на рабов и господ — так же определенно, как, несмотря на сумерки, разделяются сутки на день и ночь.
Если у рабовладельца нашего времени нет раба Ивана, которого он может послать в отхожую яму чистить свои испражнения, то есть 3 рубля, которые так нужны сотням Иванов, что рабовладелец нашего времени может выбрать любого из сотни Иванов и облагодетельствовать его тем, что предпочтительно перед другими позволит ему лезть в яму.
Рабы в наше время — не только все те фабричные и заводские рабочие, которые, чтобы существовать, должны продаваться в полную власть хозяев фабрик и заводов, — рабы и все почти землевладельцы, работающие не покладая рук на чужих полях чужой хлеб, убирая его в чужие гумна, или обрабатывающие свои поля только затем, чтобы уплачивать проценты за непогасимые долги банкирам, — такие же рабы и все бесчисленные лакеи, повара, горничные, проститутки, дворники, кучера, банщики, гарсоны и т. п., которые всю свою жизнь исполняют самые несвойственные человеческому существу и противные им самим обязанности.
Рабство существует в полной силе. Но мы не сознаем его, так же, как не сознано было в Европе, в конце XVIII столетия, рабство крепостного права. Люди того времени считали, что положение людей, обязанных обрабатывать для господ землю и повиноваться им, было естественное, неизбежное экономическое условие жизни, и не называли этого положения рабством.
То же самое и среди нас: люди нашего времени считают положение рабочих естественным, неизбежным экономическим условием и не называют этого положения рабством.
И как к концу XVIII столетия люди Европы понемногу стали понимать, что то, прежде казавшееся естественной и неизбежной формой экономической жизни, положение крестьян, находящихся в полной власти господ, нехорошо, несправедливо и безнравственно и требует изменения, так и теперь начинают люди нашего времени понимать, что казавшееся прежде вполне законным и нормальным положение наемных и вообще рабочих — не таково, каким оно должно бы быть, и требует изменений.
Положение рабства нашего времени находится теперь совершенно в том же фазисе, в котором находилось крепостное право
