8 апреля[1] 1852 года[2] вечером Хаджи-Мурат с свитою своих четырех человек и двух приставленных к ним караульщиков, надзирателя нухинца Хамиль-Бека и донского урядника Назарова, раньше обыкновенного возвратился с прогулки.
В Нухе Хаджи-Мурату был отведен небольшой, чистый дом в пять комнат недалеко от мечети и ханского дворца.[3] Подъехав к дому, Хаджи-Мурат слез, отдал повод нукеру и, хромая, вошел на крыльцо и в дом. Муэдзин запел на минарете, и Хаджи-Мурат, разувшись, омыл ноги и стал на молитву. Окончив молитву, стал произносить «Лаиллаха илла-ллах» и произнес это тысячу раз,[4] после каждых двадцати раз произнося «Мугамедунрассулах». Потом он встал, взял арабскую рукопись и стал читать. Он читал эту рукопись теперь третий раз в своей жизни и только теперь ему казалось, что он в первый раз понимал весь смысл ее. В рукописи было сказано: «Истинный магометанин не может находиться под властью неверных. Магометанин[5] не может быть ничьим рабом, все магометане равны. И потому тот не магометанин, кто покоряется другому, особенно неверному, тот не может спастись. Все намазы, посты, странствования в Мекку, жертвы бедным и чтение корана не нужны, если он покоряется и служит неверным. И потому первая обязанность магометанина, если он во власти неверных, есть[6] война против них до тех пор, пока будешь свободен от них». «Лаиллаха иллаллах. Мугамедунрассулах»,— повторил Хаджи-Мурат, закрыв глаза и вспоминая, где он, и что он нынче еще обещал через приезжавшего к нему адъютанта главнокомандующего, которому он обещал провести войска в Дагестан и отвоевать Хунзах, всю Аварию и, если не покорить, то вызвать Шамиля. Он обещал приехать опять в Тифлис к этим неверным собакам, чтобы сговориться с тем самым князем Аргутинским, с которым он воевал и которого разбивал не раз в продолжение десяти лет. — Вот в каком он был положении, и не было из него выхода. Не было выхода, потому что он ушел один, оставив в горах жену и сына. Они должны были выдти с ним вместе, но их задержали, и они были теперь в руках Шамиля. А он знал, что такое Шамиль.[7] Не уйти же ему нельзя было. Шамиль[8] сменил его с наибства, потребовал от него всего его богатства
- ↑ Зачеркнуто: Хаджи-Мурат
- ↑ Зач.: был ясный, солнечный день, рисовые ноля вокруг
- ↑ Зач.: ⟨В этом доме⟩ Это было в Нухе вечером. Муэдзин уже пропел свои призывы к молитве, в лагере пробили зорю. Хаджи-Мурат сидел один на ковре в своей отдельной комнате и читал арабскую рукопись Джемал-Эдина о тарикате.
- ↑ Зач.: потом он сел на ковер и взял
- ↑ На полях: свобода и истина
- ↑ Зач.: освобождение себя от них
- ↑ Зач.: Шамиль выколет ему глаза или казнит его сына. И этот сын
- ↑ Зач.: боялся его и хотел убить его
