сильное чувство овладѣло имъ, и онъ чувствовалъ, что овладѣваетъ и ею. Онъ понялъ, какое это было чувство. Онъ, не выпуская ее изъ своихъ объятій, посадилъ ее на постель, но, услыхавъ шумъ въ коридорѣ, сказалъ:
— Я приду къ тебѣ ночью. Ты вѣдь одна.
— Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, ни за что, — говорила она, но только устами.
Матрена Павловна вошла въ комнату и, замѣтивъ ихъ лица, насупилась и выслала Катюшу.
— Я сама сдѣлаю.
Валерьянъ видѣлъ по выраженію лица Матрены Павловны, что онъ дѣлаетъ нехорошо, да онъ и такъ зналъ это, но чувство, новое чувство, выпроставшееся изъ за прежняго чувства любви, овладѣло имъ. Онъ не боялся этаго чувства, онъ зналъ, чтò надо дѣлать для удовлетворенія этаго чувства, и не считалъ дурнымъ то, чтò надо было дѣлать, и отдался этому чувству воображеніемъ, и чувство овладѣло имъ. Весь день онъ былъ не свой. Онъ чувствовалъ, что совершается что-то важное и что онъ ужъ не властенъ надъ собой. Онъ цѣлый день и вечеръ искалъ случая встрѣтить ее одну; но, очевидно, и она сама избѣгала его и Матрена Павловна старалась не выпускать ее изъ вида. Но вотъ наступила ночь, всѣ разошлись спать. Валерьянъ зналъ, что Матрена Павловна въ спальнѣ у тетокъ и Катюша въ дѣвичьей одна. Онъ вышелъ на дворъ. На дворѣ было тепло, и бѣлый туманъ, какъ облако, наполнялъ весь воздухъ. Шагая черезъ лужи по оледенѣвшему снѣгу, Валерьянъ обѣжалъ къ окну дѣвичьей. Катюша сидѣла у стола и смотрѣла передъ собой въ задумчивости, не шевелясь; потомъ она улыбнулась и покачала, какъ бы на свое воспоминаніе, укоризненно головой.
Онъ стоялъ и смотрѣлъ на нее и невольно слушалъ страшные звуки, которые доносились съ рѣки, текшей въ 100 шагахъ передъ домомъ. Тамъ, на рѣкѣ, въ туманѣ, шла неустанная тихая работа, ломало ледъ, то сопѣло что-то, то трещало, то осыпалось, то звѣнѣло — ломало ледъ. Онъ стоялъ, стоялъ, любуясь ей. Странное чувство жалости къ ней западало къ нему въ сердце, глядя на ея задумчивое, мучимое внутренней работой лицо. Онъ начиналъ жалѣть ее и боялся этой жалости. И чтобы скорѣе заглушить эту жалость другими чувствами вожделѣнія къ ней, онъ стукнулъ въ окно. Она вздрогнула, какъ подпрыгнула, ужасъ изобразился на ея лицѣ. Она придвинула свое лицо къ стеклу — выраженіе ужаса не оставляло ее, не оставило даже и тогда, когда она узнала его. Она улыбнулась только, когда онъ улыбнулся ей, улыбнулась, только какъ бы покоряясь ему. Онъ махалъ, звалъ, а она помотала головой, что нѣтъ, не выйдетъ. Онъ хотѣлъ уговаривать, но вошла Матрена Павловна, и Валерьянъ ушелъ. Долго онъ ходилъ въ туманѣ, слушая ледъ, и колебался, уйти или опять подойти. Онъ подошелъ:
