настоятельностью, с которой Нехлюдов требовал свиданья с ним.
— Что вам угодно? — строго спросил прокурор.
— Я присяжный, фамилия моя Нехлюдов, и мне необходимо видеть подсудимую Маслову, — быстро и решительно проговорил Нехлюдов, краснея и чувствуя, что он совершает такой поступок, который будет иметь решительное влияние на его жизнь.
Прокурор был невысокий смуглый человек с короткими седеющими волосами, блестящими быстрыми глазами и стриженой густой бородой на выдающейся нижней челюсти.
— Маслову? Как же, знаю. Обвинялась в отравлении, — сказал прокурор спокойно. — Для чего же вам нужно видеть ее? — И потом, как бы желая смягчить, прибавил: — Я не могу разрешить вам этого, не зная, для чего вам это нужно.
— Мне нужно это по особенно важному для меня делу, — вспыхнув, заговорил Нехлюдов.
— Так-с, — сказал прокурор и, подняв глаза, внимательно оглядел Нехлюдова. — Дело ее слушалось или еще нет?
— Она вчера судилась и приговорена к четырем годам каторги совершенно неправильно. Она невинна.
— Так-с. Если она приговорена только вчера, — сказал прокурор, не обращая никакого внимания на заявление Нехлюдова о невинности Масловой, — то до объявления приговора в окончательной форме она должна всё-таки находиться в доме предварительного заключения. Свидания там разрешаются только в определенные дни. Туда вам и советую обратиться.
— Но мне нужно видеть ее как можно скорее, — дрожа нижней челюстью, сказал Нехлюдов, чувствуя приближение решительной минуты.
— Для чего же вам это нужно? — поднимая с некоторым беспокойством брови, спросил прокурор.
— Для того, что она невинна и приговорена к каторге. Виновник же всего я, — говорил Нехлюдов дрожащим голосом, чувствуя вместе с тем, что он говорит то, чего не нужно бы говорить.
— Каким же это образом? — спросил прокурор.
— Потому что я обманул ее и привел в то положение в котором она теперь. Если бы она не была тем, до чего я ее довел, она и не подверглась бы такому обвинению.