— Ну, если ты и правъ, — сердито говорила Вильгельмсону жена врача, поднося одной рукой папиросу ко рту, затягиваясь и пуская дымъ черезъ носъ, а другою устанавливая на листъ газетной бумаги чайникъ и чашку отъ икры, наполненную сахаромъ, — если ты и правъ, то это не резонъ осуждать то, что они дѣлаютъ. И то хорошо.
— Господа, нужно непремѣнно устроить общую артель съ поляками, — сказалъ Земцов, желая перебить разговоръ.
Въ это время вошла Марья Павловна.
— Ну, что?
— Да очень трогательный человѣкъ эта Маслова, — сказала Марья Павловна. — Представьте, онъ предлагалъ ей опять жениться, и она отказала ему.
— Онъ, вѣрно, зналъ это, — сказалъ, еще больше нахмурившись, всегда нахмуренный Вильгельмсонъ.
— Нѣтъ, но какая хорошая натура! Очевидно, она любитъ его и любя приноситъ жертву.
— Я всегда вамъ говорилъ, — весь покраснѣвъ, заговорилъ Вильгельмсонъ, — это высокая натура, которую не могла загрязнить та грязь, которой ее покрывало наше поганое общество.
Земцовъ, Марья Павловна и жена врача переглянулись. Жена врача прямо расхохоталась. Они всѣ давно замѣчали особенное отношеніе Вильгельмсона къ Масловой. Они видѣли, что онъ искалъ всякаго случая встрѣчаться съ ней въ коридорѣ и даже перемѣнялся въ лицѣ, когда встрѣчалъ ее и говорилъ съ ней.
Въ послѣднее время онъ, всегдашній врагъ женщинъ и въ особенности женитьбы, сталъ развивать новую теорію о возбуждающей всѣ духовныя силы человѣка брачной, исключительной связи мущины и женщины. Связь эта по его теоріи могла быть совершенно платоническая.
Онъ высказывалъ теперь по отношенію къ Масловой особенную сентиментальную нѣжность, и въ дневникѣ его были страницы, выражавшія восторженную любовь къ ней.
Вильгельмсонъ, несмотря на свои 27 лѣтъ и черную бороду, не зналъ женщинъ и избѣгалъ ихъ. Здѣсь же, въ тюремномъ уединеніи, случайное сближеніе съ Масловой, существомъ совершенно другого міра, неожиданно захватило его такъ, что онъ страстно влюбился въ нее.
Любовь эта, съ его настроеніемъ самоотверженія, усиливалась еще мыслью о томъ, что она жертва ложнаго устройства міра и что хотя она проститутка, а выше и лучше всей грязи женщинъ буржуазной среды.
— Да, я знаю, что это прекрасная натура, чистая и высоко нравственная.
— Да почемъ ты знаешь?
— Знаю.
— И онъ правъ, — сказала Марья Павловна, — она прекрасный
