья Дмитриевна, направляясь в спальню. — Кто это? Двое? с конвоем и татары, и казаки. Человек двадцать. Уж не в набег ли? И любопытство так захватило ее, что она поспешно спустила засученные на ее белых полных руках рукава, и повернулась назад. — Погоди, Егоров, — крикнула она, ощупывая руками шпильки в косе и косу. — Ну, ничего, сойдет. Погоди, Егоров, я сама. И Марья Дмитриевна вышла своей молодецкой походкой на крылечко домика. У крыльца стояла целая партия. И казаки, и чеченцы. Впереди выделялось трое.
- ↑ Зач.: У крылечка
- ↑ Зач.: Офицер
- ↑ Зач.: по черкесски
- ↑ Зач.: в сапогах, на маленькой гнедой лошадке; другой мирной, переводчик, в надетой шерстью вверх и козырьком назад папахе, в засаленном бешмете и желтой черкеске. Третий на белой статной лошади в белой черкеске.
- ↑ Зач.: серебряное
